— Ты опять шуршишь, как воробей в мешке с крупой, — сказала Ольга, не поднимая глаз от стола. Вилка в её руке ковыряла то, что когда-то называлось салатом, но теперь это было что-то вроде напоминания о вчерашнем ужине и несбывшихся надеждах.
— Документы ищу, — ответил Сергей, роясь в шкафу, из которого на него вываливались пакеты, старые чеки и какой-то шарф. — На квартиру. Ты же сама сказала, что пора продавать.
— Я сказала «посмотреть варианты», — поправила она, поджимая губы. — А ты уже чемоданы собрал, будто завтра выселяют.
— Так надо же действовать, Оль! — Сергей раздражённо хлопнул дверцей. — Пока цена нормальная, пока спрос есть. А там — домик, тишина, воздух чистый. Утром вышел, чай на веранде, птички…
— И комары, и соседи с бензопилой, — буркнула Ольга. — Мне твоё «воздух чистый» уже поперёк горла.
На кухне, в кресле у окна, сидела Галина Петровна — мать Сергея. Она слушала, не вмешиваясь, но по лицу было видно: ждёт момент, чтобы вставить своё веское слово.
— Вы бы перестали спорить, — наконец сказала она, поправляя очки. — Дом — это не роскошь, это уверенность. В квартире тесно, стены давят. А там своё хозяйство, курочки, огурцы, банька. Душой отдохнёте.
— Душой-то, может, и отдохнём, — хмыкнула Ольга. — Только телом надорвёмся. Вы ж, Галина Петровна, не укажете, кто потом всё это полоть будет?
— Девочка, — с нажимом произнесла свекровь, — ты молодая, тебе и жить. А то сидишь в своей бетонной коробке, как в шкафу. Всё работа да работа. Женщине нужен дом, чтобы в нём жизнь бурлила.
— В нём, говорите? — Ольга подняла взгляд. — Или вокруг него? Потому что я вот смотрю, как вы с сыном бурлите, и у меня одно желание — заморозить всё к чертям.
Сергей резко выдохнул:
— Господи, да ты вечно всё переворачиваешь! Я, между прочим, думаю о нас. О будущем.
— О нашем? — уточнила она тихо. — Или о своём?
— Оль, не начинай, — он поморщился. — Мне уже голова кругом от твоих подозрений.
Тут Галина Петровна, словно по команде, подалась вперёд:
— Сынок, не оправдывайся. Женщина должна доверять мужу, а не считать, что он враг народа.
Ольга усмехнулась.
— Конечно. А муж, выходит, должен делать, что хочет, пока жена не заметит.
— Тебя слушать — хоть в монастырь иди, — буркнул Сергей, доставая из шкафа папку. — Вот документы. Надо просто оформить доверенность на меня, чтобы я мог всё решать без беготни.
— Доверенность? — переспросила она, откладывая вилку. — Это ты сейчас серьёзно?
— Да. Это упростит процесс. Мы же семья, Оля. Я же не чужой человек.
Она посмотрела на него так, будто впервые видела.
— А кто знает…
Галина Петровна тяжело вздохнула:
— Ольга, ты зря огрызаешься. Мужик хочет взять ответственность, а ты ставишь палки в колёса. Потом жаловаться будешь, что всё рушится.
— Мама, — тихо сказал Сергей, но она не замолчала.
— Нет, ты посмотри, — продолжала свекровь, — всё ей не так. То квартира плохая, то муж неправильный. А потом, глядишь, останешься у разбитого корыта.
— Да я-то не останусь, — спокойно сказала Ольга. — У меня корыто хоть и старое, но своё.
Повисла пауза. Только холодильник гудел, да ложка в чашке звякнула, когда Галина Петровна отставила её с видом прокурора.
— Я пойду к нотариусу, — сказал Сергей после паузы. — Надо уже начинать, а то замучаемся спорами.
— Только попробуй что-то без меня подписать, — отрезала Ольга. — И это будет последнее, что ты сделаешь как мой муж.
Свекровь усмехнулась:
— Вот и живите теперь, как кошка с собакой.
— А вы, Галина Петровна, как всегда — с огоньком подливаете, — сказала Ольга. — У вас, я смотрю, талант к конфликтам, не хуже, чем у телеведущих.
Она ушла в спальню, а за спиной остались два раздражённых голоса и гул холодильника, будто тот сам осуждал всю эту комедию.
На следующий день Ольга пришла с работы пораньше. Октябрь тянулся серыми нитками дождя, двор был пуст, а под ногами хлюпала мокрая листва. В подъезде пахло капустой и мокрыми перчатками. Она открыла дверь тихо, привычно.
Из кухни доносился смех. Не её, не Сергея — смеялась Галина Петровна. И смеялась так, будто только что выиграла на лотерее.
Ольга застыла в прихожей.
— Ну что, Серёж, я ж тебе говорила, — услышала она. — Главное — всё оформить на себя, а потом хоть трава не расти.
— Мам, ну не говори так. Если Оля услышит — конец всему.
— Да не услышит. Она же у нас доверчивая. Женщина, как кот — пока миска полная, мурлычет.
Ольга стояла, сжимая ручку двери, и у неё внутри что-то щёлкнуло.
— Я просто хочу, чтобы всё по уму было, — говорил Сергей. — Без скандалов. Продадим квартиру, купим дом, заживём по-человечески.
— Конечно, — хмыкнула Галина Петровна. — И кредит пусть на неё оформляют, а дом — на тебя. Мужик должен быть хозяином, Серёж.
Он не ответил, только тяжело вздохнул. А у Ольги в голове уже вертелись слова: «на себя», «кредит», «не услышит». Всё стало ясно.
Она вошла.
— Ну что, совещание закончили? — спросила она ровно, без крика, но в голосе — сталь. — Или продолжите без меня?
Сергей подпрыгнул на месте:
— Оль… ты… ты всё не так поняла.
— Конечно, — кивнула она. — Я всегда всё не так понимаю. Особенно когда меня собираются обвести вокруг пальца.
— Девочка, — начала Галина Петровна, — ты не кипятись. Мы ж о тебе же думаем.
— Да вы обо мне думаете, как волк о овце, — усмехнулась Ольга. — Чтоб шерсть была гладкая, а мясо помягче.
Сергей подошёл ближе, протянул руку:
— Оль, ну послушай. Мы же семья. Я хотел как лучше.
— Ты хотел, чтоб я подписала доверенность и сидела тихо, — перебила она. — Но я не такая удобная, Серёж.
Из сумки она вытащила конверт и положила на стол.
— Тут заявление. Завтра пойду в банк и всё отзову. А заодно узнаю, не пытался ли кто-то что-то провернуть за моей спиной.
Галина Петровна хмыкнула:
— Господи, паранойя какая-то. Кому ты нужна с такими замашками?
— Себе, Галина Петровна. Себе я нужна, — спокойно ответила Ольга. — А вот вы — явно не мне.
Она развернулась и ушла в спальню. За спиной осталась гробовая тишина. Даже чайник перестал шипеть, будто испугался.
Ольга закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной и выдохнула.
«Хорошо. Значит, играем. Только теперь — по моим правилам».
Прошла неделя.
Ольга шла с работы под моросящим дождём, кутаясь в шарф, хотя на улице было не так уж холодно — просто внутри мерзло. Город вокруг жил своей жизнью: тянулись пробки, кто-то в наушниках спорил сам с собой, подростки гремели самокатами. У всех — дела, планы, а у неё — тишина и какое-то вязкое ожидание.
Сергей за это время съехал «временно» к маме. Как он сказал — «чтоб не раздражать друг друга». Только вот не раздражать не получилось: звонил каждый день, то уговаривал, то давил жалостью.
— Оль, — говорил он, — ну не будь ты упёртой. Мы же вместе всё это время шли. Неужели хочешь всё сломать?
Она слушала, не перебивая. Потом тихо отвечала:
— Я ничего не ломаю, Серёж. Просто больше не собираю то, что ты с мамой строил за моей спиной.
После этого — молчание. Два дня тишины. Потом пришла СМС:
«Давай поговорим спокойно. Без нервов. Завтра. У нотариуса».
У нотариуса — значит, всё ещё пытается. Она усмехнулась.
«Пусть будет у нотариуса», — подумала Ольга. — «Там и поговорим. На документальном уровне».
В приёмной пахло пыльными папками и старым линолеумом. Секретарь грызла яблоко, будто не замечала, что у неё под носом разворачивается семейная драма.
Сергей пришёл в свежей рубашке и с каким-то виноватым выражением — как ученик, пойманный на шпаргалке. Рядом — Галина Петровна, вся при параде: плащ, укладка, серьёзность на лице, будто в суде.
— Оль, — начал Сергей, едва она вошла. — Ну правда, давай без этого… театра. Мы ж не враги.
— Конечно, — кивнула она. — Просто у нас разные роли. Ты — режиссёр, я — статистка, которую забыли предупредить о съёмках.
Он вздохнул.
— Послушай, я тогда погорячился. Мама тоже. Мы просто хотели как лучше. Дом, спокойствие… Я же не враг тебе.
— Не враг, но и не партнёр, — спокойно ответила Ольга. — А мне нужно второе, а не первое.
Галина Петровна вмешалась, чуть подалась вперёд:
— Девочка, у тебя что, сердце каменное? Сергей старается ради вас обоих! А ты всё рушишь из-за обид.
Ольга посмотрела на неё долгим взглядом.
— Ради нас обоих, говорите? А почему же тогда документы собирались оформлять только на вашего сына?
Свекровь замерла. Сергей дернулся:
— Мам, ну хватит…
— Что «хватит»? — резко повернулась к нему Ольга. — Хватит врать? Или хватит делать вид, что я не понимаю, о чём речь?
Она достала из сумки папку, аккуратно положила на стол.
— Вот тут все бумаги по квартире. И, если вам интересно, я уже всё оформила.
— Что значит — оформила? — нахмурился Сергей.
— Продала.
Он будто не сразу понял. Потом побледнел:
— Что… как — продала?! Когда?!
— Вчера, — спокойно сказала Ольга. — По нормальной цене. Без ваших “семейных комбинаций”.
— Ты что, совсем?.. — он замолчал, потому что голос предательски дрогнул. — Ты без меня решила?!
— Без тебя, Серёж. И, как видишь, мир не рухнул.
Галина Петровна вскрикнула:
— Ты вообще понимаешь, что натворила?! Это же общее жильё!
— Было, — поправила её Ольга. — Теперь нет. Я вложила больше, у меня документы на руках, и юрист всё проверил. Я никого не обманула — просто перестала быть наивной.
Нотариус тихо покашлял — мол, уважаемые, давайте без сцен. Но им было всё равно.
Сергей вскочил, стал мерить шагами комнату:
— Оль, ты пожалеешь. Я к тебе по-хорошему, а ты вот так. У тебя ничего не останется!
— Ошибаешься, — она улыбнулась спокойно. — У меня останется свобода. И, между прочим, счёт в банке.
Он остановился, повернулся, глядя с каким-то странным отчаянием:
— Мы же десять лет вместе. Ты хочешь всё вычеркнуть?
— Нет, — тихо сказала Ольга. — Я просто ставлю точку там, где ты поставил запятую, надеясь продолжить предложение без моего согласия.
Молчание растянулось, как нитка. Нотариус нервно перебирал бумаги.
Галина Петровна наконец не выдержала:
— Ну и где теперь жить собираешься, умная ты наша? На вокзале?
Ольга повернулась к ней и сказала мягко, но твёрдо:
— Уж точно не с вами, Галина Петровна.
Она поднялась, собрала бумаги, поблагодарила нотариуса и пошла к выходу. Сергей метнулся за ней:
— Подожди! Оль! — он догнал её уже у дверей. — Может, всё-таки подумаешь? Я… я не хотел, чтоб всё вот так.
Она остановилась, глядя прямо ему в глаза:
— Серёж, ты хотел, чтоб всё было по-твоему. А я просто впервые решила, чтоб было по-моему.
И добавила, чуть улыбнувшись:
— Так что лавочка закрыта.
На улице было холодно, мелкий дождь превратился в мокрый снег. Люди шли мимо, торопились, а она стояла под козырьком и впервые за долгое время чувствовала не тревогу, а какую-то странную лёгкость.
Телефон зазвонил — мама.
— Ну что, доча, поговорили? — голос у той был осторожный.
— Поговорили, — ответила Ольга. — Теперь всё по-честному.
— И как?
— Спокойно. Даже удивительно. Знаешь, мам, я ведь думала, что будет тяжело. А оказалось — просто. Как будто камень с души сняли.
— Вот и хорошо, — вздохнула мать. — Главное, не вздумай жалеть.
— Не буду. Жалеть — это их работа, не моя.
Она отключилась, зашла в ближайшую кофейню. Там пахло свежей выпечкой и корицей, бариста улыбнулся:
— Кофе какой?
— Самый крепкий, — ответила она. — Мне теперь можно.
Села у окна. За стеклом город мерцал огнями, люди спешили домой — к своим разговорам, кухонным спорам, чужим или своим мечтам.
Ольга достала телефон, открыла заметки. На экране — список дел:
«1. Найти новую квартиру.
2. Купить кресло у окна.
3. Никогда больше не отдавать ключи от своей жизни — никому».
Она перечеркнула третье — и рядом написала: «Разве что тому, кто сам принесёт дубликат, не спрашивая разрешения».
Улыбнулась.
За дверью кофейни мелькнула тень — может, прохожий, может, Сергей, но она не обернулась. Пусть идёт. Пусть живёт, как хочет. Её история закончилась не скандалом, а ясностью.
Впереди была новая жизнь. Без доверенности, без разрешений, без чужих схем. Только она и её собственный выбор.
И вдруг подумала:
«А ведь мама права была — мужика слушать надо. Только не в том, что он говорит, а в том, как он делает. Вот и всё».
Она допила кофе, надела пальто, вышла в прохладный вечер.
Дождь уже почти закончился, воздух был чистый, прозрачный, и город казался другим — спокойным, как будто наконец отпустил.
Ольга подняла воротник, улыбнулась сама себе и пошла вперёд — в ту сторону, где светились окна новых домов.
Туда, где начинается жизнь без оглядки.
