Кристина вернулась домой с тем самым ощущением, когда день удался — и начальник не трепал нервы, и бухгалтерия вовремя перечислила премию, и в автобусе никто не чихнул ей в затылок. Хотелось снять каблуки, заварить чай и смотреть в окно, пока чайник не остынет. Но дома, как всегда, всё пошло по сценарию, который писал явно не она.
Роман сидел за кухонным столом в футболке, которая когда-то была белой, а теперь скорее напоминала серый флаг капитуляции. На столе лежала какая-то стопка бумаг, и это насторожило — в их семье бумаги на столе означали одно: проблемы.
— Ты рано, — сказала она, снимая пальто.
— А ты как всегда с язвочкой, — отозвался Роман, не поднимая глаз.
— Я — с язвочкой, ты — с бумагами. По-моему, мы оба в своём репертуаре.
Он поднял голову, и Кристина сразу поняла: новости будут плохие. Роман никогда не смотрел так прямо, если собирался сказать что-то радостное. Обычно хорошие новости он сообщал вполголоса, между делом, а потом ждал, пока она заметит. Сейчас же в его взгляде было что-то из серии «надо поговорить».
— Ресторан… в общем… — он замялся, и это «в общем» звучало хуже, чем любые конкретные цифры. — Всё катится к чертям.
— Опять? — она подошла, поставила сумку на стул. — Ты же говорил, что прошлый месяц был почти в ноль.
— Почти в ноль — это когда в холодильнике пусто, но ещё не умерли. Сейчас всё хуже.
Он откинул бумаги, и Кристина заметила знакомые строки из банковских бланков.
— Это что? — спросила она, но уже догадывалась.
— Это шанс, Крис, — Роман заговорил быстро, как будто боялся, что она перебьёт. — Если вложить сейчас, сделать ремонт, обновить меню, запустить рекламу — мы вытащим ресторан. Я уверен.
— Ты уверен… — она присела напротив. — А в прошлый раз ты был уверен, что закупка дорогого вина окупится за полгода. Помнишь, чем всё закончилось?
— Вино было отличное, это гости у нас… ну… с провинциальным вкусом. — Он ухмыльнулся, но улыбка тут же потухла. — Слушай, я не прошу невозможного. Просто… давай заложим твою квартиру.
— Просто, — она повторила, как эхо. — Это моя квартира. Моя. Купленная до брака.
— Да знаю я! — раздражённо бросил он. — Но ты же моя жена. Разве это не общее дело?
Она откинулась на спинку стула, чувствуя, как внутри начинает закипать. Общее дело… интересно, когда у него появлялся новый телефон, это тоже было общее дело? А когда он «одалживал» друзьям деньги, которые так и не вернулись?
— Ром, — она произнесла тихо, но в голосе зазвенело железо, — ты хочешь, чтобы я рискнула своим единственным жильём ради твоего ресторана, который уже два года болтается между комой и похоронами?
— Вот опять! — он резко встал, и стул с грохотом отъехал к стене. — Ты всегда всё сгущаешь! Ты не веришь в меня, ты… ты вообще зачем со мной?
— Может, чтобы не слышать каждый месяц про новые долги? — парировала она. — И не смотреть, как ты играешь в бизнесмена на деньги, которых нет.
Он прошёлся по кухне, взял чайник, налил воды в чашку и, не глядя, бросил туда пакетик чая. Пакетик, естественно, порвался — и теперь в чашке плавали чёрные хлопья. Роман глянул на это и буркнул:
— Символично.
Кристина усмехнулась, хотя настроение уже соскользнуло в пропасть. Вот так у нас всегда: смешно, но почему-то больно.
— И что ты предлагаешь? — спросила она. — Чтобы я просто взяла и отдала банку свою квартиру?
— Не отдала, а заложила, — поправил он, как будто это было принципиально. — Через пару лет вернём, и всё.
— Через пару лет… Роман, тебе самому не смешно? Ты не умеешь копить даже на отпуск.
Он посмотрел на неё долгим взглядом. В этом взгляде было всё: обида, злость, и какая-то невыносимая усталость.
— Знаешь, иногда мне кажется, что ты просто ждёшь, когда я упаду, — сказал он. — Чтобы потом сказать: «Я же говорила».
— Иногда мне кажется, что ты специально падаешь, чтобы я снова тебя поднимала, — ответила она.
В воздухе повисла тишина, настолько плотная, что слышно было, как чай остывает. Она понимала, что спор только начинается. Он — что у него мало времени, чтобы её переубедить. Но оба делали вид, что всё ещё можно сказать спокойно.
— Я всё равно подготовил документы, — наконец произнёс он. — Хотел, чтобы ты посмотрела.
— Не надо. — Она встала. — Даже не начинай.
Он шагнул к ней, но она отступила. И тут между ними проскочила та самая искра, после которой люди либо бросаются обниматься, либо кидаются друг на друга. У них в этот раз был второй вариант.
— Ты упрямая до невозможности! — сорвался он.
— А ты наглый до безобразия! — почти крикнула она.
Они стояли в двух шагах друг от друга, тяжело дыша. Где-то на грани между ещё слово — и я уйду и ещё слово — и я останусь навсегда, но тебе этого не скажу.
В этот момент у Кристины зазвонил телефон. На экране — мама. Она вздохнула, нажала «отклонить» и тихо сказала:
— Если ты подпишешь эти бумаги без меня, я этого не прощу.
Роман молча убрал взгляд, взял чашку и сделал глоток чая с плавающими листьями.
— Горько, — сказал он.
— Привыкай, — ответила она.
И вот в этой горечи, в этой кухне с дешевым светильником и холодным чаем, началась их настоящая война.
На следующий день Кристина вернулась с работы настороженной. Всё утро её грызло ощущение, что Роман что-то задумал. Он был слишком тихим за завтраком, слишком уж охотно согласился «подумаем вечером». Это его любимая формулировка, означающая «я всё уже решил, но тебе скажу в последний момент, чтобы ты не успела взбрыкнуть».
В прихожей стояли два стакана и бутылка коньяка. Это было плохим знаком — Роман пил коньяк только в двух случаях: когда хотел отпраздновать удачу и когда собирался об этом удачно соврать.
— Ты дома? — крикнула она в сторону кухни.
— Тут я, тут, — отозвался он слишком бодро.
Кристина вошла — и увидела на столе те же бумаги, только теперь они были аккуратно разложены, с закладками и жёлтыми стикерами «тут подпись».
— Ром, ты издеваешься? — сразу спросила она.
— Я готовился, — он улыбнулся, как будто это должно было её обезоружить. — Чтобы тебе было удобно.
— Удобно… мне будет удобно, если ты эти бумаги выбросишь.
— Крис, — он уже говорил тоном учителя, который объясняет таблицу умножения первокласснику, — это не просто бумаги, это наш шанс. Я всё продумал.
Он придвинул ей стул. Она села, но скрестила руки.
— И? — спросила она.
— И мы берём кредит под залог твоей квартиры. Я вкладываю всё в ресторан: новый зал, современная кухня, реклама. Через год мы уже в плюсе.
— Через год ты уже в минусе по уши, — перебила она.
— Нет, — он поднял палец, — в этот раз всё иначе.
Кристина хмыкнула: В этот раз всё иначе — это он говорил и про итальянского шефа, который уехал через неделю, и про закупку экзотических фруктов, которые сгнили на складе.
— А если не получится? — спросила она.
— Получится.
— А если всё-таки не получится? — надавила она.
— Тогда… — он замялся и вдруг сказал слишком быстро, — тогда продадим квартиру, расплатимся с банком.
Она вскочила.
— Ты с ума сошёл?! Это моё единственное жильё!
— Наше жильё! — он тоже поднялся. — Мы семья, Кристина!
— Семья — это когда ты советуешься, а не ставишь перед фактом! — она чувствовала, как начинает задыхаться от злости. — Ты даже не спросил, готова ли я к этому.
— Потому что знаю — ты всегда против! — крикнул он. — Ты вечно тормозишь!
Он подошёл слишком близко, и она отступила к шкафу.
— Не надо так, — сказала она тихо.
— А как? — он упёрся руками в шкаф по бокам от неё. — Как с тобой разговаривать? Ты всё время в броне, всё время защищаешься!
— Потому что ты лезешь туда, куда нельзя! — она попыталась оттолкнуть его, но он не двинулся.
— Крис, — он уже говорил мягче, но в этом было больше давления, чем в крике, — я делаю это для нас.
— Нет, Роман, — она резко вывернулась, — ты делаешь это для себя. И прикрываешься «нами».
Он резко ударил ладонью по столу — стопка бумаг съехала на пол. Кристина вздрогнула, но не отвела взгляд.
— Ты думаешь, я ничего не понимаю? — спросила она. — Думаешь, я не вижу, что ты просто боишься признать — ресторан тонет, и никакие кредиты его не спасут?
— Я не боюсь! — выкрикнул он, но голос предательски сорвался.
Наступила пауза. В этой паузе они оба понимали, что уже сказали слишком много, чтобы сделать вид, будто это обычная ссора.
— Подпиши, — тихо сказал он, и в голосе было что-то упрямое, почти отчаянное.
— Нет, — так же тихо ответила она.
Роман шагнул к дверям, открыл их и позвал:
— Сергей! Заходи.
В прихожую вошёл Сергей — их общий знакомый, юрист. С папкой в руках, с тем же самым «ну, вы же договорились» на лице.
— Я тут, чтобы всё оформить, — сказал он, но Кристина уже подняла ладонь.
— Сергей, выйди, — холодно произнесла она.
— Но…
— Выйди. — И в её голосе не было ни капли сомнений.
Сергей переглянулся с Романом, пожал плечами и вышел, закрыв дверь.
— Ты решила устроить цирк? — Роман говорил сквозь зубы.
— Нет, Ром, цирк — это когда ты приводишь юриста в мой дом, не спросив меня.
— Это наш дом!
— Нет, — она посмотрела прямо в глаза, — это моя квартира. И если тебе так нравится слово «наш» — купи свою.
Он резко подошёл, схватил её за локоть — не больно, но достаточно крепко, чтобы показать: он не отступит.
— Ты мне не оставляешь выбора, — сказал он.
— А ты мне оставляешь? — она выдернула руку. — Или ты думаешь, что я просто возьму и подпишу, потому что ты сказал?
— Потому что я твой муж! — выкрикнул он.
— А я твоя жена, а не спонсор твоих провалов!
В этот момент они оба поняли, что перешли черту. Что дальше будет не просто спор. Будет что-то, после чего они уже не вернутся к прежней жизни.
Роман молча поднял бумаги с пола, сложил их и сказал:
— У тебя есть сутки. Потом решу сам.
Он ушёл в спальню, громко хлопнув дверью. Кристина осталась в кухне, чувствуя, как колотится сердце. Сутки. Сутки, чтобы решить, готова ли она рискнуть всем — или потерять его окончательно.
И впервые за долгое время она подумала, что, возможно, потерять — не так уж страшно.
Ночь прошла плохо. Роман спал урывками, ворочался, пару раз вставал на кухню, где гремел чашками, будто специально. Кристина же лежала с открытыми глазами, слушая, как тикают часы. Каждая секунда приближала утро, когда он решит «сам».
Утром он был вежлив. Слишком вежлив. Так вежлив, что это было хуже крика.
— Кофе будешь? — спросил он, не глядя.
— Нет.
— Завтракать?
— Нет.
Они говорили так, будто между ними лежала бомба с часовым механизмом.
К десяти утра он оделся, взял портфель и сказал:
— Вечером приду с Сергеем.
— Вечером ты сюда не войдёшь, — спокойно ответила она.
— Это мой дом.
— Нет, Ром, это твой адрес в паспорте. А дом — мой.
Он дернул щекой, но промолчал. Вышел, хлопнув дверью.
Кристина осталась одна и вдруг почувствовала, что злость переполняет. Она пошла в шкаф, достала документы на квартиру, положила их в сумку и уехала в банк.
Через два часа она вернулась с распечаткой: квартира снята с любых потенциальных залогов, и любая сделка без её личного согласия невозможна. Это было как поставить огромный железный замок на дверь, в которую всё это время кто-то пытался пролезть.
К вечеру Роман вернулся. С ним — Сергей и ещё какой-то мужчина в дорогом пальто.
— Вот, знакомься, — сказал Роман, снимая обувь, — Иван Петрович, представитель банка.
— Вечер добрый, — сухо сказал мужчина. — Мы тут…
— Нет, — перебила его Кристина.
— Даже не послушаешь? — Роман шагнул ближе.
— Я уже послушала. Два дня подряд. И поняла: мне не нужны ваши кредиты, ваши аферы и ваши «в этот раз всё иначе».
Сергей замялся. Иван Петрович поднял бровь.
— Крис, — Роман говорил тихо, но в голосе была злость, — это мой последний шанс.
— А это — моя последняя квартира. И знаешь что? Я выбираю квартиру.
— Ты выбираешь стены, а не меня? — он сделал шаг вперёд.
— Я выбираю спокойный сон. И жизнь без постоянного страха, что ты всё проиграешь.
Он вздохнул, и в этом вздохе было и отчаяние, и обида.
— Ладно, — сказал он. — Тогда я ухожу.
— Правильно. И прихвати свои «бизнес-планы» — чтобы они не занимали место.
Роман посмотрел на неё долго.
— Знаешь, — сказал он уже у двери, — ты выиграла.
— Это не победа, Ром. Это защита. От тебя.
Он вышел, и дверь захлопнулась.
Тишина, которая наступила, была оглушительной. Кристина стояла в пустой прихожей и впервые за долгое время чувствовала… не радость, не горе, а странное облегчение.
Она прошла на кухню, налила себе чаю, села за стол и подумала: Да, теперь всё зависит только от меня.
И впервые за годы ей стало от этого спокойно.
