— Уберите коробку! Сейчас же! — голос Оли сорвался на визг, чего она сама от себя не ожидала. Руки дрожали, но она крепко сжала дверной косяк, преграждая путь в спальню.
Анна Викторовна, грузная женщина с химической завивкой цвета переспелого баклажана, замерла с картонной коробкой в руках. Её лицо пошло красными пятнами, но взгляд оставался ледяным и надменным. За её спиной, переминаясь с ноги на ногу, стоял Вова — муж, с которым Оля прожила пять лет. А чуть поодаль, нагло жуя жвачку и оглядывая обои, прислонилась к стене Света — золовка.
— Ты, Ольга, голос на мать не повышай! — рявкнула Света, отлипая от стены. — Мы за своим пришли. Вовке жить где-то надо после развода? Надо. А у тебя тут — хоромы. Трёшка в центре! А у нас с мамой в двушке теснота, да еще мои двое спиногрызов. Так что двигайся.
— Куда двигаться? — Оля почувствовала, как в груди закипает холодная ярость. — Это моя квартира. Моя! Вова к ней никакого отношения не имеет.
Анна Викторовна с грохотом опустила коробку на паркет. Звук удара, казалось, расколол воздух в прихожей. Она шагнула к невестке, нависая над ней, как грозовая туча.
— Ты, девка, не заговаривайся! — прошипела свекровь, брызгая слюной. — Мой сын на тебя пять лет жизни потратил! Пять лет! Он тут ремонт делал? Делал! Обои клеил? Клеил! Значит, вложился. А по закону, если вложился — имеет право на долю. Мы уже с юристом консультировались, так что не артачься. Разменивать будем.
Вова, наконец, поднял глаза. В них не было ни стыда, ни совести — только страх перед матерью и жадное ожидание.
— Оль, ну правда, — загундосил он. — Мама права. Я же люстру вешал. И ламинат мы вместе выбирали. Мне тоже угол нужен. Не на вокзал же мне идти?
Оля посмотрела на мужа так, словно впервые увидела его. Где тот мужчина, за которого она выходила замуж? Перед ней стояло бесхребетное существо, готовое обобрать бывшую жену до нитки по указке мамочки.
— Люстру вешал? — Оля рассмеялась, и этот смех прозвучал страшно. — Ты эту люстру на мои деньги купил! Я чеки сохранила. Все до единого!
— Чеки она сохранила! — передразнила Света, подходя ближе и толкая Олю плечом. — Ты смотри какая, а! Продуманная! А то, что Вова тебя кормил, пока ты в декрете полгода сидела, это не считается?
— Я работала на удаленке! — крикнула Оля, чувствуя, как к горлу подкатывает ком обиды. — А твой Вова в это время на диване лежал, «себя искал»!
— Хватит! — Анна Викторовна хлопнула ладонью по комоду. — Мне эти бабские истерики не интересны. Значит так. Мы сейчас забираем технику — телевизор, микроволновку и тот ноутбук. Это моральная компенсация. А на квартиру завтра подаем в суд. Делить будем. Пополам.
Свекровь по-хозяйски направилась в гостиную, где висела огромная плазма. Света хищно двинулась на кухню.
— Стоять! — рявкнула Оля так, что даже Анна Викторовна притормозила. — Вы что-то перепутали. Здесь нечего делить — у вашего сына нет прав на эту квартиру.
Оля метнулась к тумбочке в прихожей, выхватила заранее подготовленную папку и швырнула её на столик перед носом свекрови. Бумаги веером разлетелись по поверхности.
— Читайте! — потребовала Оля. — Если, конечно, буквы не забыли!
Анна Викторовна, щурясь, взяла верхний лист. Это была выписка из ЕГРН.
— Ну и что? — фыркнула она. — Собственник ты. Но приобретено-то в браке! Значит, совместно нажитое!
— Дату смотри! — Оля ткнула пальцем в документ. — Дату регистрации права собственности!
Свекровь присмотрелась. Её брови поползли вверх, а лицо из красного стало землисто-серым.
— Двенадцатое марта… — пробормотала она. — А свадьба у вас была… в июле.
— Именно! — Оля торжествующе скрестила руки на груди. — Квартира куплена мною за четыре месяца до брака. Это — мое добрачное имущество. Статья 36 Семейного кодекса Российской Федерации. Имущество, принадлежавшее каждому из супругов до вступления в брак, является его собственностью. Никакому разделу оно не подлежит!
В прихожей повисла звенящая тишина. Света, которая уже успела схватить тостер на кухне, выглянула в коридор с недоумением.
— Мам, чего она там лепит? Какой кодекс?
— А такой! — Оля шагнула к золовке и вырвала тостер из её рук. — Поставь на место, воровка!
— Ты кого воровкой назвала?! — взвизгнула Света, кидаясь на Олю с кулаками. — Да я тебя сейчас!..
— Только тронь! — Оля не отступила ни на шаг. — Я сейчас полицию вызову. Скажу, что в квартиру ворвались посторонние, угрожают физической расправой и пытаются вынести имущество. У меня камера в прихожей пишет, вон, глазок мигает!
Света замерла, затравленно оглядываясь на маленький объектив видеорегистратора под потолком.
— Вова! — взвизгнула Анна Викторовна, поворачиваясь к сыну. — Ты почему молчал?! Ты знал, что она квартиру до свадьбы оформила?!
Вова втянул голову в плечи, став похожим на нашкодившего щенка.
— Мам, ну я думал… Мы же жили… Я же прописан…
— Прописан он! — Оля горько усмехнулась. — Временная регистрация у тебя, дорогой. И она заканчивается… — она демонстративно посмотрела на часы, — …ровно через неделю. А я завтра же пойду в МФЦ и подам заявление о твоем снятии с учета как бывшего члена семьи.
— Ты не посмеешь! — задохнулась от возмущения свекровь. — На улицу живого человека?!
— Живого трутня! — отрезала Оля. — Который за пять лет палец о палец не ударил, чтобы свое жилье купить. Все деньги мамочке носил!
Анна Викторовна схватилась за сердце, закатывая глаза.
— Ой, плохо мне… Светочка, воды… Убила мать…
— Не трудитесь, скорая на такие спектакли не выезжает, — холодно бросила Оля. — А теперь — вон отсюда! Все трое! У вас есть ровно две минуты, пока я набираю «112».
Она демонстративно достала телефон и начала нажимать кнопки.
— Идем, мама, — Света, поняв, что ловить здесь нечего, злобно зыркнула на Олю. — Подавись ты своими метрами, жадина! Бог тебя накажет!
— Меня Бог уже наградил — от вас избавил, — парировала Оля.
Анна Викторовна, мгновенно забыв про «сердечный приступ», выпрямилась и с ненавистью прошипела:
— Ты еще приползешь к нам, когда одна останешься, никому не нужная! Вова-то себе молодую найдет, а ты с кошками сгниешь!
— Вон! — рявкнула Оля, распахивая входную дверь.
Семейство, бурча проклятия, вывалилось на лестничную площадку. Вова уходил последним. Он на секунду задержался, жалко глядя на Олю.
— Оль, ну может… может, я телевизор хоть заберу? Я ж футбол смотреть люблю…
В этом вопросе была вся его суть. Мелочная, ничтожная суть.
— Телевизор куплен в кредит, который плачу я, — устало сказала Оля. — Иди, Вова. Иди к маме. Там твой футбол.
Она с силой захлопнула дверь перед его носом. Щелкнул замок. Потом второй. Оля прижалась спиной к холодному металлу двери.
Слезы, которые она сдерживала всё это время, хлынули потоком. Но это были не слезы горя. Это выходило напряжение последних месяцев. Она плакала и смеялась одновременно. Она сделала это. Она отстояла свой дом, свою крепость, свою жизнь.
Прошел год.
Солнечный луч скользил по свежевыкрашенным стенам кухни. Оля сидела за столом с чашкой ароматного кофе, перелистывая страницы договора.
— Ну что, Ольга Николаевна, поздравляю, — улыбнулся мужчина напротив, убирая ручку в карман пиджака. Это был Андрей, риелтор, помогавший ей с покупкой дачи. — Участок ваш. Место шикарное, сосны, речка.
— Спасибо, Андрей, — Оля улыбнулась в ответ, и в этой улыбке не было прежней усталости. — Я давно мечтала о саде. Хочу розы посадить.
— Розы — это прекрасно. Если нужна будет помощь с мужской силой — вскопать там, забор поправить… Вы звоните. Не только как риелтору.
Андрей смотрел на неё с неподдельным интересом. Спокойный, уверенный, надежный. Совсем не похожий на Вову.
Кстати, о Вове. Новости долетали до Оли через общих знакомых. Судьба расставила всё по своим местам, как и полагается.
Вернувшись к матери в «двушку», Вова оказался в аду. Света со своими детьми и мужем, которого недавно выгнали с работы, превратили жизнь Анны Викторовны в кошмар. В тесноте начались скандалы. Любимый сыночка, лишившись комфорта Олиной квартиры, начал выпивать. Денег не было. Анна Викторовна пыталась командовать, но Света быстро поставила мать на место, пригрозив сдать её в дом престарелых, если та будет «вякать».
Теперь Анна Викторовна сидела на лавочке у подъезда и жаловалась соседкам на неблагодарных детей, каждый раз вспоминая Олю: «Была у нас невестка, золото, да не уберегли…».
А Вова… Вова пытался пару раз звонить. Просил в долг, ныл, что жизнь не удалась. Оля заблокировала его номер после второго звонка.
Она допила кофе, подошла к окну. Внизу шумел город, полный возможностей. Ей сорок лет. Она красива, самодостаточна, у неё есть дом, любимая работа, а теперь ещё и дача. И, кажется, намечается свидание с симпатичным риелтором.
Оля распахнула окно, впуская свежий ветер.
— Никогда не сдавайся, — прошептала она сама себе. — Бороться за себя можно и нужно. Всегда.
Она знала: всё самое лучшее у неё только начинается.
