Телефон завибрировал прямо на кассе. Я машинально глянула на экран между двумя покупателями. Сообщение от нотариуса.
«Уважаемая Лариса Михайловна, сообщаем о кончине вашего деда, Семёна Николаевича Воронова. Согласно завещанию, вам остаётся дом в деревне».
Руки задрожали. Сканер выпал из пальцев, грохнулся на ленту транспортёра.
— Девушка, вы что? — покупательница недовольно посмотрела на меня.
— Извините, — выдавила я. — Минутку. Таня! Замени меня пожалуйста!
Ушла в подсобку. Села на ящик. Перечитала сообщение. Потом ещё раз.
Дед. Последний раз я видела его двадцать лет назад. Мне было семь. Он катал меня на плечах, учил полоть грядки, рассказывал байки про войну. А потом мама сказала: «Всё, хватит. Он нас бросил. Забудь про него».
И я забыла. Точнее, сделала вид. А он, оказывается, помнил.
Вечером Виктор сидел на диване, уткнувшись в телефон. Даже не поднял головы, когда я вошла.
— Дед умер, — сказала я тихо. — Оставил мне дом.
Виктор оторвался от экрана. В глазах мелькнул интерес.
— Дом? Где?
— В деревне. Там, где я в детстве бывала.
— Ну и отлично, — он снова уткнулся в телефон. — Продадим. Как раз на первый взнос по ипотеке хватит. Квартиру нормальную возьмём.
Я застыла с курткой в руках.
— Это мой дом, Витя.
— Как это — твой? — он поднял брови. — Ты моя жена. Значит, наш. Всё, что у тебя есть — наше. Или ты забыла?
Я не стала спорить. Просто прошла в ванную. С Виктором спорить бесполезно — всё равно переорёт.
В воскресенье поехали к свекрови на обед. Валентина Ивановна уже накрыла стол — борщ, пирожки, компот. Классика. Пахло укропом и жареным луком.
— Ну, рассказывай, сынок, — сказала она, разливая борщ. — Что там за наследство?
— Дом в деревне, мам, — Виктор макнул хлеб в сметану. — Продадим, квартиру купим.
— Как это — продадим?! — свекровь всплеснула руками так, что чуть не опрокинула солонку. — Что ты говоришь, сынок! Я там жить буду! На лето переберусь. Воздух, огород, речка! Мне же врач сказал — свежий воздух нужен!
Виктор кивнул.
— О! Мама права, Лар. Ей и правда, здоровье поправить надо.
Я сидела молча, мешала ложкой остывающий борщ.
— Ларочка, ты же не откажешь старой женщине? — Валентина Ивановна посмотрела на меня. — Мы же семья! Должны друг о друге заботиться! Это же семейное получается наследство.
— Я ещё не оформила даже документы, Валентина Ивановна, — тихо ответила я.
— Ну так оформишь быстренько! — она улыбнулась широко. — И я сразу переберусь. Уже и знаю — какие грядки чего сделать, где ягоды посадить!
Артём, наш с Виктором сын, сидел в углу с планшетом. Он поднял глаза, посмотрел на меня. В его взгляде было что-то тревожное.
Дома Виктор сразу взялся за дело.
— Ну что, когда поедешь оформлять?
— Поеду на неделе.
— И сразу маму пропишешь. Ей там оформиться сразу надо.
— Витя, это мой дом, — повторила я.
— Наш, — отрезал он. — Сколько раз повторять? Мы семья. У нас всё общее.
— По закону это только моё наследство. Ты к нему отношения не имеешь.
Он замер. Посмотрел на меня так, будто я сказала что-то непристойное.
— То есть как — не имею?! Я твой муж!
— Муж — да. Но наследство передаётся только по завещанию. От деда мне. Не нам.
— Да что ты вообще говоришь?! — он вскочил с дивана. — Мы десять лет вместе! У нас ребёнок! А ты мне такое?!
— Я просто объясняю, как по закону.
— Ах, по закону, — передразнил он. — Хорошо. Значит, ты так. Мама там жить будет. Точка. Это не обсуждается.
— Я не согласна.
— Мне плевать! — рявкнул он и хлопнул дверью.
Через три дня Валентина Ивановна пришла без звонка. В среду, сразу после обеда. Я как раз вернулась с работы. Ключ повернулся в замке — свекровь вошла как к себе домой. В руках тетрадка в клеточку.
— Вот и я! — объявила она с порога. — Решила не тянуть. Надо всё обсудить заранее!
Прошла на кухню, села, развернула тетрадь.
— Смотри, что я набросала! — она ткнула пальцем в исписанный лист. — Тут план участка примерный 0 он же одинаковый у всех. Сколько там — соток 6-7? Картошку вот сюда, капусту сюда, огурцы вдоль дома. И цветы! Обязательно розы посажу!
Я стояла у раковины, спиной к ней.
— Валентина Ивановна, я ещё не решила, что буду делать с домом. Я там не была двадцать лет!
— Что решать-то? — она удивлённо посмотрела на меня. — Я уже всё решила! Мне воздух нужен. Город меня доконает. Ты же не хочешь, чтобы я загнулась раньше времени? Я свекровь твоя!
Она вздохнула театрально.
— В городе дышать нечем. Задыхаюсь просто!
Я молчала. Налила кипяток в чашку.
— Чай в пакетиках? — поморщилась свекровь. — Фу, какая гадость. Но ладно, не до того сейчас. Вот ещё смотри — я думаю может, козу заведу. Молоко своё будет! Или курочек.
Вечером Виктор пришёл злой.
— Ну что, мама приходила?
— Приходила.
— Поговорили?
— Она уже всё распланировала. До грядки с морковкой.
— Ну и отлично. Она опытная садоводница, знает, как лучше. Раньше у нас дача была.
— А меня спросили?
— Лариса, хватит уже! — он повернулся ко мне. — Это моя мать! Ей плохо в городе! Ты что, не понимаешь?!
— Понимаю. Но это мой дом.
— Наш!
— Нет. Мой. По закону.
Он подошёл к окну. Стоял молча, глядя на тёмную улицу.
— Ты понимаешь, что я на стороне мамы? — тихо, с угрозой в голосе спросил он.
— Понимаю.
— И что?
— И ничего. Просто понимаю.
На следующий день я поехала к нотариусу. Пожилая женщина в очках просмотрела документы.
— Хотите оформить на себя?
— Да.
— Муж в курсе?
— Да. Но по закону он к наследству отношения не имеет.
— Верно, — кивнула нотариус. — Наследство переходит только вам. Подпишите здесь.
Я взяла ручку. Поставила подпись.
— Готово.
Я вышла на улицу. Стояла на крыльце и смотрела на серое осеннее небо. Внутри было странное ощущение — не радость, не облегчение. Просто пустота.
Вечером поехала к дому. Добиралась два часа на автобусе. Серый деревянский дом стоял на краю деревни. Калитка скрипнула. Во дворе бурьян по колено.
Внутри пахло пылью и старостью. Всё было на местах — старая печь, дубовый стол, железная кровать. Под ней стоял обитый жестью сундук. Всё как 20 лет назад.
Я открыла его. Внутри лежали старые вещи — вышитые платки, фотографии, коробка с пуговицами. И пачка писем, перевязанных бечёвкой.
Я развязала узел. Открыла первое письмо. Почерк мамин.
«Папа, прости меня. Я запретила Ларисе с тобой общаться. Думала, так лучше — она маленькая, зачем ей страдать. Ты ведь уехал… Она плакала по ночам, звала тебя. Но я думала — забудет, и легче станет».
Руки задрожали. Я перечитала. Потом второе письмо, третье. Мать сама разорвала связь. Решила за меня. А дед все эти годы ждал.
Я села на пол, прижав к груди пачку писем. Слёзы текли сами. Не от злости на маму. От боли. Запоздалой, горькой боли. Он не бросал меня. Он меня любил. Он ждал встречи.
На обратном пути я зашла в агентство недвижимости.
— Хочу сдать дом в аренду, — сказала я.
— На какой срок?
— на долгий. На три года, например.
— Хорошо. Мы найдём арендаторов.
Через неделю позвонили — семья с двумя детьми готова снять дом. Я подписала договор.
В субботу к дому подъехала машина Виктора. Валентина Ивановна вышла первой, нагруженная сумками. Она решительно подошла к калитке, постучала.
Дверь открыла незнакомая женщина лет сорока.
— Вам кого?
— Я — Валентина Ивановна, — важно произнесла свекровь. — Буду тут жить.
Женщина удивлённо улыбнулась.
— Мы снимаем этот дом. По договору на три года.
— Как это — снимаете?! — голос свекрови дрогнул. — Это дом моего сына!
— Нет, — раздался мой голос. Я как раз подъехала на такси. — Это дом моего деда.
Валентина Ивановна обернулась. Лицо её исказилось от ярости.
— Ты что наделала?!
— Я решила, что дом должен приносить пользу. А не стоять пустым.
— Но я же всё запланировала! — закричала она, размахивая руками. — Грядки! Розы! Козу!
— Планируйте в своей квартире, Валентина Ивановна.
Виктор выскочил из машины.
— Ты с ума сошла?! Я же сказал — мама там жить будет!
— Сказал. Но не спросил.
— Я твой муж!
— Да. Но дом — моё наследство. По закону.
Он замолчал. Потом сел в машину и хлопнул громко дверью.
Валентина Ивановна стояла у калитки и плакала.
— Я же старая… Мне воздух нужен…
— У вас есть квартира. И сын. Пусть о вас заботится.
— Ты жестокая! Бессердечная!
— Нет. Просто я сделал не так, как вы решили.
Я подошла к арендаторам, забрала последние пакеты с вещами, села в такси и поехала.
Дома Артём спросил:
— Мам, а прадедушка знал, что ты его любишь?
Я погладила сына по голове.
— Не знаю, сынок. Но я знаю, что он любил меня.
Прошло полгода. Мы с Артёмом переехали в небольшую двухкомнатную квартиру. Старенькую, но уютную. С Виктором развелись тихо, без скандалов. Он съехал к матери. Так как квартира была съемная — проблем с дележкой не было.
Деньги от аренды дома я откладывала на учёбу Артёма. Он стал спокойнее, больше улыбался.
Однажды вечером он подошёл ко мне с рисунком.
— Вот. Это тебе.
На листе был изображён дом. У калитки стояли девочка и старик, держась за руки.
— Спасибо, родной, — голос мой дрогнул. — Повешу над кроватью.
— Мам, а ты не жалеешь?
— О чём?
— Что папа ушёл.
Я обняла сына.
— Нет, сынок. Не жалею.
— А если снова выйдешь замуж?
— Только за того, кто не будет считать моё — своим.
— А такие бывают?
— Бывают. Редко, но бывают.
Пришло письмо от арендаторов. В конверте лежали деньги и записка.
«Лариса Михайловна, спасибо вам за дом. Дети счастливы, целыми днями на улице. У крыльца расцвели цветы. Мы их поливаем. Когда приедете — увидите».
Я улыбнулась и убрала письмо в ящик стола. К остальным. К тем, что писала когда-то моя мать деду. К тем, что так и не дождались ответа.
Но теперь ответ был. Дом жил. И приносил счастье другим людям. Так, как хотел бы дед.
