Катя положила мобильник на стол и потянулась. Разговор с мамой затянулся почти на час — обсуждали, что готовить на семейный ужин в воскресенье. Бабушкин день рождения всегда собирал всю родню: тётю Свету с мужем, двоюродную сестру Ларису, дядю Витю. Катя уже мысленно составляла список продуктов, когда вдруг из телефона донёсся чей-то голос.
— Слушай, а она купилась? — это была тётя Света.
Катя замерла. Телефон не отключился? Она схватила его и увидела, что вызов всё ещё активен. Мама, видимо, не положила трубку со своей стороны и теперь разговаривала с кем-то ещё.
— Купилась, — ответила мама. — Я же говорила, что Катька простая. Сказала ей про ужин, она уже обрадовалась, что будет готовить.
— Отлично, — хмыкнула тётя Света. — Значит, пока она будет на кухне возиться, мы быстренько с твоей матерью всё обсудим.
— Да, — подтвердила мама. — Маме уже девяносто второй год, надо решать вопрос с квартирой. А то Катька потом начнёт права качать.
Сердце Кати забилось так громко, что казалось, его слышно через телефон. Она прижала ладонь ко рту, боясь выдать себя любым звуком.
— Ты уверена, что она не заподозрит? — спросила тётя Света. — Всё-таки Катя не дура.
— Да какая она не дура! — фыркнула мама. — Она всю жизнь только о своих книжках и думает. Работает в библиотеке за копейки, живёт в однушке на окраине. Ей и в голову не придёт, что мы квартиру бабушкину переоформляем.
— А нотариус готов?
— Готов. Витя с ним договорился. В воскресенье после обеда он подъедет, мы всё оформим. Мама подпишет дарственную на моё имя, а там уж я сама разберусь.
— Погоди, — тётя Света понизила голос. — А сама-то старуха в курсе?
— Мама? — мама помолчала. — Я ей объяснила, что это для её же блага. Что если что случится, квартира не уйдёт государству. Она плохо соображает уже, согласилась.
— Надеюсь, Катька не нарисуется раньше времени, — протянула тётя Света. — А то испортит всё.
— Не нарисуется. Я ей сказала приходить к шести вечера, к ужину. А нотариус будет в три. Успеем всё провернуть.
— Умница ты, Лен. Всегда знала, что на тебя можно положиться.
— Ещё бы, — мама говорила с какой-то гордостью. — Я тридцать лет этой квартирой занималась, ремонты делала, мать обихаживала. А Катька что? Раз в месяц приедет, поговорит и уедет. И теперь ей причитается половина? Как бы не так!
Катя медленно опустила телефон на стол. Руки дрожали. Она всё ещё не могла поверить в то, что услышала. Мама. Её родная мать планировала обмануть её и бабушку. Просто так, хладнокровно, без капли совести.
Голоса в трубке продолжали звучать.
— А что с Витей? — спросила тётя Света. — Он же тоже внук.
— Витя свою долю получит, — ответила мама. — Я ему уже пообещала. Он нам помогает, нотариуса нашёл. Ему достанется комната в квартире, когда будем продавать.
— Продавать? — переспросила тётя Света.
— Ну конечно. Думаешь, я в этой коммуналке жить буду? Продадим, деньги поделим. Мне достанется львиная доля, Вите — часть, а тебе с Алексеем — за помощь.
— Ты меня не забудешь?
— Света, мы же сёстры. Конечно, не забуду.
Катя почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Родная мать, тётя, дядя — все они спокойно обсуждали, как обворовать девяностодвухлетнюю старушку и её внучку. И делали это так обыденно, словно планировали выезд на шашлыки.
— А если Катька всё-таки узнает? — не унималась тётя Света. — Она же в суд может подать.
— На каком основании? — мама рассмеялась. — Дарственная — законный документ. Мама в здравом уме, нотариус подтвердит. У Катьки ничего не выйдет.
— Умно, — восхитилась тётя Света. — Лен, ты просто гений.
— Я реалистка, — поправила мама. — И давно поняла, что в этой жизни надо хватать своё, пока можешь. Иначе останешься ни с чем, как наша Катька.
Катя нажала на красную кнопку и отключила звук. Она не могла слушать дальше. Сердце колотилось где-то в горле, перед глазами всё плыло. Она встала, подошла к окну и распахнула его, жадно глотая холодный осенний воздух.
Бабушка. Её любимая, добрая бабушка Нина Петровна, которая всегда встречала Катю пирогами и чаем с вареньем. Которая учила её читать, водила в музеи, рассказывала сказки. Эту женщину собирались обмануть родные люди.
И мама. Катя всегда знала, что отношения у них не самые тёплые, но никогда не думала, что мама способна на такое. Обмануть, обокрасть, лишить наследства — и всё это с холодным расчётом, без тени раскаяния.
Телефон на столе снова ожил — пришло сообщение от мамы: «Катюш, не забудь в воскресенье салат оливье сделать. И пирог испеки, бабушка любит твою шарлотку».
Катя прочитала сообщение и вдруг рассмеялась — коротко, зло, истерично. Значит, так. Пока она будет печь пироги и резать салаты, они будут отбирать у бабушки квартиру. Удобно придумали.
Она опустилась на диван и закрыла лицо руками. Что делать? Позвонить маме и устроить скандал? Бесполезно, она всё отрицает. Рассказать бабушке? Но та уже плохо соображает, мама сама сказала. К тому же такой стресс может плохо сказаться на её здоровье.
Катя подняла телефон и стала лихорадочно искать информацию в интернете. «Признание сделки недействительной», «отмена дарственной», «права наследников». Статьи, форумы, юридические консультации — она читала всё подряд, пытаясь найти выход.
Прошло несколько часов, когда она наконец отложила телефон. План созрел. Рискованный, но у неё не было выбора.
В пятницу вечером Катя приехала к бабушке. Та встретила её в дверях, опираясь на палочку, но с привычной тёплой улыбкой на лице.
— Катенька, доченька, — она обняла внучку. — Как я рада тебя видеть! Проходи, я чай поставила.
Квартира пахла ванилью и старыми книгами. Бабушка жила здесь больше пятидесяти лет — двухкомнатная квартира в центре города, высокие потолки, паркет. Когда-то здесь росли мама и тётя Света, потом приезжали внуки. Здесь прошли лучшие годы детства Кати.
— Баб, — Катя села за стол на кухне. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить.
— О, звучит важно, — бабушка налила чай в чашки с розочками. — Что случилось, милая?
— Ты помнишь, что в воскресенье к тебе должен прийти нотариус?
Бабушка нахмурилась, пытаясь вспомнить.
— Нотариус? А, да, Лена что-то говорила. Про какие-то бумаги.
— Про дарственную, — поправила Катя. — Мама хочет, чтобы ты подарила ей квартиру.
— Ну, она сказала, что это правильно, — неуверенно проговорила бабушка. — Что так будет лучше. Я уже старая, вдруг что со мной случится…
— Бабуль, — Катя накрыла её руку своей. — Если ты подпишешь дарственную, квартира перестанет быть твоей. Мама сможет делать с ней всё, что захочет. Даже продать.
— Продать? — бабушка побледнела. — Но я здесь живу. Куда же я пойду?
— Вот именно, — кивнула Катя. — А ещё я случайно услышала разговор мамы с тётей Светой. Они планируют сразу после оформления продать квартиру и поделить деньги. О тебе они не думают. И обо мне тоже.
Бабушка молчала, глядя в чашку. Её руки слегка дрожали.
— Я не хочу верить, что Лена способна на такое, — наконец тихо сказала она. — Это моя дочь.
— Я тоже не хотела верить, — Катя достала телефон. — Но я записала их разговор. Хочешь послушать?
Бабушка покачала головой.
— Нет. Я тебе верю, Катюша. Ты никогда меня не обманывала.
Они сидели молча, попивая чай. За окном сгущались сумерки.
— Что мне делать? — спросила бабушка.
— Я всё продумала, — Катя наклонилась ближе. — Слушай внимательно.
Воскресенье выдалось солнечным. Катя приехала к бабушке ровно в два часа дня — на час раньше назначенного визита нотариуса. В руках у неё была большая сумка с продуктами.
— Готово? — спросила она с порога.
— Готово, — кивнула бабушка. Она выглядела решительной. — Катя, ты уверена, что это сработает?
— Должно сработать. Главное — не волнуйся и делай всё, как мы договорились.
Ровно в три часа раздался звонок в дверь. Катя открыла. На пороге стояли мама, тётя Света, дядя Витя и незнакомый мужчина с кейсом.
— Катя? — мама явно не ожидала увидеть дочь. — Ты что здесь делаешь? Я же сказала приходить к шести.
— Решила пораньше приехать, помочь бабушке, — спокойно ответила Катя. — Проходите.
Все прошли в гостиную. Нотариус — мужчина лет пятидесяти с усталым лицом — устроился за столом и начал доставать документы.
— Нина Петровна, — обратился он к бабушке. — Вы понимаете, зачем я здесь?
— Понимаю, — кивнула бабушка.
— Отлично. Значит, вы добровольно желаете подарить принадлежащую вам квартиру вашей дочери Елене Николаевне?
— Нет, — чётко сказала бабушка.
Повисла звенящая тишина.
— Что? — мама резко встала. — Мама, ты что?!
— Я сказала — нет, — повторила бабушка. — Я никому не собираюсь дарить квартиру.
— Мама, мы же всё обсудили! — голос мамы становился визгливым. — Ты сама согласилась!
— Я передумала, — бабушка посмотрела на дочь твёрдо. — Это моя квартира, и я буду жить в ней, пока не умру.
— Нина Петровна, — вмешался нотариус. — Если вы не желаете оформлять дарственную, я не могу провести сделку. Мне нужно ваше добровольное согласие.
— Она просто не понимает! — тётя Света схватила бабушку за руку. — Мама, ну послушай, это же для твоего блага!
— Убери руки, — холодно сказала Катя, отстраняя тётю. — И не смейте на неё давить.
— Ты! — мама развернулась к Кате. — Это ты её настроила! Ты всё испортила!
— Я просто объяснила бабушке, что произойдёт после подписания, — Катя говорила спокойно, хотя внутри всё кипело. — Что вы собираетесь продать квартиру и поделить деньги. Между собой. Без неё.
— Это неправда! — мама побледнела. — Мама, не слушай её!
— Это правда, — бабушка поднялась. — Катя слышала ваш разговор, Лена. Случайно. Ты не положила трубку после разговора с ней.
Мама застыла, открыв рот. Тётя Света схватилась за голову.
— Господи, — пробормотала она. — Лена, ты идиотка!
— Заткнись! — рявкнула мама. — Мама, ну послушай, это всё недоразумение. Мы никогда не собирались…
— Хватит, — перебила её бабушка. — Я всё слышала. Катя мне запись показала.
Это была ложь — никакой записи не было, просто Катя пересказала разговор, — но мама не знала этого.
— Нина Петровна, — нотариус начал собирать бумаги. — Раз вы не желаете оформлять дарственную, моя работа здесь закончена. Простите, что отнял время.
— Подождите! — дядя Витя преградил ему путь. — Мы заплатили вам за выезд!
— Я верну деньги, — нотариус обошёл его. — Но я не буду участвовать в оформлении сделки, на которую человек не даёт согласия. Это нарушение закона.
Он ушёл. Мама, тётя Света и дядя Витя остались стоять посреди комнаты с потерянным видом.
— Всё, — сказала бабушка. — Можете идти. И больше не приходите с такими предложениями.
— Мама, но как же…
— Я сказала — идите!
Голос у бабушки был такой, каким Катя его никогда не слышала — твёрдый, холодный, беспощадный. Мама попятилась.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она. — Катька тебя обработала, а потом сама всё заберёт!
— Вон! — бабушка указала на дверь.
Они ушли, хлопнув дверью. Бабушка опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Плечи её затряслись.
Катя присела рядом, обняла её.
— Баб, всё хорошо. Ты молодец.
— Как же так, Катюша, — бабушка плакала. — Родная дочь. Хотела меня обмануть, выгнать из дома.
— Не выгнать, — поправила Катя. — Они рассчитывали, что ты об этом не узнаешь. Что подпишешь бумаги, а потом будешь жить здесь, как жила. Но когда придёт время продавать… тогда бы ты узнала правду.
— И что бы я сделала? Куда бы пошла?
— Наверное, они думали, что к кому-то из них, — Катя вздохнула. — Или в дом престарелых. Им было всё равно, главное — деньги получить.
Бабушка вытерла слёзы платком.
— Спасибо тебе, милая. Если бы не ты…
— Если бы не случайность с незавершённым звонком, я бы ничего не узнала, — Катя покачала головой. — И всё прошло бы по их плану.
Они сидели молча. За окном начинало темнеть.
— А что теперь будет? — спросила бабушка.
— Теперь, — Катя встала и пошла на кухню, — мы с тобой будем пить чай и есть пирог, который я испекла. А завтра я отведу тебя к юристу, и мы составим завещание. Настоящее, честное, как ты сама захочешь.
— Завещание, — повторила бабушка задумчиво. — Знаешь, Катюша, наверное, это правильно. Пока я ещё соображаю, пока могу принимать решения.
— Именно, — Катя поставила на стол чайник. — И никто больше не сможет тобой манипулировать.
— Лена больше не придёт, — тихо сказала бабушка. — Света тоже. Они обиделись.
— Если они обиделись из-за того, что не смогли тебя обмануть, значит, они тебе и не нужны, — жёстко ответила Катя. — Прости за резкость, но это правда.
Бабушка молчала, глядя в окно.
— Ты же будешь приезжать? — наконец спросила она. — Я не хочу остаться совсем одна.
— Конечно, буду, — Катя обняла её. — Каждые выходные. Буду привозить продукты, готовить, убираться. Ты же знаешь, я не из-за квартиры к тебе езжу.
— Знаю, — бабушка прижалась к ней. — Знаю, милая.
Они пили чай с шарлоткой и говорили о разном — о книгах, о погоде, о соседях. Не говорили только об одном — о том, как больно, когда предают самые близкие люди.
Прошло две недели. Катя приезжала к бабушке каждую субботу и воскресенье. Они ходили к юристу, составили завещание — квартира должна была перейти к Кате. Бабушка настояла именно на таком варианте.
— Ты единственная, кто обо мне заботится не из-за квартиры, — сказала она. — И я хочу, чтобы после меня у тебя было жильё. Нормальное, не та конура на окраине.
Катя не спорила. Она понимала, что бабушке важно знать, что её имущество достанется тому, кто её любит.
Мама звонила несколько раз. Сначала пыталась ругаться, обвиняла Катю в том, что та настроила бабушку против неё. Потом переключилась на уговоры — мол, давай забудем эту глупость, приезжай на семейный ужин. Катя вежливо отказывалась.
— Мам, после того, что произошло, я не могу, — сказала она в последнем разговоре. — Ты хотела обмануть родную мать и лишить меня наследства. Как я могу сидеть с тобой за одним столом?
— Я твоя мать! — кричала та. — Ты обязана…
— Я никому ничего не обязана, — перебила Катя. — Особенно тем, кто пытался меня обокрасть. Прощай, мам.
Она отключила телефон и заблокировала номер. Было больно, очень больно. Но она понимала, что иначе нельзя. Некоторые вещи прощать нельзя.
В субботу вечером, когда Катя укладывала бабушку спать, та вдруг спросила:
— Катюша, а ты не жалеешь, что связалась со всем этим? Из-за меня ты поссорилась с матерью.
— Бабуль, — Катя села на край кровати. — Я не поссорилась. Я просто узнала правду о человеке, которого считала близким. И да, это больно. Но я ни секунды не жалею, что защитила тебя.
— Ты хорошая девочка, — бабушка погладила её по руке. — Умная, добрая. Я горжусь тобой.
— А я горжусь тобой, — улыбнулась Катя. — Ты смогла сказать «нет» дочери, хотя тебе было страшно. Это дорогого стоит.
Бабушка закрыла глаза.
— Знаешь, что самое страшное? Я всё время думаю — может, я её плохо воспитала? Может, это я виновата, что Лена такой выросла?
— Нет, — твёрдо сказала Катя. — Ты вырастила двух дочерей в одинаковых условиях. И обе выбрали свой путь. Тётя Света тоже участвовала в этой схеме, но она хотя бы не придумывала её. А мама… она сделала свой выбор сама. И это не твоя вина.
— Спасибо, милая, — прошептала бабушка. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, бабуль.
Катя вышла из комнаты и прошла на кухню. Села за стол, налила себе чаю. В квартире было тихо и уютно. За окном горели огни ночного города.
Она думала о том, как один незавершённый звонок изменил всё. Если бы мама положила трубку, Катя бы ничего не узнала. Нотариус приехал бы, бабушка подписала бы дарственную, и через какое-то время квартиру продали бы. А Катя узнала бы об этом постфактум — когда изменить уже было бы нечего.
Случайность спасла их обеих. Глупая, нелепая случайность.
Телефон завибрировал — пришло сообщение от неизвестного номера. Катя открыла его.
«Это Витя. Катя, можно с тобой встретиться? Мне нужно поговорить».
Она долго смотрела на экран, раздумывая. Потом набрала ответ:
«Витя, если ты хочешь уговорить меня повлиять на бабушку — не трудись. Этого не будет».
«Нет, не об этом. Просто поговорить. Есть вещи, которые ты должна знать».
«Какие вещи?»
«При встрече скажу. Завтра, днём, в кафе на Пушкинской?»
Катя задумалась. С одной стороны, она не доверяла дяде Вите — он же был в сговоре с мамой. С другой — любопытство взяло верх.
«Хорошо. В два часа».
«Договорились».
Она отложила телефон и допила чай. Интересно, что ещё она узнает? Какие тайны скрывает её семейка?
Одно Катя поняла точно: случайно услышанный разговор открыл ей глаза не только на планы родственников, но и на саму суть её семьи. И эта суть оказалась не такой радужной, как ей казалось раньше.
Но она не жалела. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
Катя встала, помыла чашку и выключила свет. Завтра новый день. И новые открытия.
А пока — просто ночь, тишина и редкое ощущение, что она поступила правильно.
