— Так вот что, Марина, — холодно сказала Лариса Петровна, поставив чашку на стол так, что фарфор звякнул. — Коля с Леной решили пожить у нас. У них ремонты, стройка, в общем, некуда идти. Поэтому тебе придется немного потесниться.
— Потесниться? — переспросила Марина, глядя на свекровь, будто та предложила ей отдать почку. — В смысле? Это моя квартира.
— Ну что ты сразу «моя»? — с ласковой интонацией, но с ядом под языком сказала Лариса Петровна. — Это семейное жильё. Мы же покупали его для вас с Колей. Я ведь тогда свою шубу продала, чтобы внести первый взнос. Без меня вы бы и ипотеку не потянули.
Марина почувствовала, как у неё зачесались ладони. Если бы не воспитание, она бы сейчас швырнула этой женщине в лицо договор купли-продажи, где черным по белому стояло её имя. Только её.
— Лариса Петровна, — сказала она, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Вы не давали нам денег. Ни копейки. И шуба ваша висит у вас в шкафу, я её вчера видела, когда приходила за Колиной курткой.
— Ах, значит, я вру, да? — вспыхнула свекровь. — Да ты посмотри на себя, какая важная стала! Квартира, видите ли, её. А сын мой где будет жить, интересно? И сестра его с детьми тоже. Ты думаешь, я позволю им скитаться по съёмным углам, пока ты тут одна, как барыня, на сорока квадратах?
— На пятидесяти двух, — автоматически уточнила Марина, и тут же пожалела.
— О, так ты ещё и измеряешь! — свекровь сжала губы. — Вот до чего доводит жадность.
Марина закрыла глаза. За окном стоял октябрь, утро было серым, мокрым, как выжатая тряпка. В квартире пахло кофе и нервами.
Надо держаться спокойно, сказала она себе. Если поддамся — они сядут на голову.
— Лариса Петровна, — тихо произнесла она, — я не позволю никому здесь жить. Это моя квартира, я плачу ипотеку, я всё оформила сама. Коля знает, он подписывал согласие.
— Ага, значит, ты его специально оформила на себя! — свекровь ткнула в неё пальцем. — Чтобы потом вышвырнуть моего сына, да? Чтобы, когда он станет тебе неугоден, выгнать его, как собаку!
— Вы бредите, — сказала Марина устало. — Я оформляла так, как было удобнее банку. У меня была белая зарплата, у него нет.
— Конечно! — с сарказмом воскликнула Лариса. — Всё у тебя белое. Только совесть чёрная!
Она схватила сумку и встала.
— Я надеюсь, ты ещё одумаешься. Коле я всё расскажу. И не думай, что он будет на твоей стороне. Семья — это не только ты. Семья — это мы.
Дверь хлопнула, и Марина осталась одна.
Она стояла посреди кухни и чувствовала, как уходит почва из-под ног. Всё это было похоже на дурной сериал. Какая шуба? Какие взносы? Они с Колей купили эту квартиру три года назад. Она работала в агентстве недвижимости, сама подбирала варианты, сама считала, оформляла, бегала по банкам. Коля тогда только начинал свой автосервис, денег у него не было вообще.
Марина опустилась на стул. В груди стояло тяжёлое чувство — смесь ярости и обиды.
Интересно, он знал?
Коля вернулся поздно вечером. Запах бензина и металла от него всегда стоял густой, будто он жил не в гараже, а в облаке отработки.
— Мари, — сказал он, снимая куртку, — ты опять поссорилась с мамой?
— Она пришла с предложением, — сухо ответила Марина. — Чтобы мы съехали и отдали квартиру твоей сестре.
Коля замер.
— Ну… она, наверное, пошутила?
— Думаешь? Она говорила абсолютно серьёзно. Сказала, что продавала шубу и дала тебе деньги на первый взнос.
Он отвёл взгляд.
— Ну… там, может, она преувеличила.
— Преувеличила? — Марина поднялась. — Так было или нет?
Он почесал затылок.
— Ну… она мне давала немного. Я тогда кредит закрыл, помнишь, тот старый? А ей сказал, что это на квартиру. Чтобы не расстраивалась.
Марина закрыла лицо руками. Всё. Пазл сложился.
— То есть ты соврал. Ей — про квартиру. Мне — про её помощь. И теперь она считает, что имеет долю в моём жилье.
— Да ладно тебе! — вспыхнул он. — Ну чего ты из мухи слона? Это просто недоразумение!
— Недоразумение? — Марина рассмеялась коротко и зло. — А когда твоя мама выставляет меня из моей квартиры, это тоже недоразумение?
Он молчал.
— Коля, — сказала она устало. — Я больше не намерена терпеть твою маму и её фантазии. И твою слабость — тоже.
— Ну не начинай, Мари. Она просто переживает за Лену, у неё ведь дети, ты знаешь.
— Пусть переживает где угодно, но не в моей кухне! — Марина повысила голос. — Я не позволю, чтобы кто-то решал, где мне жить.
Он ушёл в спальню, громко хлопнув дверью.
На следующий день позвонила Лена. Голос у неё был сладкий, как мёд, но сквозь этот мёд чувствовалась железная нотка.
— Мариш, привет! Слушай, не принимай близко к сердцу, что мама тебе наговорила. Она просто за нас переживает. Мы же с детьми на съёмной квартире, а тут сосед сверху топит, всё промокло. Представляешь, какой ужас? Малой кашляет, денег нет. Я думала, может, мы к вам на пару месяцев переедем. У вас ведь просторная двушка, мы бы в зале пожили, тихо. Мы не помешаем.
Марина сжала телефон так, что побелели пальцы.
— Лена, ты серьёзно? У нас одна спальня и кухня-гостиная.
— Ну ты же понимаешь, это временно. Мы родня.
— Я понимаю, что у тебя наглость вместо совести, — ответила Марина и сбросила звонок.
Через минуту сообщение: «Ты неблагодарная. Мама была права».
Отлично, подумала Марина. Теперь у нас семейный фронт.
Коля всё чаще задерживался на работе. Возвращался поздно, раздражённый, с запахом перегара.
— Опять с матерью виделся? — спросила Марина как-то вечером.
Он промолчал.
— Ну что она тебе сказала на этот раз? Что я ведьма? Что хочу тебя выжить?
— Хватит! — вспыхнул он. — Ты ведёшь себя, как будто весь мир тебе должен! Мама всего лишь предложила помощь сестре, а ты устроила истерику!
— Помощь? — Марина рассмеялась. — Выставить меня из квартиры — это помощь?
— Да не выставить, а временно пожить! — повысил он голос. — Мы снимем потом!
— Мы? Или ты с ними? — спросила она холодно.
Он посмотрел на неё так, будто впервые видел.
— Ты невыносимая, Марина. Постоянно что-то доказываешь. Всё твое, твое. А я, значит, никто, да?
— Ты мог бы быть кем-то, если бы имел позвоночник.
Он сжал кулаки, но промолчал. Вышел из кухни, захлопнув дверь.
На следующий день Марина сменила замок.
Когда Коля вечером не смог войти и начал колотить по двери, она открыла и протянула ему сумку с вещами.
— Что это? — ошарашенно спросил он.
— Собери себя и реши, с кем ты. Со мной или со своей семьёй.
Он выругался и ушёл.
Через пару дней началось шоу. Звонки, сообщения, угрозы. Лариса Петровна писала, что подаст в суд за «моральный ущерб». Лена писала, что «ты развалила семью». Коля не звонил.
Марина держалась. Каждый день вставала, шла на работу, возвращалась в тишину. Тишина была сначала страшной, потом — спасительной.
Подруга по работе, Оля, юрист, помогла составить заявление на развод.
— Марин, ты всё правильно делаешь, — сказала она. — Эти семейки только и живут тем, что давят. Слабину дашь — сожрут.
— Знаю, — ответила Марина. — Но всё равно больно.
— Больно — это пока. Потом станет легко.
Прошёл месяц. Октябрь выдался затяжным, дождливым. Марина привыкла к пустому дому. Появилось ощущение, будто она дышит впервые за много лет.
В один вечер позвонил Коля.
— Можно приехать? — спросил он хрипло. — Надо поговорить.
Она согласилась.
Он пришёл поздно, похудевший, с серым лицом. Стоял на пороге, переминаясь.
— Проходи, — сказала Марина.
Они сели за стол.
— Я снял квартиру для Лены, — тихо произнёс он. — Плачу половину. Мама… ну, мама в ярости, конечно.
— Не сомневаюсь.
— Марин, я всё понял. Я дурак. Я позволил им на меня давить. Я хотел, чтобы все были довольны. А получилось, что всех предал. Особенно тебя.
Он опустил голову.
— Прости.
Она посмотрела на него. Перед ней сидел уставший, растерянный человек, не злой — просто слабый.
— Коль, я не злюсь. Просто поняла, что нам не по пути.
— Я всё исправлю! — вскочил он. — Откажусь от мамы, если надо!
— Не надо, — сказала она спокойно. — Это твоя мать. Просто живи отдельно. Я подала на развод.
Он замер.
— Правда?
— Да.
Он кивнул.
— Значит, всё?
— Всё.
Он поднялся, не говоря ни слова, и вышел.
Марина долго стояла у окна. Дождь стучал по подоконнику. Впервые за много месяцев ей было спокойно. Без визгов свекрови, без фальшивых извинений, без вечных компромиссов.
Её квартира снова принадлежала только ей — и вместе с ней пришло ощущение силы.
Она прошла по комнатам — посмотрела на стены, мебель, на окна. Всё это она сделала сама. И теперь поняла, что отвоевала не просто квадратные метры. Она вернула себе жизнь.
И пусть впереди было непонятно что — впервые за долгое время Марина улыбнулась.
