Антонина ехала в Москву к своему успешному сыну-холостяку с сердцем, полным гордости. Но дверь шикарной столичной квартиры открыла незнакомая девушка с ребёнком на руках. Оказалось, что сын три года водил её за нос. Но главный удар был впереди, когда выяснилось, кем на самом деле является эта девушка.
***
Я ехала в Москву с сердцем, полным гордости. Мой Димка, мой единственный сын, всего добился сам. В свои двадцать восемь — своя квартира в столице, престижная работа, отличная зарплата. «Мам, приезжай, когда захочешь, — говорил он по телефону. — Увидишь, как твой сын устроился».
И вот я решилась. Собрала сумку с домашними гостинцами, пирожками с капустой, которые он так любит, и села в поезд. Хотела сделать ему сюрприз. Он ведь жаловался, что совсем один, бедняжка. Говорил, что все девушки вокруг — пустышки, а ему нужна такая, как я — хозяйственная, верная, настоящая.
Вот я и стою у его двери. Новенькая многоэтажка в хорошем районе. Нажимаю на звонок, представляя, как он удивится. Как обнимет, закружит, закричит: «Мам, ты?! Вот это сюрприз!»
Дверь открывается. Но на пороге стоит не мой высокий, плечистый Дима. Передо мной — хрупкая девушка в домашнем халатике, с растрепанными светлыми волосами. Она смотрит на меня с удивлением, даже с испугом.
— Здравствуйте, — произносит она тихо. — Вы к кому?
Я опешила. Может, этажом ошиблась? Проверяю номер квартиры на двери. Нет, всё верно.
— Мне нужен Дмитрий Орлов, — говорю я сухо, оглядывая её с ног до головы. На вид совсем молоденькая. Лет двадцать пять, не больше.
— Димы сейчас нет, он на работе, — отвечает она и почему-то не спешит меня впускать.
— А вы, простите, кто? — спрашиваю я уже с нажимом. В голове начинают роиться неприятные мысли. Может, это домработница? Или, прости господи, девушка на одну ночь? Хотя время-то дневное.
— Я… — она запинается, и в этот момент из глубины квартиры доносится детский плач.
Девушка вздрагивает, бросает на меня виноватый взгляд и скрывается в квартире. Я остаюсь стоять в полном недоумении на пороге. Детский плач в квартире моего сына-холостяка? Что здесь, чёрт возьми, происходит?
Я решительно вхожу внутрь и закрываю за собой дверь. Просторная прихожая, дорогая мебель. Но повсюду какой-то беспорядок. Женская куртка на вешалке, рядом с ней — крохотное пальтишко. На полу — женские туфли и маленькие ботиночки.
— Эй! — кричу я вглубь квартиры. — Что здесь творится? Кто вы такая?
Девушка выходит из комнаты, держа на руках плачущего малыша. Годовалого, не больше. Она качает его и смотрит на меня с вызовом.
— Я Лена, — твёрдо говорит она. — Жена Димы.
Мир под моими ногами качнулся. Жена? У моего Димки? Откуда?
— Какая ещё жена? — шепчу я, не веря своим ушам. — Он мне ничего не говорил. Он… он один.
— Видимо, не один, — усмехается она, и в её глазах я вижу сталь. — А это, — она кивает на малыша, — Ванечка. Ваш внук.
Внук. Это слово оглушило меня, как удар грома. Я смотрела на пухлого карапуза, который, всхлипывая, размазывал слёзы по щекам, и ничего не понимала. Мой сын, который звонил мне каждую неделю и жаловался на одиночество, оказывается, давно и прочно женат? И у него есть ребёнок?
— Как… как давно? — только и смогла выдавить я.
— Почти три года, — спокойно ответила она.
Три года. Три года мой единственный сын врал мне в лицо. Он рассказывал про свои карьерные успехи, про новую машину, про планы на будущее. И ни слова о жене. Ни слова о ребёнке. Меня будто окунули в ледяную воду.
— Почему он молчал? — мой голос дрожал от обиды и гнева.
— А это вы у него спросите, — пожала плечами Лена. — Он скоро будет. Можете подождать и задать ему все вопросы. Проходите, не стойте в дверях. Чувствуйте себя как дома. Хотя, какая ирония, да?
***
Я прошла в гостиную, как во сне. Ноги были ватными. Сумку с пирожками я так и держала в руке, она вдруг стала невыносимо тяжёлой. Я опустила её на пол, словно это был не гостинец, а какой-то постыдный груз.
Квартира, которую я представляла себе холостяцкой берлогой, оказалась уютным семейным гнёздышком. На диване — яркие подушки. На журнальном столике — стопка детских книжек и какая-то погремушка. На стенах — фотографии.
Я подошла ближе. Вот Дима обнимает эту Лену. Они стоят на фоне моря, счастливые, загорелые. Вот они вдвоём на лыжах. А вот… вот фотография со свадьбы. Мой сын в строгом костюме и эта девица в белом платье. Они смотрят друг на друга с такой нежностью, что у меня защемило сердце.
— Красивая пара, правда? — раздался за спиной голос Лены. Малыш уже успокоился и с любопытством разглядывал меня своими голубыми глазенками. Глазами моего Димы.
— Это… это подло, — прошептала я, поворачиваясь к ней. — Так врать собственной матери. За что? Что я ему сделала?
— Он не хотел вас расстраивать, — сказала Лена. Она говорила спокойно, но я чувствовала в её голосе скрытое напряжение.
— Расстраивать? — я чуть не рассмеялась от абсурдности этой фразы. — Он думал, что правда меня расстроит меньше, чем эта наглая ложь длиной в три года? Он меня за дуру держит?
— Антонина… — она впервые назвала меня по имени, хотя я не представлялась. Значит, Димка рассказывал обо мне. — Послушайте, это было его решение. Он боялся.
— Боялся? Чего? Что я его съем? Я жизнь на него положила! Во всём себе отказывала, чтобы он выучился, в люди вышел! А он… он отплатил мне тем, что вычеркнул меня из своей жизни! Сделал меня чужой!
Слёзы обиды подступили к горлу. Я отвернулась, чтобы эта нахалка не видела моей слабости. В этот момент в замке повернулся ключ. Дверь открылась, и на пороге появился Дима.
— Лена, я дома! — весело крикнул он. А потом увидел меня.
Улыбка сползла с его лица. Он побледнел, посмотрел на меня, потом на Лену, потом снова на меня. В руках у него был торт. Наверное, годовщина какая-то, о которой я тоже не знала.
— Мама? — его голос прозвучал как-то глухо. — Ты… ты как здесь?
— Сюрприз хотела сделать, сынок, — ядовито ответила я. — А оказалось, сюрприз ждал меня. Познакомишь нас? Хотя, знаешь, мы уже и сами познакомились. С твоей женой. И с твоим сыном. Моим внуком, как выяснилось.
Дима поставил торт на тумбочку и медленно снял ботинки. Он выглядел как школьник, которого застали за курением.
— Мам, я… я всё объясню, — пробормотал он.
— Объяснишь? — я шла на него, чувствуя, как внутри всё кипит. — Что ты мне объяснишь? Как ты три года врал мне? Как ты рассказывал, что одинок, а сам тут семью строил? Как ты позволил мне пропустить свадьбу единственного сына? Рождение единственного внука? Что ты мне объяснишь, Дима?!
— Антонина, не кричите, вы напугаете Ваню, — вмешалась Лена.
— А ты вообще молчи! — рявкнула я на неё. — Тебя не спрашивали! Это наш с сыном разговор!
— Это и мой разговор тоже! — вдруг повысила голос она. — Это моя семья! И мой муж! И я не позволю на него орать!
Дима встал между нами.
— Так, стоп. Обе успокойтесь. Мама, сядь, пожалуйста. Давай поговорим.
— Я не хочу с тобой говорить! — отрезала я. — Я хочу уехать. Прямо сейчас. Обратно. Туда, где у меня нет ни лживых сыновей, ни внезапных невесток с приплодом!
***
Я развернулась, чтобы уйти, но Дима схватил меня за руку.
— Мама, постой. Прошу тебя. Не уходи так. Дай мне шанс всё объяснить.
Его глаза смотрели с такой мольбой, что моё сердце дрогнуло. Я посмотрела на его руку, сжимавшую мою. Рука взрослого мужчины, а я всё видела в нём своего маленького мальчика.
— Хорошо, — выдохнула я. — Говори. У тебя пять минут.
Мы сели на диван в гостиной. Лена с Ваней на руках осталась стоять в дверях, не решаясь ни войти, ни уйти. Она была похожа на испуганную птичку, защищающую своё гнездо.
— Мам, я познакомился с Леной три с половиной года назад, — начал Дима, глядя в пол. — Это было… ну, знаешь, как удар молнии. Я сразу понял, что это мой человек. Мы начали встречаться, через полгода я сделал ей предложение.
— Свадьба, которую я видела только на фото, — горько вставила я.
— Да, — кивнул он. — Прости. Я… я просто не знал, как тебе сказать.
— А что тут говорить? «Мама, я женюсь!» Что сложного? Или ты постеснялся свою мать на свадьбу позвать?
— Нет! Дело не в этом! — он наконец поднял на меня глаза. — Я боялся твоей реакции.
— Моей реакции? — я снова вскипела. — Ты что, на крокодиле женился? Чем тебе твоя мать так страшна?
— Ты всегда была… требовательной, — осторожно подбирая слова, сказал он. — Ты всегда хотела для меня самого лучшего. Чтобы жена была из хорошей семьи, с образованием, с перспективами. Чтобы ровня мне была.
— А она что, не ровня? — я бросила презрительный взгляд на Лену. Она стояла всё в том же простеньком халатике, растрепанная, уставшая. Не такой я видела жену своего успешного сына. Я представляла себе элегантную бизнес-леди, а не эту домашнюю курицу.
— Она самая лучшая, — твёрдо сказал Дима. — Она искусствовед по образованию. Работала в галерее. Сейчас в декрете с Ваней. И семья у неё самая обычная, хорошая.
— Так в чём проблема? Если всё так идеально, зачем было врать?
Дима замялся. Он посмотрел на Лену, и они обменялись каким-то непонятным мне взглядом.
— Просто… есть одно обстоятельство, — промямлил он. — Я думал, ты никогда не сможешь с этим смириться.
— С чем? С тем, что она из простой семьи? Сынок, я сама из простой семьи! Я не снобка какая-то!
— Нет, дело не в этом. Мам, просто пообещай, что выслушаешь спокойно.
Эта его фраза меня насторожила. Какая-то тайна была ещё глубже, чем просто скрытая женитьба.
— Говори уже, не тяни, — потребовала я.
— Лена… она не из Москвы, — начал он издалека. — Она тоже приехала покорять столицу.
— Ну и что? Я сама из провинции.
— Она из нашего города, мам.
Я замерла. Из нашего маленького городка? Интересно.
— И что? Мир тесен. Фамилия у неё какая? Девичья.
Лена, стоявшая в дверях, ответила сама, прежде чем Дима успел открыть рот:
— Кузнецова. Моя девичья фамилия — Кузнецова.
Кузнецова. Фамилия распространённая. Но что-то внутри меня похолодело. Какое-то дурное предчувствие заскреблось в душе.
— А маму твою как зовут? — спросила я, глядя Лене прямо в глаза.
Она выдержала мой взгляд.
— Марина. Марина Кузнецова.
Марина. Кузнецова. Маринка-мандаринка. Прозвище из далёкого прошлого, которое я не произносила лет тридцать. Прозвище, от которого до сих пор сводило скулы.
Я посмотрела на Лену по-новому. И вдруг увидела в её чертах то, чего не замечала раньше. Та же форма губ, тот же насмешливый изгиб бровей. Черты моего злейшего врага. Женщины, которая разрушила мою первую любовь, которая предала нашу дружбу и которую я ненавидела всей душой.
— Так вот оно что, — прошептала я. — Теперь всё понятно. Ты не просто скрыл от меня жену. Ты женился на дочери Марины.
***
Комнату наполнила звенящая тишина. Дима смотрел на меня с ужасом, ожидая взрыва. Лена прижимала к себе сына, словно пытаясь защитить его от бури, которая вот-вот должна была разразиться.
А я… я смотрела на неё и видела перед собой Маринку. Мою бывшую лучшую подругу. Мы сидели за одной партой с первого класса. Делились секретами, менялись платьями, мечтали о будущем. Она была яркой, дерзкой, всегда в центре внимания. А я — тихой и скромной.
А потом появился Сергей. Моя первая любовь. Высокий, красивый, спортсмен. Он ухаживал за мной, дарил цветы, провожал до дома. Я была на седьмом небе от счастья. И, конечно, делилась всем с Маринкой. Рассказывала ей о каждом его взгляде, о каждом слове.
А она… она слушала, кивала, давала советы. А за моей спиной крутила с ним роман. Я узнала об этом последней, на выпускном вечере. Увидела, как они целуются за школой. Мир рухнул. Это было двойное предательство. От лучшей подруги и от любимого человека.
С тех пор я вычеркнула её из своей жизни. Мы жили в одном городе, но я делала вид, что её не существует. Она вышла замуж за Сергея, родила дочь. Я вышла замуж за отца Димы, хорошего, надёжного человека, которого, правда, никогда не любила так, как Сергея. Моя жизнь пошла своим чередом, но та рана так и не зажила.
И вот теперь, тридцать лет спустя, призрак прошлого настиг меня в московской квартире моего сына.
— Ты знал? — мой голос был тихим, но в нём было столько яда, что Дима вздрогнул. — Ты знал, чья она дочь, когда женился на ней?
— Знал, — честно признался он. — Лена сразу всё рассказала.
— И это тебя не остановило? То, что её мать — женщина, которая причинила твоей матери столько боли? Ты плюнул мне в душу, сынок!
— Мама, это было сто лет назад! — воскликнул он. — Какое отношение их прошлое имеет к нам? Я люблю Лену! Не её мать!
— Яблоко от яблони недалеко падает! — выкрикнула я, уже не сдерживаясь. Я встала и подошла к Лене вплотную. — У неё глаза её матери! Такие же хитрые, лживые! Наверняка так же охмурила тебя, влезла в доверие, а потом…
— Хватит! — вдруг перебила меня Лена. Её голос звенел от негодования. — Вы не имеете права так говорить ни обо мне, ни о моей матери! Вы ничего не знаете!
— О, я знаю достаточно! — усмехнулась я. — Я знаю, что твоя мать — предательница! Она украла у меня жениха! Она растоптала нашу дружбу!
— А вы никогда не думали, что у той истории могла быть и другая сторона? — спросила Лена, глядя мне прямо в глаза. — Что мой отец полюбил мою маму, а не просто она его «украла»? Что люди не вещи, чтобы их красть?
— Не смей меня учить! — зашипела я. — Ты такая же, как она! Хищница! Вцепилась в моего сына, родила ему ребёнка, чтобы привязать к себе! Думала, я ничего не узнаю?
— Я никого не привязывала! — её щёки залил румянец. — Мы любим друг друга! А то, что Дима боялся вам сказать, — это проблема ваших с ним отношений, а не моих!
— Мама, Лена, прекратите! — Дима снова попытался встать между нами.
Но я его уже не слышала. Обида, копившаяся тридцать лет, нашла выход. Вся боль от предательства, вся горечь несбывшихся надежд обрушилась на эту девушку, которая была ни в чём не виновата, но носила фамилию и черты моего врага.
— Я не приму это! — заявила я, глядя на сына. — Слышишь? Никогда! Ты должен выбрать: или я, твоя мать, или она, дочь этой… женщины.
— Мама, не ставь меня перед таким выбором. Это жестоко.
— Жизнь вообще жестокая штука, сынок. Я это хорошо усвоила. Благодаря её матери. Так что выбирай.
Я схватила свою сумку с пола и пошла к выходу.
— Я поживу в гостинице. У тебя есть сутки, чтобы подумать. Если завтра ты не позвонишь и не скажешь, что выставил её за дверь, можешь считать, что у тебя больше нет матери.
Я хлопнула дверью, оставляя за спиной разрушенную жизнь своего сына и плач своего внука.
***
Я сняла номер в ближайшей гостинице. Дешёвый, неуютный, с окнами на шумный проспект. Но мне было всё равно. Я бросила сумку на пол и рухнула на кровать. Тело била дрожь.
В голове был полный сумбур. Сцены из прошлого смешивались с сегодняшними событиями. Вот Маринка смеётся, рассказывая мне очередной секрет. А вот Лена смотрит на меня с вызовом. Вот Сергей дарит мне букетик полевых ромашек. А вот маленький Ванечка плачет на руках у своей матери.
Почему? За что мне всё это? Мало того, что сын оказался лжецом, так он ещё и породнился с семьёй моего заклятого врага. Это было похоже на злую шутку судьбы, на какой-то изощрённый способ снова расковырять старую рану.
Телефон завибрировал. Дима. Я сбросила вызов. Он позвонил снова. Я выключила звук. Я не хотела с ним говорить. Что он мог мне сказать? Что он выбирает её? Я и так это знала. Мужчины всегда выбирают молодых и красивых, а не старых и ворчливых матерей.
Обида душила меня. Я плакала — от бессилия, от злости, от жалости к себе. Я ведь всё для него делала. Работала на двух работах, когда его отец ушёл от нас. Тянула его одна. Не устроила свою личную жизнь, потому что боялась, что отчим будет его обижать. Вся моя вселенная крутилась вокруг Димки.
И вот благодарность. Тайная свадьба. Тайный ребёнок. И невестка — дочь Марины Кузнецовой. Это было предательство высшей пробы.
Я встала и подошла к окну. Внизу неслись потоки машин. Москва жила своей жизнью, ей не было дела до моей маленькой трагедии. Мне вдруг стало так одиноко, как не было никогда в жизни.
Я представила, что сейчас происходит в квартире сына. Наверное, Лена плачет у него на плече. А он её утешает, говорит, что мать — стерва и ничего не понимает. И они правы. Я действительно ничего не понимаю.
Я не понимаю, как можно было скрывать такое три года.
Я не понимаю, как можно было полюбить дочь женщины, которую ненавидит твоя мать.
Я не понимаю, как теперь жить дальше.
Мой ультиматум был глупостью, продиктованной гневом. Я знала, что Дима не выгонит жену и ребёнка. А значит, я сама поставила себя в положение, из которого не было выхода. Я или должна была отказаться от своих слов, потеряв лицо, или отказаться от сына, потеряв смысл жизни.
Телефон снова засветился. Сообщение от Димы: «Мам, я люблю тебя. Но я люблю и их. Они моя семья. Пожалуйста, не делай этого с нами. И с собой».
Я швырнула телефон на кровать. Семья! А я кто? Я теперь не семья? Меня так легко можно вычеркнуть, заменить на новую, молодую, удобную?
Я провела ночь без сна. Утром, глядя на своё опухшее от слёз лицо в зеркале, я поняла, что должна что-то делать. Просто уехать, поджав хвост, — это не в моём характере. Я должна была сражаться. За сына. За то, чтобы он понял, какую ошибку совершил.
Я решила вернуться. Не для того, чтобы просить прощения. А для того, чтобы поговорить с этой Леной. Один на один. Без Димы. Я хотела посмотреть ей в глаза и понять, кто она на самом деле. Копия своей матери или кто-то другой?
***
Я приехала к их дому утром. Руки дрожали, когда я нажимала на кнопку звонка. Я приготовилась к худшему: что меня не пустят, что Дима снова начнёт защищать свою жену.
Но дверь открыла Лена. Она была одна. Видимо, Дима уже ушёл на работу. На ней были обычные джинсы и свитер. Волосы собраны в хвост. Она выглядела уставшей, глаза были красными от слёз.
— Проходите, Антонина, — тихо сказала она.
Я вошла. В квартире было тихо. Видимо, малыш спал.
— Я хочу поговорить, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо.
— Я тоже, — кивнула она. — Чай будете?
Мы сели на кухне друг напротив друга. Между нами стояли две чашки с чаем, к которым мы так и не притронулись.
— Зачем ты это сделала? — начала я без предисловий. — Зачем влезла в нашу семью? Неужели не было других мужчин в Москве?
Она долго молчала, глядя в свою чашку. Потом подняла на меня глаза.
— Я полюбила Диму, — просто ответила она. — Я не выбирала, чьим сыном он окажется. Так же, как и он не выбирал, чьей дочерью окажусь я. Когда мы узнали, мы были в шоке.
— И что? Это не повод был прекратить всё? Из уважения к его матери?
— А почему мы должны были прекращать? — она посмотрела на меня с искренним недоумением. — Из-за вражды тридцатилетней давности, в которой мы даже не участвовали? Разве это справедливо — ломать свою жизнь из-за обид наших родителей?
— Ты ничего не понимаешь! — воскликнула я. — Твоя мать…
— Я знаю, что сделала моя мать, — перебила она меня. — Она мне всё рассказала. И про вашу дружбу, и про моего отца.
— И что же она тебе рассказала? Что она не виновата?
— Она рассказала, что ей было очень больно терять лучшую подругу, — тихо сказала Лена. — Она рассказала, что мой отец влюбился в неё, а она — в него. И она не смогла от него отказаться. Да, она должна была поговорить с вами, признаться во всём честно. Это была её ошибка. Но она не «крала» его. Он сам сделал свой выбор. И они прожили вместе двадцать пять счастливых лет, до самой его смерти.
Я молчала. Её слова звучали… убедительно. Но я не хотела им верить.
— Она также рассказала, — продолжила Лена, — что вы после этого сделали всё, чтобы испортить ей жизнь в нашем маленьком городе. Распускали слухи, настраивали общих знакомых против неё. Ей было очень тяжело.
— Это ложь! — возмутилась я.
— Правда? — она посмотрела мне в глаза. — Антонина, я не хочу судить ни вас, ни мою маму. Это ваше прошлое. Но почему из-за этого прошлого должны страдать мы? Почему должен страдать мой сын, ваш внук, который никогда не узнает свою бабушку?
Её слова попали в самое сердце. Внук. Ванечка. Мальчик с глазами моего Димы. Я ведь даже на руки его не взяла.
— Дима очень вас любит, — сказала Лена. — Все эти три года он мучился. Он сотни раз пытался начать этот разговор. Но он так боялся вашей реакции, боялся сделать вам больно. Боялся, что вы поставите его перед выбором. И вы это сделали.
Я сидела, опустив голову. Впервые за много лет я посмотрела на эту ситуацию не только со своей колокольни. А что, если она права? Что, если я всю жизнь лелеяла свою обиду, сделала её центром своей вселенной и не видела ничего вокруг?
В соседней комнате закряхтел Ваня. Лена встала.
— Мне нужно к нему. Подумайте над моими словами, пожалуйста. Ради Димы. Ради Вани.
Она ушла. А я осталась сидеть на чужой кухне, в чужой жизни, и впервые почувствовала себя не правой, а виноватой.
***
Я сидела на кухне ещё минут десять, переваривая услышанное. Из комнаты доносились тихие голоса: Лена ласково разговаривала с сыном. Потом она запела колыбельную. Ту самую, которую я пела маленькому Диме.
У меня сдавило горло. Я встала и на негнущихся ногах пошла к двери в детскую. Дверь была приоткрыта. Я заглянула в щель.
Лена сидела в кресле-качалке, держа на руках Ваню. Она кормила его из бутылочки и тихонько напевала. Малыш смотрел на неё своими огромными голубыми глазами и гулил. В этой сцене было столько любви и нежности, что моё очерствевшее сердце дрогнуло.
Это была семья моего сына. Настоящая. Счастливая. А я своей ненавистью, своей гордыней пыталась её разрушить. Я увидела в Лене не дочь своего врага, а просто молодую маму, которая любит своего мужа и своего ребёнка.
И я вдруг поняла, какую страшную ошибку чуть не совершила. Я могла потерять не просто сына. Я могла потерять их всех. Потерять возможность видеть, как растёт мой внук. Потерять возможность быть частью их жизни. И всё из-за чего? Из-за старой обиды, подробности которой я уже и сама с трудом помнила. Важнее ли эта обида, чем счастье моего единственного ребёнка?
Я тихо прикрыла дверь и вернулась в прихожую. Надела пальто, взяла свою сумку. Я не могла остаться. Не сейчас. Мне нужно было время, чтобы всё принять.
Когда я уже открывала входную дверь, Лена вышла из комнаты.
— Вы уходите? — спросила она с тревогой.
Я обернулась.
— Да, — кивнула я. — Я поеду домой.
На её лице отразилось разочарование. Она, наверное, подумала, что я сделала свой выбор. Не в их пользу.
— Но я вернусь, — добавила я. — На день рождения Вани. Ему ведь скоро год, да?
Лена удивлённо моргнула. А потом на её лице появилась робкая, но такая искренняя улыбка.
— Да. Через две недели. Мы будем вас очень ждать.
Я кивнула и вышла за дверь. На улице светило солнце. Я шла к вокзалу и впервые за последние сутки не плакала. На душе было тяжело, но в то же время светло.
Я сделала свой выбор. Я выбрала не прошлое, а будущее. Я выбрала семью. Своего сына, свою невестку и своего внука. Принять её мать я, возможно, никогда не смогу. Но я смогу принять выбор моего сына. И это, наверное, и есть настоящая материнская любовь.
Как бы вы поступили на месте Антонины? Смогли бы вы простить такую ложь и принять в семью дочь человека, которого ненавидели всю жизнь?
