Моя лучшая подруга Лена буквально светилась от счастья. Ещё бы, ведь она выходила замуж за идеального мужчину — умного, заботливого, из прекрасной интеллигентной семьи. Я смотрела на них на празднике в честь помолвки и не могла отделаться от странного чувства тревоги. Чтобы привести мысли в порядок, я сбежала от шумных гостей в старый заросший сад.
Я и не подозревала, что этот тихий уголок станет местом, где я узнаю страшную тайну. Тайну, которая превращала сказку моей подруги в циничный обман. Теперь я одна знаю правду о её будущем муже и его семье. Рассказать ей всё — значит собственными руками разрушить её счастье и, возможно, нашу дружбу. Промолчать — значит стать соучастницей чудовищного предательства. И я не знаю, что страшнее.
***
Субботний вечер плавился от жары и смеха. Дачный посёлок под Клином гудел, как растревоженный улей, но эпицентр веселья находился здесь, на участке Ленкиной семьи. Моя лучшая подруга отмечала помолвку. Её жених, Семён, высокий, представительный мужчина с обволакивающим баритоном и дорогими часами, казался идеальной партией. Его родители, Тамара Игоревна и Пётр Сергеевич, интеллигентные, сдержанные, с породистыми лицами, сидели во главе стола и с улыбкой принимали поздравления. Вокруг суетились многочисленные родственники, гремела музыка, пахло шашлыком и пионами. Я сидела за столом, механически улыбалась шуткам дяди Вити и чувствовала, как во мне нарастает глухое раздражение. Я интроверт, и такие сборища для меня — пытка. Шум, пустые разговоры, необходимость поддерживать светскую беседу высасывали из меня все соки.
Лена, сияющая, в лёгком белом платье, порхала между гостями. Она была по-настоящему счастлива, и это было единственное, что примиряло меня с происходящим. Мы дружили с первого класса, прошли вместе огонь, воду и первые несчастные любови. Её счастье было и моим. Но сейчас мне отчаянно хотелось сбежать. Я поймала взгляд Лены, показала ей жестом, что выйду подышать, и она понимающе кивнула. Я проскользнула мимо танцующих пар, мимо мангала, где Семён с Ленкиным отцом обсуждали прожарку мяса, и нырнула вглубь старого, заросшего сада. Здесь, под сенью яблонь и вишен, звуки праздника становились глуше, а воздух — прохладнее. Я шла по заросшей тропинке, вдыхая пряный аромат флоксов и ночной фиалки. В самом дальнем углу участка, скрытая разросшимся диким виноградом и кустами жасмина, стояла старая деревянная беседка. В детстве мы с Ленкой называли её «штабом» и прятали там свои сокровища: стекляшки, фантики и первые девичьи секреты.
Я с трудом отодвинула скрипучую дверь. Внутри пахло сухим деревом, пылью и увядшими листьями. Паутина в углах, толстый слой пыли на лавках и столе. Идеально. Никто меня здесь не найдёт. Я достала из сумочки свой блокнот и ручку — мой личный психотерапевт. Последние пару лет я вела дневник, записывая всё, что не могла сказать вслух. Это помогало мне приводить мысли в порядок. Я села на лавку, прислушалась. Музыка доносилась сюда едва слышным гулом. Я открыла чистую страницу. «20 сентября. Помолвка Ленки. Я очень за неё рада, правда. Семён кажется хорошим парнем. Но почему мне так неуютно? Чувствую себя белой вороной на этом празднике жизни. Все такие громкие, такие успешные… Тамара Игоревна смотрит на всех, как королева на подданных. Может, это просто моя вечная мнительность?» Я писала быстро, строчки ложились на бумагу, и напряжение понемногу отступало. Беседка стала моим коконом, моим убежищем от чужого веселья. Я сидела в полумраке, смотрела сквозь щели в заросших стенах на далёкие огни веранды и впервые за вечер почувствовала, что могу дышать полной грудью. Я ещё не знала, что этот тайный уголок, моё спасение от толпы, скоро превратится в ловушку и станет сценой для драмы, которая перевернёт всю мою жизнь.
***
Я отложила дневник и просто сидела, наслаждаясь тишиной. Воспоминания нахлынули сами собой. Вот мы с Ленкой, две семилетние девчонки с бантами, клянёмся в вечной дружбе именно в этой беседке. А вот нам по пятнадцать, и Лена, рыдая, рассказывает мне о своей первой любви, неразделённой и горькой. Я утешала её, говорила, что всё ещё будет, что её ждёт настоящий принц. И вот, кажется, дождалась. Семён появился в её жизни полгода назад. Познакомились на какой-то рабочей конференции. Он — перспективный юрист в крупной компании, она — начинающий дизайнер интерьеров. Всё закрутилось стремительно. Дорогие букеты, рестораны, поездка в Петербург на выходные. Лена светилась от счастья, рассказывая мне о нём. «Аня, он такой! — говорила она, мечтательно глядя в потолок. — Умный, заботливый, с потрясающим чувством юмора. И его семья… они такие интеллигентные, такие правильные. Я рядом с ними чувствую себя немного дикаркой».
Я видела Семёна несколько раз до этого. Он действительно производил впечатление. Всегда идеально одет, говорил грамотно, умел поддержать разговор на любую тему. Он с большим уважением отзывался о родителях Лены, простых инженерах, восхищался её талантом и всячески поддерживал её начинания. Идеальный мужчина. Почти слишком идеальный, как персонаж из глянцевого журнала. Но, глядя на счастливые глаза подруги, я гнала от себя эти циничные мысли. Лена заслужила это счастье. После нескольких неудачных романов она наконец встретила того, кто, казалось, был её судьбой. Я вспомнила, как месяц назад они заехали ко мне в гости. Семён принёс бутылку дорогого вина, весь вечер сыпал комплиментами моему скромному жилищу, а потом они взахлёб рассказывали о планах на будущее. «Мы хотим купить большой загородный дом, — делился Семён, обнимая Лену за плечи. — Чтобы был сад, камин. Лена спроектирует всё сама. А на лето будем забирать родителей. И её, и моих». Лена смотрела на него влюблёнными глазами, и в этот момент я искренне верила в их сказку.
Его родители, Тамара Игоревна и Пётр Сергеевич, тоже казались безупречными. Они жили в элитном посёлке, ездили на дорогих машинах. Тамара Игоревна возглавляла какой-то благотворительный фонд, Пётр Сергеевич был профессором в престижном вузе. Они приняли Лену очень тепло. По крайней мере, так она рассказывала. «Представляешь, Тамара Игоревна подарила мне на день рождения винтажную брошь Chanel! Сказала, что я теперь как дочь ей», — с восторгом сообщала подруга по телефону. Эта идеальная картинка вызывала у меня смесь восхищения и лёгкой тревоги. Всё было слишком гладко, слишком правильно. Но я списывала это на собственную склонность всё усложнять. Я не имела права сомневаться в счастье лучшей подруги. Я снова взяла ручку. «Наверное, я просто завидую. У Лены будет всё: любящий муж, прекрасная семья, дом — полная чаша. А я… я так и буду прятаться по старым беседкам со своим дневником». Эта мысль кольнула неприятно. Я захлопнула блокнот. Пора было возвращаться. Лена, наверное, уже потеряла меня. Я поднялась, чтобы уйти, но замерла. К беседке приближались два силуэта. Я узнала их даже в сумерках. Тамара Игоревна и Семён.
***
Я инстинктивно вжалась в самый тёмный угол беседки, за старый стеллаж с прогнившими досками. Сердце заколотилось где-то в горле. Что они здесь делают? Отошли поговорить? Я не хотела подслушивать, честное слово. Моим первым порывом было кашлянуть, обозначить своё присутствие. Но я почему-то не смогла издать ни звука. Они остановились буквально в трёх шагах от беседки, думая, что находятся в полном уединении. Первой заговорила Тамара Игоревна, её бархатный голос стал жёстким и металлическим. «Сёма, я надеюсь, ты понимаешь всю серьёзность ситуации. У нас нет другого выхода. Банк не будет ждать вечно». Я замерла. О каком банке речь? «Мама, я всё понимаю, — голос Семёна был усталым и напряжённым. — Но мне не по себе. Лена… она хорошая. Она мне верит». «Хорошая? — усмехнулась Тамара Игоревна. В этой усмешке не было ничего от интеллигентной дамы, сидевшей за столом. — Хорошая и наивная. Это идеальное сочетание. Её отец занимает неплохую должность, у них есть связи. Плюс эта квартира в центре от бабушки. После свадьбы вы её продадите, закроешь наши долги, и начнём всё сначала. Это не обсуждается».
У меня потемнело в глазах. Я прислонилась к пыльной стене, боясь упасть. Долги? Продажа квартиры? Ленкина «сталинка» на Фрунзенской, которую ей оставила любимая бабушка и которую Лена ни за что на свете не хотела продавать, мечтая сделать там ремонт по собственному проекту? «Но я не могу так с ней поступить, — голос Семёна дрогнул. — Это подло. Она любит меня». «Любит! — передразнила Тамара Игоревна. — Мальчик мой, любовь приходит и уходит, а счета нужно оплачивать. Ты забыл, как мы жили последний год? Как перезакладывали дом? Как отец продал свою коллекцию, чтобы закрыть твои прогоревшие инвестиции? Мы на грани банкротства! Эта девочка — наш единственный шанс выплыть. Ты должен это сделать. Ради семьи». Наступила тишина. Я слышала только стрекот кузнечиков и бешеный стук собственного сердца. Я молилась, чтобы Семён возразил, чтобы он сказал, что не будет обманывать Лену, что найдёт другой выход. «А если она не согласится продавать квартиру?» — тихо спросил он. «Согласится, — уверенно ответила Тамара Игоревна. — Ты на неё прекрасно влияешь. Пару месяцев красивой жизни, разговоров о большом доме, о будущем, и она сама принесёт тебе ключи на блюдечке. Она же влюблена, как кошка. А после свадьбы… после свадьбы у неё особого выбора не будет. Главное — довести дело до ЗАГСа. Всё, пойдём, а то нас хватятся. И сделай лицо посчастливее, жених».
Они развернулись и пошли обратно к дому. А я осталась стоять в душной, пыльной темноте, и мир вокруг меня рухнул. Идеальная картинка, в которую я так хотела верить, разлетелась на тысячи осколков. Семён — не принц, а расчётливый лжец. Его интеллигентная семья — банкроты, которые увидели в моей наивной подруге способ решения своих финансовых проблем. Винтажная брошь, дорогие подарки, разговоры о будущем — всё это было частью продуманного спектакля. А Лена, моя счастливая, влюблённая Лена, была просто жертвой, пешкой в чужой циничной игре. Меня затрясло. От ужаса, от злости, от омерзения. Я смотрела на далёкие огни веранды, где продолжался праздник, где моя подруга праздновала свою помолвку с чудовищем, и понимала, что теперь на мне лежит груз этой страшной тайны.
***
Как я добралась домой, помню смутно. Я вызвала такси, сославшись на внезапную мигрень. Лена провожала меня, обеспокоенно заглядывая в глаза: «Анечка, что с тобой? Ты бледная, как полотно». Я что-то лепетала про духоту и усталость, избегая её взгляда. Мне казалось, что если я посмотрю ей в глаза, она всё поймёт, всё прочитает на моём лице. Последнее, что я увидела, уезжая, — это как Семён подошёл к Лене, нежно обнял её и что-то прошептал на ухо. Она рассмеялась. Этот смех резанул меня по сердцу, как нож. Всю ночь я проворочалась без сна. Подслушанный разговор звучал в ушах навязчивым рефреном. «Эта девочка — наш единственный шанс выплыть». «После свадьбы у неё особого выбора не будет». Каждое слово было пропитано ядом цинизма и лжи. Я чувствовала себя грязной, словно сама была соучастницей этого заговора.
Утром я проснулась с тяжёлой головой и ещё более тяжёлым сердцем. Что мне делать? Первый, самый очевидный порыв — позвонить Лене и всё рассказать. Выложить ей правду, как она есть. Но я представила её реакцию. Шок. Неверие. А потом — боль. Страшная, всепоглощающая боль от предательства самого близкого человека. Я разрушу её мир. Я сотру её счастливую улыбку, потушу свет в её глазах. И что потом? Она поверит мне? Или решит, что я всё выдумала из зависти? Ведь у меня нет никаких доказательств, кроме моих слов. Это мои слова против слов её «идеального» жениха и его «идеальной» семьи. Они, конечно же, всё будут отрицать. Скажут, что я не так поняла, что ослышалась. И Семён посмотрит на Лену своими честными глазами и скажет: «Милая, как ты могла подумать? Я люблю только тебя». И она, скорее всего, поверит ему. А я стану врагом номер один. Завистливой подругой, которая пыталась разрушить чужое счастье. Наша дружба, которая длилась двадцать лет, закончится в один миг.
Но был и другой вариант. Промолчать. Сделать вид, что я ничего не слышала. Позволить Лене выйти замуж, надеясь, что всё как-нибудь обойдётся. Но обойдётся ли? Я знала Лену. Она человек чести. Обман для неё — самое страшное. А здесь вся её будущая жизнь строилась на обмане. Они выжмут из неё всё, что можно, а потом, когда она станет не нужна, что с ней будет? Они разобьют ей сердце и сломают жизнь. И я буду знать, что могла это предотвратить, но не сделала. Этот груз я буду нести до конца своих дней. Я ходила по комнате из угла в угол, как загнанный зверь. Оба варианта казались чудовищными. Я открыла свой дневник, хотела записать всё, чтобы хоть как-то упорядочить мысли, но рука не слушалась. Вместо этого я открыла ноутбук и начала искать информацию. Семён Волков, юрист. Тамара Волкова, благотворительный фонд «Надежда». Я вбивала их имена в поисковик, искала хоть что-то, что могло бы подтвердить услышанное. На первый взгляд — всё безупречно. Фотографии с мероприятий, интервью, положительные отзывы. Но потом я наткнулась на сайт арбитражного суда. Я ввела фамилию и нашла несколько дел о взыскании долгов с некой фирмы, одним из учредителей которой числился Волков Семён Петрович. Суммы были астрономические. Фирма была признана банкротом несколько месяцев назад. Холод пробежал по моей спине. Это было оно. Косвенное, но доказательство. Они действительно на мели. Разговор в саду не был плодом моего воображения. Всё было правдой. И от этого осознания стало только хуже. Теперь я не просто слышала, я знала. И молчать больше не могла.
***
Я решила действовать осторожно. Не нападать в лоб, а попытаться посеять в душе Лены семена сомнения. Через пару дней я позвонила ей и предложила встретиться, выпить кофе. Мы сели в нашей любимой кофейне на Маросейке. Лена была на седьмом небе от счастья, без умолку щебетала о подготовке к свадьбе, о выборе платья, о ресторане. Она показывала мне на телефоне фотографии вилл, которые они с Семёном смотрели для будущего «семейного гнёздышка». «Представляешь, Ань, там такой участок! И место для бассейна есть! Сёма говорит, что после свадьбы сразу начнём строительство. Возьмём кредит, продадим мою квартиру…» Она сказала это так легко, между делом, что у меня сердце ушло в пятки. План Тамары Игоревны приводился в исполнение. «Лен, а ты уверена, что хочешь продавать бабушкину квартиру? — как можно мягче спросила я. — Ты же так её любишь, мечтала там жить». Лена отмахнулась: «Ой, да что я там буду одна делать в этой трёшке? А так мы вложим деньги в общее дело, в наш дом. Сёма считает, что это самое правильное решение».
Я сделала ещё одну попытку. «Лен, а ты хорошо знаешь финансовое положение Семёна? Просто… сейчас такие времена, кредиты, стройка — это очень серьёзная нагрузка». Лена посмотрела на меня с удивлением, в её взгляде промелькнуло раздражение. «Аня, ты о чём? У Сёмы всё прекрасно. Он успешный юрист, у его семьи стабильный бизнес. Какие могут быть проблемы? Ты что-то странная в последнее время. Уж не завидуешь ли ты мне?» Это был удар под дых. То, чего я боялась больше всего. «Лен, что ты такое говоришь? Я просто беспокоюсь за тебя, как за подругу», — мой голос прозвучал неуверенно. «Тогда перестань, — отрезала она. — У меня всё хорошо, как никогда. Лучше порадуйся за меня». Разговор был окончен. Я поняла, что иду по очень тонкому льду.
На следующий день, в субботу, Лена позвала меня помочь ей с разбором вещей на антресолях в той самой квартире на Фрунзенской. Мы возились со старыми коробками, смеялись, вспоминая детство. В какой-то момент приехал Семён. Он принёс пиццу и вино. Был обаятелен, шутил, помогал нам. Но я смотрела на него другими глазами. Я замечала то, на что раньше не обращала внимания. Его часы, которые казались мне дорогими, при ближайшем рассмотрении выглядели как очень качественная, но всё же подделка. Его рассказы об «успешных сделках» были туманными и полными общих фраз. Когда Лена вышла в другую комнату, чтобы ответить на звонок, он вдруг стал серьёзным. «Аня, я вижу, ты как-то напряжена, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Лена сказала, ты беспокоишься о наших планах. Не стоит. Я сделаю её самой счастливой женщиной на свете». В его голосе была сталь. Это была не просьба, а предупреждение. Он понял, что я что-то подозреваю. Он давал мне понять, чтобы я не лезла не в своё дело. В этот момент я окончательно поняла, что передо мной не просто человек, попавший в трудную ситуацию, а хладнокровный и расчётливый хищник. И у меня больше нет времени на намёки и полумеры. Я должна была действовать.
***
Я не спала всю ночь после визита Семёна. Его завуалированная угроза не оставила мне выбора. Я больше не могла ходить вокруг да около. Я должна была рассказать Лене всё. Это будет больно, это может разрушить нашу дружбу, но я не могла позволить ей войти в эту клетку, какой бы позолоченной она ни казалась. Утром я написала ей сообщение: «Лен, мне нужно с тобой очень серьёзно поговорить. Это не телефонный разговор. Можешь приехать ко мне сегодня?» Её ответ пришёл почти сразу: «Что-то случилось? Я приеду после обеда». Я ждала её, как приговора. Убрала в квартире, сварила кофе, несколько раз репетировала начало разговора, но все слова казались фальшивыми и неубедительными. Наконец, раздался звонок в дверь. Лена вошла, улыбаясь, но её улыбка погасла, когда она увидела моё лицо. «Аня, ты меня пугаешь. Что стряслось?» Мы сели на кухне. Я смотрела на её открытое, доверчивое лицо, и слова застряли у меня в горле. «Лен, — начала я, и мой голос предательски дрогнул. — То, что я тебе сейчас расскажу, может показаться тебе чудовищным. И ты, возможно, мне не поверишь. Но я клянусь тебе всем, что у меня есть, — это правда».
И я рассказала. Всё. Про беседку, про разговор Тамары Игоревны и Семёна. Я пересказала его почти дословно, не упуская ни одной детали: ни про банкротство, ни про план продажи её квартиры, ни про циничную фразу «влюблена, как кошка». По мере моего рассказа лицо Лены менялось. Сначала на нём было недоумение, потом — недоверие, которое сменилось холодным гневом. «Ты в своём уме? — ледяным тоном спросила она, когда я закончила. — Ты понимаешь, что ты сейчас наговорила? Ты обвинила самых близких мне людей в чудовищном обмане!» «Лен, я знала, что ты так отреагируешь, — я достала ноутбук и открыла страницу с решением арбитражного суда. — Посмотри. Вот фирма Семёна. Вот решения суда о взыскании долгов. Они банкроты, Лена». Она мельком взглянула на экран и оттолкнула ноутбук. «Это ничего не доказывает! В бизнесе всякое бывает! А ты… ты просто мне завидуешь! Я всегда знала, что ты завидуешь! Что у меня всё складывается, а ты одна! И ты решила всё разрушить! Придумала эту грязную историю!»
Её слова были как пощёчины. Слёзы навернулись мне на глаза. «Лена, как ты можешь? После всего, что между нами было?» «Это ты как можешь?! — она вскочила, её глаза метали молнии. — Лгать мне в лицо! Оклеветать Семёна, его маму! Я не хочу тебя больше видеть. Никогда». Она схватила свою сумку и бросилась к двери. «Лена, постой! Подумай! Просто будь осторожна!» — крикнула я ей вслед. Но она уже не слушала. Дверь захлопнулась. Я осталась одна посреди кухни. В ушах звенело от её обвинений. Я сделала то, что должна была. Я сказала правду. И эта правда только что уничтожила мою двадцатилетнюю дружбу и, возможно, никак не помогла моей подруге. Я опустилась на стул и беззвучно заплакала.
***
Прошла неделя. Неделя оглушительной тишины. Лена не звонила и не писала, на мои сообщения не отвечала. Я была уверена, что она рассказала всё Семёну, и они вместе посмеялись над «завистливой подругой». Я потеряла её. Эта мысль была невыносимой. Я прокручивала в голове наш последний разговор, винила себя, что была слишком резкой, что нужно было найти другие слова, другие доказательства. Но что я могла ещё сделать? В пятницу вечером, когда я уже почти смирилась с тем, что всё кончено, раздался звонок. Незнакомый номер. Я нехотя ответила. «Аня? Это Лена». Её голос был глухим и безжизненным. Я замерла. «Лена…» «Можешь сейчас говорить? — спросила она. — Я стою у твоего подъезда». Через минуту она была у меня. Бледная, с тёмными кругами под глазами, как будто она не спала всю эту неделю. Она вошла, не снимая пальто, села на стул на кухне и уставилась в одну точку.
«Ты была права, — тихо сказала она. — Во всём». Она рассказала, что после нашего разговора была в ярости. Она приехала к Семёну и высказала ему мои обвинения, ожидая, что он рассмеётся. Но он побледнел. Он начал путано оправдываться, говорить, что я всё не так поняла, что у него временные трудности. Его реакция насторожила её. Зерно сомнения, которое я посадила, начало прорастать. Она сказала ему, что ни о какой продаже квартиры после свадьбы не может быть и речи. И тут он изменился. Куда-то исчезли его обаяние и мягкость. Он стал жёстким, требовательным, начал давить на неё, говорить, что если она ему не доверяет, то и любви никакой нет. А на следующий день ей позвонила Тамара Игоревна. Она не стеснялась в выражениях. Она назвала Лену неблагодарной эгоисткой, которая не хочет помочь будущей семье. Весь лоск интеллигентности слетел с неё, как шелуха.
«А вчера… — голос Лены дрогнул, — я случайно увидела его переписку в ноутбуке. Он писал матери. «Она упёрлась. План с квартирой провалился. Нужно думать что-то другое. Эта дура-подруга всё испортила». И дальше… дальше они обсуждали, какие ещё у моих родителей есть активы». Лена закрыла лицо руками, её плечи затряслись. Я подошла и обняла её. Она плакала долго, горько, навзрыд. Плакала о своей разрушенной сказке, о предательстве, о своей глупой вере в идеальную картинку. Я не говорила ни слова, просто была рядом, гладила её по волосам, как в детстве. Когда она немного успокоилась, она посмотрела на меня красными, опухшими глазами. «Прости меня, Аня. Прости за то, что я тебе наговорила. Ты единственный человек, который сказал мне правду. Ты спасла меня».
Свадьбу отменили. Был грандиозный скандал. Семья Волковых исчезла с горизонта так же быстро, как и появилась. Лене было очень тяжело, но она держалась. Через месяц мы поехали на ту самую дачу. Мы зашли в сад. Беседка, мой тайный уголок, стояла на своём месте, заросшая и тихая. Мы сели на ту же скамью. «Знаешь, — сказала Лена, глядя на пробивающиеся сквозь крышу лучи солнца, — может, оно и к лучшему. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь». Я достала свой дневник. На новой странице я написала: «Сентябрь. Мы в беседке. Снова вместе. Дружба иногда требует говорить то, что другой не хочет слышать. И это тоже часть любви». Я посмотрела на Лену. Она слабо улыбнулась мне в ответ. Наша сказка разрушилась, но дружба, пройдя через это испытание, стала только крепче. И я знала, что мы справимся. Вместе.
