Марина стояла возле кухонного стола, машинально теребя край футболки. Телефон лежал в руке, и дисплей упорно показывал одно и то же:
«Карта недоступна. Операция отклонена».
Она попробовала вторую карту. Затем третью. Результат идентичен.
Словно кто-то нажал выключатель её прежней жизни.
В дверном проёме уже маячил Дима: руки скрещены, подбородок задран, самодовольная ухмылочка — как будто он только что провернул гениальный трюк, а не подставил собственную жену.
— Всё, Марин, приехали, — протянул он с ледяной сладостью. — Отныне доступ к финансам у тебя через меня. Каждый рублик. Захочешь купить себе булку или шампунь — подойдёшь, попросишь. Нормально себя вести будешь — дам. Нет — потерпишь.
На табуретке у окна расположилась Валентина Петровна — свекровь. Помешала ложечкой чай и даже не скрыла удовольствия:
— Димочка правильно поступил. Женщина должна понимать, кто в доме главный. А то у вас привычка пошла — рот открывать без разрешения…
Марина медленно положила телефон на стол, закрыла глаза и выдохнула. Резко отвечать не стала — научилась за годы совместной жизни сохранять лицо даже тогда, когда сердце стучит как отбойный молоток.
— Объясни, из-за чего весь цирк, — сказала она ровно. — Только нормально, без этих твоих пафосных выкрутасов.
Дима вскинул брови:
— Ах, не помнишь? Напомнить? Вчера при Игоре, моём коллеге, начала мне перечить. Я сказал, что едем на дачу к маме в отпуск, а ты начала про море. При человеке! Ты что, не понимаешь, что это выглядело как плевок мне в лицо?
— То есть сказать, что у меня есть собственное мнение — это плевок?
— Жена должна поддерживать мужа, — отрезал он. — А не устраивать спектакль.
— Это точно, — вставила Валентина Петровна, даже не пытаясь смягчить ехидство. — А то развелось тут… самостоятельных.
Марина посмотрела на них обоих и вдруг уловила резкое, почти физическое ощущение чужих людей. Словно эти двое — не её семья, а соседи, к которым она зашла на минутку и случайно попала в лавину обвинений.
Она долго молчала. Потом спокойно сказала:
— Ладно. Поняла.
Дима моргнул — кажется, именно спокойствие он ожидал меньше всего.
— И даже не думай лезть к моим картам, — добавил он, явно пытаясь вернуть контроль. — Пин-коды я уже сменил.
— Не переживай, трогать не стану, — кивнула Марина. — Я пойду к Лёше, он просил помочь с заданиями.
И вышла из кухни, чувствуя, как муж и свекровь растерянно переглядываются.
В детской Лёша сидел над тетрадкой и пытался, хмуря лоб, разобраться с задачей про машинки.
— Мам, помоги, пожалуйста…
— Давай, разберёмся, — Марина присела рядом, погладила сына по голове и тихо подумала:
«Да, разберёмся. Со всем».
Лёша уснул быстро — устал после садика и кружка лепки. Марина осталась сидеть у окна его комнаты, глядя на вечерние огни. За стеклом — сырой ноябрь, пронизывающий ветер, мокрые тротуары.
И где-то там — на холме — дом её родителей. Тот самый, куда она пять лет не возвращалась.
Вспоминать этот разговор было неприятно, но память сама выворачивала старые сцены:
мать — сдержанно строгая,
отец — спокойный и уверенный,
и она — молодая, влюблённая, упрямая.
Тогда ей казалось, что родители смотрят свысока на её выбор. Что считают Диму пустым местом.
А Дима… он был внимательным, тёплым, щедрым на слова. Казался надёжным.
Марина вздохнула. Сейчас она удивлялась себе той — прежней.
Телефон лежал на подоконнике. Сколько раз за последние месяцы ей хотелось позвонить? Десятки. Средством не решалась.
Сегодня — решилась.
Она набрала номер отца.
— Папа… это я.
— Маришка? — голос у него был тихий, но тёплый — такой тёплый, что у неё защипало глаза. — Как вы там? Как Лёшенька?
— Пап… я хочу встретиться. Поговорить. Это важно.
Он замолчал.
— Мама в городе. У неё будет… реакция.
— Да. Знаю. Но всё равно нужно.
Пауза тянулась почти целую вечность.
— Завтра в шесть в офисе, — наконец сказал он. — Буду ждать. Мама уехала на неделю, так что… давай попробуем.
После звонка Марина долго сидела неподвижно. В груди что-то отпустило.
Первый шаг сделан.
А на кухне за стеной Дима и Валентина Петровна обсуждали, через сколько дней Марина «сломается и начнёт канючить о деньгах».
Ставки они даже сделали.
«Три дня», — сказала свекровь.
«Неделя», — ухмыльнулся Дима.
Марина улыбнулась уголком губ.
Они безнадёжно ошибались.
Офис отца встретил её запахом кофе, приглушённым светом и аккуратными полками. Всё — как она помнила.
Отец обнял крепко, так, как она уже давно никем не была обнята.
— Садись. Рассказывай.
Она рассказала всё — без преувеличений, без смягчений. Про заблокированные карты. Про свекровь, про новые «правила» Димы. Про отпуск, который вдруг стал поводом для семейного унижения.
Отец слушал, не перебивая.
— И чего ты хочешь? — спросил он, когда она закончила.
Марина подняла взгляд.
— Шанс. Вернуться к делу. К себе. К нормальной жизни.
Он прищурился.
— Ты хочешь обратно в маркетинг?
— Не просто в маркетинг. Я хочу в реальное управление. Хочу доказать, что не растеряла навыков. Что могу.
И она рассказала ему о «Альфа-Строе» — компании, где работал Дима.
О том, что фирма собирается менять владельца.
О том, что у неё есть план.
Смелый. Даже дерзкий.
Отец слушал и хмурил брови.
— Понимаешь, Марина… Ты пять лет вне рынка.
— Это поправимо.
— И всё это ради мести мужу?
— Не ради мести, — твёрдо сказала она. — Ради выхода. Ради свободы.
Он долго молчал. Потом кивнул, как будто принял внутреннее решение.
— Хорошо. Но на условиях.
Она выслушала — внимательно, не перебивая.
Условия были строгие, но справедливые.
Она согласилась на всё.
Когда они попрощались, Марина чувствовала себя будто после долгого бега. Уставшей, но живой.
Две недели Марина жила в совершенно новом ритме.
Утром она отводила сына в сад, затем ехала в офис отца — изучать документы компании, где работал её муж. Погружалась в схемы проектов, отчёты, бюджеты.
И обнаруживала, какой бардак царил внутри.
Вечером она возвращалась домой, где супруг с матерью ждали, когда она наконец-то попросит денег.
— Где ты была? — спрашивал Дима каждый раз.
— Хожу по людям. Спрашиваю, кто сможет одолжить, — отрезала она. — Ты же не оставил мне выбора.
Он скрипел зубами, но молчал.
Свекровь отпускала комментарии — колкие, злобные, как всегда.
Тем временем работа кипела.
Марина вспомнила, насколько мощным может быть её мозг. Как легко он снова включается на полную, как быстро обрабатывает информацию.
Она видела слабые места компании. Видела, что Дима годами держался только на наглости и умении казаться занятым.
И поняла — его время заканчивается.
В понедельник отец купил «Альфа-Строй».
Во вторник по офису разнёсся гул — «новое руководство», «реформы», «перестройки».
А в среду вечером Дима пришёл домой весь оживлённый:
— Прикинь! Грядут перемены. В отдел пришлют нового руководителя. Очень серьёзный мужик, говорят. Опытный.
Марина лишь подняла брови.
— Как зовут?
— Алексей Михайлович… Петров вроде. Завтра будет собрание.
«Отлично», — подумала она.
На следующий день Марина впервые за долгое время надела деловой костюм и вошла в офис «Альфа-Строя» уже не как жена сотрудника, а как консультант.
На собрании она села в дальний ряд. Дима — прямо перед «новым начальником», грудь вперёд, уверенная улыбка.
Алексей Михайлович начал речь уверенно, твёрдо, будто много лет руководил такими отделами. Спокойно, обстоятельно.
Дима, конечно же, первым встал для представления.
Говорил уверенно, перечислял свои заслуги — половина из которых была чистой фикцией.
— Покажите завтра результаты по «Северному кварталу», — попросил Алексей Михайлович.
Марина едва удержалась от улыбки.
Ибо файл, который Дима принесёт, давно лежал у неё на столе — с ошибками, недочётами и полугодовыми провалами.
Вечером дома Дима был сердитый.
— Этот Петров — зануда. Нос сует куда не надо. Но разберётся, я ему всё объясню.
— Конечно, — мягко сказала Марина. — Ты же у нас специалист.
«Завтра ты всё поймёшь», — добавила она про себя.
Через месяц — всего месяц — отдел стал неузнаваем.
Марина с Алексеем Михайловичем подняли из песка проекты, которые годами пылились без движения. Подписали контракты. Навели порядок.
А Дима…
Дима медленно, но уверенно тонул.
Он опаздывал со сроками.
Ошибался в расчётах.
Пропускал важные детали.
И каждый вечер приходил домой и ныл:
— Этот Петров специально меня давит! Я не понимаю, что ему надо!
— Может, качество работы? — осторожно предлагала Марина.
— Да у меня всё нормально! — взрывался он.
Точка кипения настала, когда Дима сорвал важную встречу с заказчиками, придя с неправильными документами. Контракт чуть не сорвался.
Алексей Михайлович вызвал Марину:
— Всё. Дальше так нельзя. Он вредитель.
— Пора, — кивнула она.
В понедельник Диме вручили уведомление о расторжении договора.
Аргументы — документально подтверждённые.
Крики в кабинете слышали в половине офиса.
Но решение было окончательное.
Марина пришла домой раньше обычного.
На кухне сидели Дима с Валентиной Петровной. Оба — как после похорон собственной гордости.
— Меня уволили, — глухо сказал Дима. — Эта сволочь… Петров… он меня подставил. Переписал документы.
— Ты уверен? — мягко спросила Марина.
— Конечно уверен!
— Ну… — она наклонилась над столом. — Тогда открой зарплатную карту.
— Зачем?
— Просто открой.
Он достал телефон. Нажал.
Посмотрел.
И побледнел.
— Заблокирована… Как так?!
Марина села напротив, не скрывая улыбки:
— Так в договоре прописано. Пока не возместишь ущерб, начисления замораживаются.
— Марина! Это ты?! Это… это всё ты?!
— Да. Я. И мой отец. И «Альфа-Строй», который теперь принадлежит нашей семье.
Тишина была такая, что слышно было, как тикают часы над холодильником.
— Ты… управляла нашим отделом?
— Через Петрова. Да. Месяц.
Она встала и подошла к двери.
— И теперь, Дима, — сказала она спокойно, — ты поживёшь так, как хотел, чтобы жила я. На нулях. Без прав. В зависимости.
И добавила:
— Только я-то справилась. А ты — нет.
Валентина Петровна открыла рот, будто хотела что-то сказать, но слов не нашла.
Марина взяла сумку и куртку.
— Лёшу я забираю к родителям. Там тепло, спокойно и безопасно.
А вы с мамой оставайтесь. Живите, как вам нравится.
На твою «главность» теперь денег пусть хватает.
Она уже выходила, когда обернулась:
— А завтра у меня встреча с инвесторами. Возможно, меня повысит совет директоров. Так что… всего вам хорошего.
Она вышла — легко, уверенно, будто сбросила многолетний груз.
На улице Марина глубоко вдохнула холодный, ноябрьский воздух.
Достала телефон.
Позвонила отцу.
— Пап. Мы закончили.
Можешь говорить маме, что я возвращаюсь в работу.
И что у меня всё получилось.
Тяжёлая точка в прошлой жизни была поставлена.
И начиналась новая — уверенная, сильная, настоящая.
Марина снова стала собой.
