Смерть тётушки Глафиры, надо отдать должное, была тихой, благообразной и очень своевременной. Она не нарушила ничьих планов, не заставила никого менять билеты на курорт и даже, если вдуматься, оказала семье неоценимую услугу, предоставив повод для грандиозного скандала. А в семье Примаковых без скандала жить было так же немыслимо, как без салата оливье на Новый год.
Наследство, скромное, но приятное, состояло из загородного домика с мышиным населением и старой, но просторной трёхкомнатной квартиры в городе. Дележ прошел со свойственным клану Примаковых изяществом.
Лариса Дмитриевна, мать семейства, женщина с властным взглядом и перманентом цвета спелой баклажанной икры, взяла слово первая:
– Дача, – изрекла она, водружая на нос очки в черепаховой оправе, как судья надевает парик перед вынесением смертного приговора, – дача будет нашей. Ивану (это её мужу, человеку с вечно виноватым видом) нужен воздух. Да и вам, детки, – она бросила взгляд на сына Игоря и его жену Таню, – негде будет летом отдыхать с ребёнком. Мы вас будем приглашать.
Таня, укачивающая на руках двухлетнюю Леру, лишь едва заметно поджала губы. “Приглашать” у свекрови означало спать на продавленном раскладушке на веранде, слушать лекции о правильном мариновании огурцов и отбиваться от попыток накормить ребёнка солёным арбузом.
– А квартира, – продолжила Лариса Дмитриевна, смакуя момент, – будет вашей. Молодым нужно свое гнездышко. Правда, Иван?
Иван, сидевший в кресле, как воробей на высоковольтном проводе, вздрогнул и пробормотал:
– Конечно, Лара, конечно. Гнездышко нужно.
Так и порешили. Примаковы — старшие забрали дачу. Примаковы — младшие, Игорь, Таня и маленькая Лера, с радостью, смешанной с легким предчувствием беды, въехали в квартиру тётушки Глафиры.
Квартира “благоухала” старой жизнью: нафталином, лавандой и пирогами, которые тётушка пекла, кажется, ещё при Брежневе. Таня, девушка с дипломом дизайнера и характером — кремень, сразу затеяла ремонт. Две недели стоял адский гул, пахло краской, и Игорь, приходя с работы, замирал на пороге в священном ужасе, наблюдая, как его жена с безумным блеском в глазах сносит очередную перегородку.
Но вот уже были готовы гостиная в цвете “морской волны” и детская, похожая на конфетку в пастельных тонах. Оставалась спальня. Таня уже присмотрела обои с шелкографией и строила планы на выходные. Мир и гармония были так близки.
Но… их разрушил визит Ларисы Дмитриевны.
Свекровь явилась, как всегда, без предупреждения, в сопровождении Ивана, который тащил на плече какой — то тяжеленный ящик с инструментами:
– Ну что, дорогие, как поживаете? – прогремела мать, сметая с пути тапочки, – я вот вам подарок привезла! Не благодарите!
Таня вышла из ванной с тряпкой в руках. Игорь прекратил попытки собрать полку, купленную в маркетплейс:
– Подарок? – насторожилась Таня. Опыт подсказывал, что “подарок” от свекрови – это либо банка непонятного варенья, либо очередной свитер “на вырост” для Лерочки, который можно было бы носить всей семьей одновременно.
– Ага! – Лариса Дмитриевна улыбнулась, а затем нахмурилась и посмотрела на мужа.
Иван, кряхтя, скрылся за дверью. Через минуту раздался стук, скрежет и мощное мужское пыхтение. В проеме двери показался угол огромного, темного, полированного предмета. Он плыл в квартиру, как неуклюжий лакированный корабль, угрожая снести все на своем пути. Несколько грузчиков с трудом тащили “лакированного монстра” без ножек. Ножку нёс в руках супруг Ларисы Дмитриевны.
Таня замерла. Игорь выпустил из рук шестигранный ключ.
– Мам… это что? – выдавил он.
– Рояль! – с гордостью объявила Лариса Дмитриевна, словно это был первый крик новорожденного внука, — тётушкин рояль! “Беккер”, между прочим. Антиквариат!
Рояль, с трудом прошедший в дверной проем, занял ровно половину пространства. Он стоял там, огромный, громоздкий, молчаливый и абсолютно бессмысленный, как памятник самому себе. Его полировка была исцарапана, одна ножка слегка отходила, а клавиши пожелтели от времени.
В квартире воцарилась мертвая тишина. Лера, привлеченная шумом, вышла из комнаты, тыча пальчиком в монстра, спросила:
– Бах-бах?
– Вот именно, “бах-бах”, – прошептала Таня, приходя в себя, – бах-бах нашей гостиной. Лариса Дмитриевна, Вы это серьёзно?
– А как же! – свекровь уже вытирала тряпочкой пыль с крышки, — на даче сырость зимой, испортится инструмент. А тут вам красота! Лерочка подрастет, будем учить её музыке! Внучка Примаковых должна быть всесторонне развита!
– Она должна иметь пространство для игр! – вспыхнула Таня, – а не лазить по этому… этому грому среди ясного неба! Игорь, скажи что — нибудь!
Игорь, пойманный между молотом и наковальней, замялся:
– Ну, мама, может, правда, он такой большой. Места нет.
– Место есть! – отрезала Лариса Дмитриевна, – диван передвинете или телевизор на стену повесите. Это же память о тётушке! Вы что, варвары, чтобы выкидывать такие вещи?
Вечером грянула битва титанов. Вернее, битва одной разъярённой тигрицы и двух испуганных волчат. Избавиться от рояля не удалось. Свекровь была категорична, а грузчики быстро сели в машину и исчезли, как только получили деньги за работу.
*****
Вечером, когда Лерочка уже спала, в спальне супругов Примаковых — младших продолжалась буря:
– Он должен немедленно исчезнуть! – Таня метала молнии взглядом в сторону мужа, который собирался лечь спать, – я не буду жить в салоне старого пианино! Я два месяца ремонт делала, а не концертный зал обустраивала!
– Танюш, ну он же старинный. Может, и правда, память…
– На память можно было взять шкатулку для бижутерии или тот уродский сервиз с розами! Но не транспортное средство для перемещения в XIX век! Звони своей матери и говори, чтобы завтра же его забрала!
– Я не могу… Ты же знаешь маму…
На следующий день Таня позвонила сама. Разговор был коротким и огнеопасным. – – Лариса Дмитриевна, заберите, пожалуйста, рояль. Он нам мешает.
– Дорогая, потерпите. Это же для Леры.
– Для Леры у нас есть манеж и три квадратных метра свободного пола. Ей не нужен рояль.
– Мне кажется, ты не понимаешь ценности вещей, Таня. Квартира, напомню, тётушкина. И моя, если уж на то пошло. И если роялю суждено стоять там, то он будет стоять. Не нравится — выселяйтесь.
Щелчок трубки прозвучал как выстрел. Таня стояла посреди своей идеальной гостиной, наполовину заполненной пузатым реликтом, и тихо тряслась от бессильной ярости. Она ненавидела этот рояль. Ненавидела его молчаливое, давящее присутствие. И тогда в её голове, отполированной до блеска курсами по тайм — менеджменту и артхаусным кино, родился коварный, блестящий план. План мести.
Она принялась звонить подругам, коллегам, даже дальним родственникам. Голос её был томным, полным тайны.
– Представляешь, мы тут получили в наследство старый рояль… Да, «Беккер»… Так вот, (она бросала взгляд на мужа, который мирно смотрел телевизор) я выяснила на следующий же день, что это же раритет! Такая же редкость, как скрипки Страдивари! Говорят, на аукционах такие уходят за сотни тысяч… да-да, долларов! Нет, мы пока не знаем, что делать, свекровь против продажи, она сентиментальная… Но такой шанс!..
Слухи, как круги на воде, поползли по городу. Через два дня “наследством” уже вовсю интересовался сосед дядя Миша, спрашивающий о “золотом рояле” у заспанного Игоря в лифте.
Игорь, человек простой и доверчивый, пришел домой озадаченный.
– Тань, а правда, что этот рояль такой ценный? Как по мне – старье старьем. Дядя Миша говорит, все обсуждают. Таня сделала удивленные глаза.
– Ну, может, и правда, зря мы его сплавить хотим? Хотя твоя мама ни за что не согласится…
Игорь, польщенный своей внезапной проницательностью в вопросах антиквариата, на следующий же день поехал к родителям – поделиться сенсационной новостью.
Он вернулся через три часа. На пороге стояла сияющая Лариса Дмитриевна в пальто и пуховом платке, а за ней, как обычно, плелся Иван.
– Ну что, детки, – заверещала мать, едва переступив порог, – я тут подумала… Пожалею я вас. Места вам действительно мало. А рояль, и правда, может не пригодится Лерочке. Мы его заберём. На дачу. Поставим в гостиной, утеплим стены…
Таня, делая вид, что расстроена, вздохнула:
– Жалко, конечно… такой раритет… Но если вы настаиваете… Только, Лариса Дмитриевна, давайте сразу договоримся. Если уж забираете – то навсегда. Чтобы потом обратно не привозить. Я не вынесу второго такого визита.Только вот начала привыкать к нему, полироль выбрала хорошую, а Вы… – вздохнула невестка. Давайте расписку напишете.
– Расписку? – фыркнула свекровь, – какие глупости!
– Иначе он остается здесь, – холодно парировала Таня, – как память о тётушке.
Лицо Ларисы Дмитриевны вытянулось. Мысль о том, что сокровище может ускользнуть, заставила её согласиться. Она с превеликой неохотой нацарапала на листе бумаги: “Я, Лариса Дмитриевна Примакова, забираю рояль марки “Беккер” у сына и невестки на постоянное место хранения на даче. Обратно не верну. Дата. Подпись”.
Час спустя рояль, с еще большим скрежетом и пыхтением, был вынесен из квартиры грузчиками, нанятыми Ларисой Дмитриевной. Дверь закрылась. Тишина и простор вернулись в гостиную. Таня привалилась к стене и засмеялась. Смеялась до слез.
Прошло три недели. За это время Лариса Дмитриевна успела обзвонить всех известных ей антикваров и нанять “специалист”», который за огромные деньги приехал на дачу оценить “раритет”. Специалист, пожилой мужчина с фонариком, полчаса изучал инструмент, пробуя клавиши, которые дребезжали и залипали.
– Ну, – сказал он, вытирая пыльные руки, – инструменту лет сто, не меньше. Как мебель – сгодится. Если почистить. Как музыкальный инструмент – убит окончательно. Колки расшатаны, струны живут своей жизнью… Максимум, что вам за него дадут — тысяч пятнадцать — двадцать. Как диковинку.
У Ларисы Дмитриевны перехватило дыхание. Мир померк. Она поняла всё. Поняла блестящую, дьявольскую хитрость невестки. Поняла, что её, Ларису Дмитриевну Примакову, режиссера всех семейных драм, провели как последнюю дурочку.
Она не разговаривала с Таней и Игорем месяц. Отвечала односложно и надувшись. Но сорвать зло было не на ком. Расписка, ее же собственноручно написанная, была железным аргументом.
А однажды вечером Иван, разливая чай, не выдержал и фыркнул. Потом громко рассмеялся:
– Ну что ты, Ваня? – насупилась Лариса Дмитриевна.
– Да так… Вспомнил, – Иван от души хохотал, – вспомнил, как ты этого “Страдивари” на дачу тащила! Лара Крофт, блин, расхитительница роялей!
Лариса Дмитриевна хотела возмутиться, но не смогла. Слишком уж было смешно и точно. И она сама, скрипя зубами, начала смеяться. Смеялась она, хохотал Иван, а когда история дошла до Игоря с Таней, смеялась уже вся семья.
С тех пор прошло полгода. Рояль стоит на даче, накрытый кружевной салфеткой и вазой с искусственными яблоками. Иногда Лариса Дмитриевна смотрит на него с укоризной. А Иван, особенно когда жена начинает слишком уж командовать, кашляет в кулак и говорит с придыханием:
– Лара, а не сыграешь ли ты нам на нашем “Беккере”? Что-нибудь лиричное… Моцарта, или Шопена… Раз уж ты у нас теперь великая пианистка и охотница за раритетами.
И Лариса Дмитриевна, чтобы скрыть улыбку, бросает в него подушкой. А Таня, обнимая Игоря, тихо шепчет:
– Главное, чтобы наша Лера никогда не захотела играть на рояле. Настоящем…
