«Мама говорит, ты мне не подходишь». — «Отлично. Пусть мама и стирает твои носки».

Лена гладила рубашку, когда Дима это сказал.

Утюг шипел, за окном моросил дождь. Дима сидел за столом, смотрел в телефон. Она положила рубашку на стопку — четыре штуки, все его. Взяла пятую.

— Мама звонила.

Лена не ответила.

— Говорит, ты мне не подходишь.

Утюг замер над тканью.

— Что?

Дима не поднял глаз. Листал экран, будто обсуждал погоду.

— Она считает, ты слишком независимая. И мы поторопились.

Восемь месяцев. Каждые выходные — его грязное бельё, его рубашки, его истории про работу. А потом он уезжал. К матери. В квартиру со школьными грамотами на стене.

Лена сложила пятую рубашку.

— Понятно.

Дима поднял голову.

— Ты чего?

Она подошла к шкафу. Достала пакет — большой, хозяйственный. Положила стопку рубашек. Зарядку. Тапочки.

— Лен, ты чего делаешь?

Она обернулась. Посмотрела спокойно, как на незнакомца.

— Отлично. Пусть мама и стирает твои носки.

Протянула пакет.

Дима уставился, будто она заговорила на китайском.

— Ты серьёзно?

— Очень.

— Лен, ну брось. Я не сказал, что расстаёмся. Просто мама…

— Дверь там. Ключи оставь на полке.

Она развернулась. Пошла на кухню. Села. Руки на столе — ровно, ладонями вниз.

За спиной шуршал пакет. Тишина. Щелчок замка.

Лена выдохнула.

Три дня молчания.

На четвёртый она выбросила его майонез из холодильника. На пятый — бритву из ванной.

Внутри не дрогнуло.

Через неделю он пришёл с цветами.

Лена открыла дверь. Дима стоял с букетом — розы, дешёвые, на плёнке торчал ценник.

— Привет.

Она молча отступила. Он вошёл, огляделся.

— Как ты?

— Нормально.

Протянул букет. Лена взяла. Положила на тумбочку. Не понесла ставить в воду.

— Спасибо.

Дима потёр затылок.

— Прости. Я не хотел… Мама перегнула. Я с ней поговорил.

— И?

— Она всё равно считает, что ты резкая. Но я же взрослый. Сам решаю.

Сорок четыре года. Живёт с мамой. Носит зарплату. Спрашивает разрешения переночевать.

— Зачем пришёл?

Он шагнул ближе. Взял за руку. Лена не отдёрнула — просто не ответила. Пальцы безжизненные.

— Скучаю. Без тебя плохо.

— Плохо как?

— Не с кем говорить. Мама пилит — то одно, то другое. Ремонт начала. Заставляет мешки таскать, мебель двигать. Устал, Лен.

Она смотрела. Видела не мужчину. Мальчика. Уставшего. Который ищет, где мягче присесть.

— Тяжело, наверное.

Он оживился.

— Вот! Давай попробуем ещё раз? Я осознал. Ты нужна.

Лена посмотрела на букет. Потом на него.

— Нет.

Тихо. Твёрдо.

Дима нахмурился.

— Почему?

— Ты пришёл не ко мне. Ты пришёл от мамы.

Он покраснел.

— Лена, это несправедливо.

— Может быть.

Она открыла дверь.

— Иди. Больше не приходи.

Он постоял. С обидой. С недоумением. Развернулся. Вышел.

Лена закрыла дверь.

Букет полетел в ведро. Целиком.

Она села за ноутбук. Давно откладывала — курсы маркелотога. Дима говорил: зачем, ты же никуда не едешь.

Лена заполнила форму. Нажала «отправить».

Телефон вибрировал — подтверждение. Первое занятие в среду.

Она улыбнулась.

Дима позвонил через месяц.

Лена была на занятии. Глянула — его имя. Сбросила.

Через пять минут — снова. Отключила звук.

После увидела четыре пропущенных. Сообщение: «Лена, ответь. Важно».

Она шла домой — он снова набрал. Остановилась. Вздохнула. Взяла трубку.

— Алло.

— Наконец! — голос взвинченный. — Чего не берёшь?

— Была занята. Что случилось?

— Можно приехать?

— Нет.

— Лен, пожалуйста.

Старая привычка — жалеть. Лена сжала телефон.

— Говори по телефону.

— Не по телефону. Мне плохо.

Голос сорвался. Не врёт.

— Хорошо. Приезжай. Ненадолго.

Он приехал через сорок минут.

Лена открыла — не узнала. Осунулся. Синяки под глазами, щетина, мятая рубашка. Пахло табаком.

— Заходи.

Он сел. Потер лицо.

— Мать доконала.

Лена молчала.

— Слышала?

— Слышала.

— И всё?

— Что я должна сказать?

Он стукнул кулаком по столу.

— Ты знаешь, какая она! Ремонт — думал, закончится. Фига! Теперь балкон застеклить, трубы, обои. Говорю —мастеров наймём. Она: зачем, руки есть? Каждый вечер: «Плохо прибил», «Неровно покрасил». Я программист, а не строитель!

Лена слушала. Холодное любопытство.

— И что ты хочешь?

Дима замолчал. Посмотрел снизу вверх — как ребёнок.

— Давай я к тебе перебегу. Ненадолго. Пока квартиру не найду.

— То есть от мамы сбежать — ко мне.

— Не сбежать. Передохнуть. Лен, я понял. Честно. Ты права. Мне надо отделиться. Дай время.

Она встала. Подошла к окну.

— Помнишь, что сказал месяц назад?

Молчание.

— Мама сказала — не подхожу. Ты пришёл передать. Не сам решил. Передал. А теперь мама достала — снова пришёл. Не потому что я нужна. Потому что ей ты больше не нужен. Ты ищешь не женщину. Ты ищешь другую маму. Помягче.

Дима вскочил.

— Неправда!

— Правда, — голос ровный, ласковый. — И знаешь что? Я благодарна твоей маме.

Он уставился.

— За что?

— За то, что показала, кто ты. Раньше, чем я потратила ещё пять лет.

Тишина.

Лена открыла дверь.

— Иди домой. Снимай квартиру. К друзьям. Но не ко мне.

Он не двигался.

— Лена…

— Иди.

Он медленно пошёл к выходу. На пороге обернулся.

— Пожалеешь.

Лена усмехнулась.

— Нет.

Закрыла дверь. Села на пол, спиной к стене. Закрыла глаза. Выдохнула.

Сердце билось ровно.

Встала. Удалила номер — просто стёрла из контактов.

Открыла чат с подругой: «Свободна в субботу?»

Ответ мгновенный: «Да! Давай куда-нибудь».

Лена набрала: «Давай».

Прошло два месяца.

Она шла с занятий — похолодало, шарф кутала плотнее. В наушниках подкаст на английском для маркетологов.

У подъезда стояла женщина.

Пожилая, тёмное пальто, крупная сумка. Волосы уложены, губы поджаты. Смотрела прямо на Лену.

Лена вытащила наушники.

— Здравствуйте.

— Вы Елена?

— Да.

— Мать Дмитрия. Нам нужно поговорить.

Лена кивнула.

— Давайте в кафе.

— Зачем? Скажу быстро.

— Тогда здесь.

Женщина выпрямилась.

— Вы разрушили ему жизнь.

Лена молчала.

— Он после вас не живёт. Ходит потерянный. На работе проблемы. Дома молчит. Не знаю, что сделали, но это ваша вина.

— Моя вина в том, что бросила?

— В том, что голову вскружили. А потом выгнали. Он привязался, а вы…

— Стоп. — Лена подняла руку. — Зачем пришли? Что хотите?

Женщина сжала губы.

— Чтобы вернулись к нему.

Лена усмехнулась.

— Серьёзно? Месяц назад не подходила. Теперь подхожу?

— Я ошиблась. — Сквозь зубы. — Он без вас страдает.

— Значит, со мной не страдал? Только вы страдали?

Женщина побледнела.

— Вы наглая.

— Может быть. Но не вернусь.

— Почему?

— Потому что ему не нужна женщина. Нужна прислуга. Или мама. Вы справлялись отлично — продолжайте.

Женщина шагнула вплотную. Глаза блестели.

— Вы его не любили.

— Нет. — Лена выдержала взгляд. — Не любила. Жалела. А это хуже.

Пауза. Женщина дышала тяжело. Резко развернулась. Пошла прочь — быстро, не оглядываясь.

Лена смотрела вслед. Достала ключи. Зашла в подъезд.

Дома скинула куртку. Телефон завибрировал. Незнакомый номер.

«Лена, это Дима. Мама была у тебя. Прости её. Не понимает. Больше не буду беспокоить. Просто хотел сказать: жаль, что так вышло».

Лена прочитала. Перечитала. Удалила. Номер не сохранила.

Посмотрела в окно — темнело, фонари зажигались. Внизу смеялись — компания шла по двору, громко, весело.

Она слушала голоса. Вдруг поняла — улыбается.

Не от радости. Просто так.

Утром проснулась от солнца. Первый раз без будильника.

Встала. Умылась. Оделась. Посмотрела на полку — стопка учебников. Взяла один, положила в сумку.

Вышла. На улице свежо, пахло осенью. Застегнула куртку, пошла к метро.

Впереди обычный день. Работа, занятия, вечер дома.

Ничего особенного.

Но впервые за долгое время — её собственный.

Оцените статью
«Мама говорит, ты мне не подходишь». — «Отлично. Пусть мама и стирает твои носки».
Почему владельцы китайских автомобилей массово продают их после 2-3 месяцев владения? Менеджер салона рассказал всё как есть