— Мне достались в наследство две квартиры. Свекровь заявила, что одну я должна отдать её сыну. А муж поддержал её и обвинил меня в жадности.

Утро у Ольги началось как-то не по расписанию. Едва успела глаза открыть, как в дверь уже стучат — настойчиво, с тем самым апломбом, от которого кофе сам по себе закипает на плите. Не соседка — та бы три раза подумала, прежде чем тревожить чужой покой. И не курьер — ещё рано. Значит, она. Людмила Петровна. Мать Андрея, женщина редкой энергии, способная, будь у неё власть, перевернуть всю бухгалтерию страны за неделю.

— Оль! Открывай, это я! — голос её звучал так, будто речь шла не о визите, а о чрезвычайном происшествии.

Ольга тяжело вздохнула, поправила халат, пригладила волосы. Ну, началось. Открыла дверь — и вот она, непобедимая Людмила Петровна, уже стоит с пакетом и выражением лица, которое не терпит возражений.

— Доброе утро, Людмила Петровна. Что-то случилось? Или просто решила проверить, дышим ли мы?

— Ой, ну что ты! Решила позавтракать с вами. А хлеб у вас, надеюсь, есть? Андрей вчера жаловался, что ел без хлеба. Мужчина, между прочим, голодный!

Ольга машинально кивнула, хотя внутри уже закипала.

— Он ведь мимо магазина шёл. Мог бы сам купить.

— Андрей устал после работы! — возмутилась свекровь, скидывая пальто и аккуратно… на стул. Конечно. Вешалка — это же роскошь не для всех. — А ты целый день дома сидишь, могла бы и подумать.

«Дома сидишь». Слова эти, как гвозди. Да, работает она из дома — и работы иной раз по горло. Но для свекрови это всё равно что «ничего не делаешь, только ногти красишь».

— Да-да, отдыхаю тут, как барыня на даче, — усмехнулась Ольга, ставя чайник. — Как у вас дела, Людмила Петровна?

— Да какие дела, милая… Пенсия — смех один, коммуналка кусается. Вот у подруги внук — счастливчик! Квартиру получил по наследству. Молодой ещё, а уже с жильём. Вот везёт же некоторым…

Ольга почувствовала, как внутри сжимается пружина. Ну конечно. Подводка началась.

— Кстати! — оживилась свекровь. — Мне Андрей говорил, тебе какая-то родственница что-то оставила?

— Правда, — нехотя кивнула Ольга. — Две квартиры.

Тишина длилась ровно секунду. Потом глаза Людмилы Петровны засверкали, как у ребёнка, которому пообещали сладкое.

— Две?! Вот это да! И что ты с ними делать собираешься?

— Одну, может, продам. Вторую сдам.

— Ой, ну зачем продавать! — всплеснула руками свекровь. — Лучше отдай одну Диме. Парень бедствует, в съёмной комнате юрится. Родственнику же помочь надо.

— Дмитрий — не «парень», а взрослый мужчина, которому сорок на носу. Пусть сам помогает себе.

— Оль, ну что ты за человек? Мы же семья! Разве можно вот так, по-своему всё решать?

— Можно и нужно, — спокойно ответила Ольга.

Пауза повисла плотная, вязкая, как кисель.

— Ну и характер у тебя… — буркнула свекровь, направляясь к чайнику. — Не удивлюсь, если и Андрею когда-нибудь откажешь.

— А если что — это когда? — холодно спросила Ольга.

— Ну… вдруг у него проблемы будут. Мужчина же. А ты всё себе да себе…

Ольга повернулась к ней, с усталым блеском в глазах:

— Знаете, может, именно потому, что я себе — у меня и проблем нет.

— Ты сейчас меня упрекаешь? — кружка громко ударилась о стол, чай брызнул на скатерть.

— Нет. Просто я умею считать свои деньги.

И тут — хлопнула дверь. Андрей вернулся. Как всегда, в самый неподходящий момент.

— О, мам, ты тут? — радостно сказал он. — Что обсуждаете?

— Да пустяки, — протянула Людмила Петровна, глядя на Ольгу с ледяной нежностью. — Просто твоя жена не хочет помочь твоему брату.

— В смысле — не хочет? — нахмурился Андрей.

— В самом прямом, — ответила Ольга. — Я не собираюсь отдавать Диме квартиру.

— Оль, ну ты чего? Ему ведь тяжело сейчас.

— Тяжело у него одно — вставать на работу. И то, если случайно.

Повисла тишина. Та самая, когда даже чайник стесняется свистеть.

Людмила Петровна наблюдала за ними с лёгким торжеством. Всё идёт как надо.

— Мама, не вмешивайся, — буркнул Андрей, но без особой убеждённости.

— Разбирайтесь, — вздохнула она, не двигаясь с места.

Ольга вдруг ощутила, как всё вокруг словно рассыпается. До этого дня она терпела — эти визиты без спроса, эти советы, как «надо жить», эти вечные Димины беды. Но теперь — всё. Дальше нельзя.

Она стояла в халате, с чашкой остывшего чая, а между ней и её жизнью уже кто-то чертил свои планы.

И Ольга поняла: или она сейчас скажет «нет» громко и навсегда — или потом уже не сможет сказать ничего.

Ольга в тот день вернулась пораньше — редкая удача. Хотелось просто налить себе кофе, сесть у окна и полистать новости, не слушая ни чьих голосов. Только вот в её доме тишина теперь была редкостью, как ясное небо в ноябре.

Первое, что она увидела в прихожей, — мужские ботинки сорок пятого размера. Не Андрея. Димы.

Второе — из кухни доносился грохот посуды и хохот.

Ну вот, подумала Ольга. Делить квартиры ещё не начали, а территорию уже поделили.

На кухне царила идиллия, если не знать контекста: Дмитрий, с кружкой пива, сидел прямо на её любимом стуле у окна. Людмила Петровна, в своём коронном переднике, рылась в шкафах, как у себя дома, а Андрей с видом туриста на отдыхе нарезал колбасу.

— А вот и хозяйка пожаловала, — ухмыльнулся Дима, не вставая. — Мы тут с мамой и Андрюхой решили прикинуть, как быть с твоим наследством.

— Серьёзно? — голос Ольги был таким ледяным, что даже кипяток в чайнике остыл. — И как успехи без моего участия?

— Да ничего, так, прикинули планчик, — лениво ответил Андрей, увлечённо нарезая колбасу. — Чтобы всем было удобно.

— Всем — это кому?

— Ну… всем, — вмешался Дима, улыбаясь. — Понимаешь, пустая квартира — это грех. А у меня как раз беда с жильём.

— И с работой, и с желанием хоть что-то делать, — не повышая голоса, добавила Ольга.

Дима дёрнул плечом, но промолчал. Зато Людмила Петровна вздохнула с таким трагизмом, будто вся Россия рухнула на её плечи.

— Оленька, ну ты послушай… — начала она тоном школьной завучихи. — Ты молодая, у тебя всё впереди. А Диме сейчас нужна помощь. Один, без жены, без детей… Дай ему шанс наладить жизнь.

— Может, пусть сам наладит? — спокойно ответила Ольга. — Сорок лет мужчине. Не рановато ли я ему жизнь устраивать?

— Ты такая неблагодарная, — резко сказала свекровь. — Мы тебя в семью приняли, а ты…

— А я вам за это должна? — перебила Ольга. — Может, список составите, чтоб не забыть?

— Оль, ну ты чего? — вмешался Андрей, но без всякого убеждения. — Никто у тебя ничего не забирает. Просто, может, временно…

— Временно? — переспросила Ольга, прищурившись. — Это как с ключами для твоей мамы «на пару дней», после чего она приходит каждый день?

Людмила Петровна распрямилась, будто её ударили словом.

— Так я порядок поддерживала! А то у вас тут… бардак.

— Бардак — это когда чужие люди решают, что делать с моим имуществом, — Ольга поднялась из-за стола. — И чужие — это не по прописке, а по отношению.

Наступила тишина. Та самая, когда даже часы стесняются тикать.

Дима потёр затылок и пробурчал:

— Ну ладно. Понял я. Квартиру не дашь. Тогда, Андрюха, я у тебя перекантуюсь, а?

— Что? — Ольга чуть не рассмеялась. — Так вот ради чего весь этот спектакль?

— Оля, ну он же мой брат… — начал Андрей.

— А я твоя жена, — сказала Ольга, глядя прямо в глаза. — И живём мы в моей квартире. Так что нет. Не здесь.

Людмила Петровна резко встала, хлопнув ладонями по коленям.

— Да я не понимаю, что ты за человек! Ни сердца, ни жалости!

— А я прекрасно понимаю, — ответила Ольга. — Вы просто привыкли, что все вокруг вам должны. Но я — не должна.

— Вот и думай так одна, — процедила свекровь, натягивая пальто. — Жизнь длинная, всё может повернуться иначе.

— Зато то, что у меня есть, — моё, — тихо сказала Ольга.

Дверь хлопнула. Андрей остался стоять в кухне, глядя в пол, как мальчишка, которого застали за чем-то постыдным. Дима ушёл за матерью, но с таким видом, будто планирует реванш.

Ольга вытерла стол, глубоко вздохнула и подумала: ну что ж, если они решили начать войну — я готова.

Прошло две недели.

Андрей ходил мрачный, как осенняя туча. С Ольгой почти не разговаривал, но и «переселить» брата не решался. А вот Людмила Петровна развернула целую кампанию — звонила каждый день, давила на совесть, напоминала про «кровь не водица». Даже подкараулила Ольгу у подъезда — поговорить «по душам».

И вот однажды вечером, вернувшись домой, Ольга застала в гостиной ту самую «инициативную группу»: Андрей, его мама и Дима — все в сборе. На столе лежали какие-то бумаги.

— Ну здравствуй, — сказал Дима, даже не поднявшись. — Мы тут посовещались. Ты ведь две квартиры всё равно не потянешь. Так что можно одну оформить на меня — чтоб тебе легче было.

— Оформить? — медленно переспросила Ольга, снимая пальто. — То есть вы втроём пришли в мою квартиру, без моего ведома, чтобы обсудить, как оформить моё имущество на вас?

— Да никто ничего не отбирает, — попытался улыбнуться Андрей. — Мы просто хотим по-честному.

— По-честному? — рассмеялась Ольга. — А давайте тогда мою зарплату тоже делить «по-честному». Диме половину, маме — четверть, а мне — на проездной?

— Оля, прекрати, — перебила Людмила Петровна. — Я тебя по-хорошему прошу. Подпиши на Диму одну квартиру. Мы же родня.

— Родня? — Ольга шагнула ближе. — А где вы были, когда я по двенадцать часов пахала, чтобы ипотеку выплатить? Где вы были, когда я в больнице лежала? Родные вы только тогда, когда делить есть что.

— Ты сама всё рушишь, — холодно сказал Андрей. — Я думал, мы партнёры, а ты…

— А я не партнёр. Я человек, — ответила она твёрдо.

Дима фыркнул и подался вперёд:

— Да забирай ты свои квартиры, жадина! Всё равно без Андрея не протянешь.

— Посмотрим, — спокойно сказала Ольга и бросила на стол папку. — Это заявление о разводе. Завтра подаю.

Повисла мёртвая тишина.

— Ты серьёзно? Из-за какой-то квартиры? — Андрей побледнел.

— Не из-за квартиры. Из-за того, что я устала быть банкоматом в человеческом облике.

Людмила Петровна вскочила, с грохотом опрокинув стул.

— Да мы без тебя проживём! Найдёшь себе ещё одного дурака — посмотрим!

— Не сомневаюсь, — ответила Ольга с лёгкой улыбкой. — Но без вас — точно проживу.

Она открыла дверь. Спокойно, почти ласково, но с таким выражением лица, что всем сразу стало ясно — спектакль окончен.

Они ушли.

В квартире стало тихо, непривычно тихо.

Ольга села за стол, налила себе чашку кофе и впервые за много лет услышала, как тикают часы.

И вдруг подумала: а может, вот она — настоящая свобода?

Оцените статью