Лиза сняла маску с лица, зажала её в кулаке и уронила прямо в урну у подъезда. Хотела — плюнуть следом, но воспитание, мать её, не позволило. Да и соседи теперь всё как на допросе с камер. Улыбайся. Сиди прямо. Не вздыхай. Ты же женщина, мать, жена, «держишь дом». Вот только от этого дома уже тошнило. Особенно от Егора. Её мужа, бизнесмена.
— Егор, я дома, — устало крикнула Лиза, задвигая входную дверь, как мешок с цементом.
Из кухни донеслось:
— Ага. Возьми себе что-нибудь. Я сегодня в разгрузке, на интервальном.
— Удивительно. Я, значит, на интервале между двумя работами, а ты у нас — на интервальном питании, — пробурчала Лиза и сбросила туфли, чуть не потеряв палец.
Он сидел в трусах и футболке с надписью «Идея — дороже денег». Всё, как обычно: ноут на коленях, тарелка с сыром и огурцами рядом. Похоже, его бизнес снова в стадии «глубокой прокачки мышления».
— Слушай, — начал он, не отрываясь от экрана, — я тут посчитал… Ты в этом месяце меньше на две тысячи перевела на общий счёт. Это потому что по выходным ты стала уставать?
— Это потому что ты не работаешь, Егор. Вообще. Совсем. И аренду за офис, который ты «держишь», плачу я. А ещё за свет, за интернет, за стиралку, которой ты развлекаешься, как пенсионер с радио.
— Ну ты же понимаешь, — голос Егора стал тягучим, как варенье на жаре, — мы сейчас в фазе развития. Я тестирую новые каналы.
— Ты бы лучше канализационные трубы протестировал, они подтекают. А то твои «каналы» — это TikTok и мемы с мотивацией.
— Лиз, — он отложил ноут, встал и пошёл за ней, — давай не будем срываться. Я просто сказал: минус две тысячи. Это же факт. А зачем ты так на меня нападаешь?
— Потому что ты у меня живёшь, Егор. И живёшь — за мой счёт, — голос Лизы задрожал, но она не отступила. — Два года назад ты обещал: «Вот только встану на ноги». Где эти ноги? Почему они вечно лежат на диване?
— Слушай, — он рассмеялся, нервно, — тебе бы в бухгалтерию. Или лучше в налоговую. У тебя талант — высчитывать по копейке.
— У меня талант выживать, Егор. С двумя детьми и мужем-декоратором мечт.
Он хлопнул дверцей холодильника, захлопнул ноут, прошёл мимо неё в комнату.
— Я что, по-твоему, не стараюсь? Я в процессе! Проекты не делаются за ночь!
— Назови хоть один, — Лиза пошла за ним. — Один проект, Егор. Конкретный. С датами, результатом и… прибылью!
— Я работаю над платформой. Для самозанятых. Она в тестовом режиме. Просто у меня нет инвестора.
— А я кто, по-твоему? Твой инвестор? Или доярка, которую можно доить, пока платёжки не лопнут?
Он сел на кровать, уставился в стену.
— Не обязательно сразу в лицо кидаться. Я просто хотел напомнить про дисциплину. У нас же общая семья.
— У нас общая проблема, Егор. Это ты.
Он посмотрел на неё. Впервые — как будто по-настоящему.
— Ну… если тебе так тяжело, может, я уйду?
— Не может, а должен.
В комнате повисла тишина. Слишком плотная, чтобы дышать.
— Я тебя просто просил перевести две тысячи, — буркнул он и снова уткнулся в телефон.
— А я прошу тебя освободить квартиру. Неделя. — Лиза сказала это тихо, но безапелляционно.
— Ты не можешь меня выгнать. У нас брак. И дети.
— Я могу всё. И знаешь, что самое интересное? Я уже сделала это в голове. Осталось только технически. Я расторгаю договор аренды, Егор. Интернет — отключу. У тебя будет неделя. Живи, как хочешь. Но не здесь.
Он встал. Сначала будто хотел сказать что-то. Потом вдруг сжал кулаки и… сел обратно.
— Ты с ума сошла, — пробормотал он.
— Наконец-то ты заметил. Я и правда была сумасшедшей — когда тащила тебя, взрослого мужика, на себе. Всё. Мне хватит. Даже моя мама сказала: «Хоть бы он случайно в банк устроился — чтобы хоть раз поработал».
Он хмыкнул.
— А твоя мама — это у нас главный критерий успеха, да?
— Ты бы знал, сколько она терпела от отца. Но там хоть отец клал кирпичи, а не перекладывал их в голове.
— Я просто… не такой, как они. У меня другое мышление.
— Да уж. И мышление, и питание, и жизнь — всё по графику, только вот денег нет. Всё равно ноль.
— Ты не веришь в меня, — тихо сказал он, почти искренне.
Лиза на секунду опустила глаза. Потом посмотрела на него прямо:
— Поздно. Я два года верила. Теперь мне нужен не проект, а покой.
Он встал снова. Теперь с другим лицом. Как будто что-то понял.
— То есть всё? Ты выгоняешь меня?
— Не выгоняю. Освобождаю. Это разные вещи.
Поздно вечером она сидела у окна, глядя, как он вышел на балкон курить. Он впервые за полгода не включил музыку. Не рассказывал про «стратегию роста» и не клянчил деньги на «промо». Просто стоял.
А Лиза впервые не чувствовала вины. Ни капли.
— Мам, а почему папа грустный? — спросил из-за спины сын.
— Потому что папа — проект, который я закрываю, — ответила она и прижала сына к себе.
Егор исчез на третий день. Просто ушёл утром с ноутбуком подмышкой и с выражением лица, как будто он не жил на Лизины деньги, а спасал её от голода своими идеями. Она думала — всё, ушёл. Спасибо, Господи. Закрыла дверь, на всякий случай поменяла код на домофоне, стёрла его отпечаток из умного замка и наконец впервые за много месяцев выдохнула, не оглядываясь.
А на четвёртый день он вернулся. С подарком. С мамой.
— Знакомься, это Валентина Сергеевна, — с этим мерзким официозом он втащил в квартиру женщину с лицом директора совхоза и повадками прокурора в отставке. — Я подумал, раз ты хочешь, чтобы я ушёл — я уйду. Но не один.
— Ты что несёшь, Егор? — Лиза стояла в коридоре в домашней майке, с тряпкой в руке и взглядом, который мог бы расплавить дверной косяк.
— Мам, ты проходи, не стесняйся, — сказал он с лаской, которую Лиза никогда в его голосе не слышала. — Это же теперь и твой дом. Внуки тут. Семья.
— Вот спасибо, Егорушка. Не зря я родила тебя. Не бросаешь мать в старости, — с важной миной проговорила Валентина Сергеевна, разуваясь, будто въезжала в санаторий.
— А вот это ты сейчас серьёзно? — Лиза обернулась к Егорy. — Ты притащил свою мать… ко мне? В квартиру, которую я оплачивала три года? После того, как я тебе дала неделю — СЪЕХАТЬ?
— Во-первых, квартира в браке считается совместно нажитой, — с деловым видом начал Егор.
— НЕ НАЖИТОЙ, Егор! Тут даже пыль — МОЯ! Я её за свои налоги вытираю!
— Я просто считаю, что пока мы не оформили всё юридически, ты не имеешь права выгонять мою мать. Она пожилой человек. А ты… ну ты же не зверь, Лиза?
— Да я зверинец сейчас устрою, — прошипела Лиза.
— Всё, дети, спокойно, — вступила Валентина Сергеевна, оглядывая стены, — я тут ненадолго. Пока не оформлюсь. Мне Егор сказал, вы разводитесь. А значит, делим всё.
— Что делим, мать? Долги за свет? Или мебель из IKEA, которую я сама собирала на четвертом месяце беременности?
— Мы делим не вещи, а жизнь, — театрально сказал Егор.
— Если ты сейчас начнёшь цитировать мотивационные паблики, я в тебя чем-нибудь тяжелым кину, — Лиза шагнула к нему. — Ты бы хоть детей предупредил, что бабушка переезжает. Ты хоть спросил у них?
— Да я и сам не знал. Решил спонтанно. По-мужски. Быстро.
— По-мужски? Это ты свою мать в мой дом всунул — «по-мужски»?
В это время дети выглянули из комнаты. Старший, Никита, шёпотом сказал:
— Мам, а это кто?
— Это бабушка Валя, — через зубы ответила Лиза. — Но надолго не запоминай.
— А я смотрю, у вас тут полы не мытые, — между делом заметила Валентина Сергеевна. — Ничего. Я заодно порядок наведу. А то, гляжу, хозяйка-то — не шибко.
— Вы сейчас меня оскорбили? — Лиза повернулась к ней.
— Я? Да что вы! Просто констатирую факт.
— Мам, не начинай, — быстро вставил Егор, — Лиза уставшая. У неё вон две работы.
— А-а-а, уставшая, — протянула та. — А на кухне заварка вчерашняя. И дети до сих пор не переобуты.
— Мы дома, бабушка, — сказал младший сын. — Тут в тапках ходят.
— В тапках, говоришь… — она скептически осмотрела ребёнка. — И кто же тебя так воспитал?
— Я, — ответила Лиза и села, наконец, на диван. — А теперь, оба — на выход. С вещами.
— Лиза, — устало сказал Егор, — ты же понимаешь, как это будет выглядеть? Ты выгоняешь мать одного из жильцов? Это как минимум — античеловечно. Как максимум — судом пахнет.
— Судом будет пахнуть, если я не вызову психиатра, — Лиза взяла телефон. — Всё. Ты сам выбрал. Неделя была. Ты не ушёл. Притащил маму. Шантажируешь детьми. Ты думаешь, что если ты теперь с ней — я растеряюсь?
— Я думаю, ты не посмеешь.
— Ошибаешься.
Она нажала кнопку вызова и открыла дверь. В подъезде стояла соседка с собачкой. На секунду Лиза посмотрела на неё — и вдруг поняла, как это выглядит со стороны: стоишь с вытаращенными глазами, твой бывший — с мамой и с рюкзаком, дети наблюдают, собака нюхает труп семейной жизни.
— Валентина Сергеевна, — Лиза глубоко вдохнула, — за мной сейчас придёт полиция. Я вас официально уведомляю: вы здесь не прописаны. Квартира арендуется мной, договор на мне. И теперь — вы находитесь здесь без моего согласия.
— Ну и хамка же ты, — процедила свекровь.
— Лучше быть хамкой, чем бесплатным хостелом. Прощайте.
Через сорок минут Валентина Сергеевна покинула квартиру с выражением лица, как будто её выселяли с поста министра обороны. Егор шёл следом, неся два пакета и коробку из-под пиццы, в которой был его ноутбук.
— Ты понимаешь, что ты сейчас сделала? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да. Освободила квартиру от двух паразитов. Один — бесполезен, вторая — токсична. Но оба — не в моём будущем.
— Я просто хотел восстановить семью, — хрипло бросил он.
— С помощью мамы? Серьёзно?
— А вдруг сработало бы.
Лиза стояла в коридоре. Вся дрожала. От злости, от усталости, от этой бесконечной войны за каждый сантиметр свободы.
— Знаешь, Егор… Я думала, хуже некуда. Но ты доказал: дно — это не предел. Это образ жизни. И ты в нём — как рыба. Плаваешь.
Он захлопнул дверь. И впервые — не стукнул.
Позже, ближе к ночи, Лиза написала подруге:
«У него была неделя, но он решил не уходить. Теперь я уйду. Только не из квартиры — из этой жизни. Снова начну. С нуля. Только без балласта».
Она легла, включила сериал и, наконец, впервые за долгое время — уснула без тревоги.
Всё началось с цветочного горшка.
Точнее — с того, что он разбился. Прямо у двери, в субботу утром.
— Это что, угроза? — спросила Лиза, когда увидела под ногами осколки керамики и влажную землю.
— Не-а, это же мой фикус вернём семью, — ухмыльнулся Егор. — Не прижился. Как и я.
Он снова стоял в коридоре. В белой рубашке. С гладким лицом. Побрился. И принёс, черт бы его побрал, торт. Правда, судя по пакету, распродажный.
— Это ты серьёзно? — Лиза отступила вглубь квартиры. — Цветочный терроризм и приторная взятка?
— Лиза, я всё обдумал. И решил: я останусь. У нас же семья. У нас дети. И у нас равные права. Так ведь?
— Егор, ты всё уже решил. И цветок, и торт, и возвращение мамы — ты всё решаешь, только чтобы не работать.
— А я, между прочим, вышел на фриланс. У меня первый заказ — оформление сайта!
— Надеюсь, не сайта с рецептами. Потому что у тебя, кроме лапши на уши, ничего не получается.
— Ты всё ещё злишься… — сказал он с таким лицом, будто она не имеет права, вообще никакого.
— Я не злюсь, Егор. Я устала. Устала держать семью одной рукой, пока вторая отмахивается от тебя.
Дети выглянули из комнаты. Младший тихо спросил:
— Папа вернулся?
— Пока нет, — твёрдо ответила Лиза.
Через час он сидел на кухне. С тортом. В носках. Рассказывал детям, что скоро у него будет «офис дома», а мама «переутомилась от быта».
— Ты меня выставляешь психопаткой? — спросила она, зайдя с корзиной белья.
— Да нет. Просто детям же надо знать, что у мамы… ну, как бы, период.
— У мамы был «период» — два года. Когда ты просыпался в три дня, а я собирала детей в садик. Когда ты сочинял мотивационные тексты, а я мыла пол. Когда ты говорил, что жизнь — это марафон. А ты, Егор, даже до старта не дошёл.
— Я ведь ничего плохого не делал, Лиза, — его голос стал жалостливым. — Я просто… не справился. Я — слабый. Но это не повод меня топтать.
— А кто сказал, что я топчу? Я просто убираю тебя с дороги. Чтобы не спотыкаться.
— Так ты считаешь, что я тебе мешаю?
— Я считаю, что ты — это экзамен, который я завалила. И пересдавать не собираюсь.
Он встал. Пошёл в комнату. Взял свой рюкзак. Зашёл обратно на кухню.
— Тогда я забираю детей.
— Чего? — Лиза обернулась так резко, что чуть не уронила бельё.
— Да. Я отец. У меня такие же права. И если ты считаешь, что я не справился — дай мне шанс. С детьми.
— Это ты шутишь?
— Нет.
— Ты хочешь забрать детей. Куда? В мамину квартиру с мухами и обоями из девяностых? С твоими заказами, которых не существует? С лапшой и фикусами?
— Я имею право. И я могу подать в суд.
— Подай. Только знай: если ты заберёшь у меня хоть носок сына — я подниму всех. Школу, сад, опеку, участкового. Я не отдам своих детей тебе, потому что ты не способен обеспечить даже себя.
Он молчал. Потом сказал:
— Ты была другой. Когда мы только начинали.
— А ты был в рубашке, говорил о будущем и платил за кофе. А потом — начал брать кредиты и «вкладываться в идеи».
— Я хотел быть другим.
— А я хотела — семью. Любовь. Понимание. Вместо этого я получила тебя. Сказочника, который обещал яхту, но еле справляется с туалетом.
Вечером она сидела в темноте. Дети спали. Он ушёл. Не хлопнув дверью, не бросив торта. Просто — вышел. Как будто выдохся.
Лиза думала, что это всё. Конец. Но на следующее утро раздался звонок.
— Лиза? Это Марина, твоя бывшая соседка. Егор сегодня у нас был. Искал жильё. Сказал, что ты его выкинула и лишила всего. Плакал. Сказал, что ты его унижала…
— Он это сказал?
— Да. И добавил: «Она даже торт не съела».
Лиза закрыла глаза. Подошла к холодильнику. Достала коробку. Посмотрела на этот чёртов торт.
И наконец — разбила его об стол.
— Всё. Точка. Больше меня никто не будет покупать за сливочный крем.
В тот же вечер она отменила все переводы, закрыла общий счёт, изменила фамилию в документах детей и вызвала юриста.
Это была не просто неделя до свободы. Это был чёткий финал.
Егор больше не появлялся. Только иногда — в воспоминаниях. Как ошибка. Как пустое место за семейным столом. Как проект, который больше не нужен.
