Нотариус протянула мне документ через стол, и я увидела его почерк. Знакомый, размашистый, уверенный. Отец писал это завещание всего за два месяца до своего ухода, но рука его не дрожала. Он всё продумал. Квартира переходила мне. Только мне. Никакой доли для Светланы Петровны, моей свекрови. Я перечитала строки дважды, не веря своим глазам.
Светлана Петровна сидела рядом со мной в маленьком кабинете нотариальной конторы, и я чувствовала, как от неё исходят волны напряжения. Она молчала, но её молчание было тяжёлым, давящим. Я знала: сейчас начнётся.
— Значит, так, — голос её прозвучал ровно, даже слишком ровно. — Мария Сергеевна вам всё огласила. Квартира переходит к Лене.
Она произнесла моё имя так, будто пробовала на вкус что-то горькое. Нотариус кивнула, поправляя очки.
— Всё верно. Завещание составлено по всем правилам. Есть вопросы?
Вопросы были. Много вопросов. Но задавать их я боялась. Светлана Петровна встала, резко, по-мужски. Взяла свою сумку и направилась к выходу. На пороге обернулась.
— Идём, Лена. Нам надо поговорить.
Это не было приглашением. Это был приказ. И я, как всегда, послушно пошла следом. Мы молча спустились по лестнице старого здания, вышли на улицу. Сентябрьский ветер трепал мои волосы, задирал полы её строгого чёрного пальто. Она шла быстро, я еле поспевала.
— Кофе будешь? — бросила она через плечо.
Мы зашли в первое попавшееся кафе. Она заказала себе эспрессо, мне — капучино. Села у окна, сложила руки на столе. Подождала, пока официант принесёт заказ. Сделала глоток. Посмотрела на меня.
— Теперь слушай меня внимательно, Леночка.
Когда она называла меня уменьшительным именем, это никогда не означало нежности. Это был знак того, что сейчас она будет мной манипулировать. Я знала это. Знала и всё равно не могла сопротивляться.
— Андрей очень расстроен. Он всю ночь не спал. Ты ведь понимаешь, это несправедливо? Его отец оставил квартиру тебе, совершенно чужому человеку. А мы, родная семья, остались ни с чем.
Чужой человек. Я была женой его сына уже пять лет. Родила ему внука. Но для Светланы Петровны я так и осталась чужой.
— Я не просила об этом, — тихо проговорила я. — Я не знала, что он так решит.
Она усмехнулась. Сухо, без тени юмора.
— Конечно, не просила. Ты же такая скромная, такая тихая. Только папа почему-то тебе всё оставил. Наверное, случайно.
В её словах сквозил яд. Я опустила глаза в свою чашку. Пена на капучино уже осела, превратившись в сероватую плёнку. Мне хотелось уйти. Сбежать отсюда. Но я сидела, прижавшись спиной к стулу, и слушала.
— Я поговорила с Андреем. Мы решили, что будет правильно, если ты откажешься от своей доли. В пользу него. Это же логично, правда? Он родной сын. А ты… ты можешь и без квартиры обойтись. Вы же молодые, здоровые. Снимете жильё. А мне и Андрею эта квартира нужна. Для внука, между прочим. Чтобы у мальчика было достойное будущее.
Мой сын. Димочка. Ему было три года. Она всегда использовала его как аргумент. Всегда напоминала мне, что я — плохая мать, если не соглашаюсь с её решениями.
— Но квартира завещана мне, — осторожно возразила я. — Отец так хотел.
Светлана Петровна поставила чашку на блюдце. Резко. Звук получился громким, привлёк внимание соседних столиков.
— Не называй его отцом. Он тебе не отец. Он был моим мужем. И отцом моего сына. А для тебя он был просто стариком, который жил в соседней комнате.
Её голос стал жёстче. Я сжала руки в замок под столом. Сердце колотилось.
— Если ты откажешься сейчас, мы всё решим мирно. Андрей получит квартиру, мы продолжим жить как семья. Если нет… то мне придётся принять меры. Юридические меры. Мы докажем, что завещание составлено под давлением. Что ты манипулировала стариком. Скажем, что он был не в здравом уме.
Манипулировала. Я, которая три месяца ухаживала за ним, когда он лежал, не вставая. Я, которая меняла ему бельё, кормила, читала книги вслух. Я, которая держала его за руку, когда ему было больно. А Светлана Петровна приходила раз в неделю, стояла в дверях и говорила: «Ну что, Николай, как ты тут?» — и уходила через пять минут.
— Он был в здравом уме, — прошептала я. — Врачи подтвердят.
Она наклонилась ко мне через стол. Её духи — тяжёлые, приторные — ударили в нос.
— Леночка, милая. Ты же понимаешь, что судебные разбирательства — это долго. Дорого. Нервы. Скандалы. Андрей будет на моей стороне. А ты останешься одна. С ребёнком на руках. Тебе это надо?
Андрей. Мой муж. Я ждала, что он скажет хоть слово в мою защиту. Хоть раз встанет между мной и своей матерью. Но он молчал. Всегда молчал. Он был где-то в стороне, за спиной Светланы Петровны, и его молчание было тяжелее любых слов.
Я почувствовала, как внутри меня что-то начинает трескаться. Медленно, болезненно. Как лёд весной.
— Я подумаю, — выдавила я.
Она откинулась на спинку стула. Довольная.
— Вот и умница. Думай. Только недолго. Нам нужен ответ до конца недели. Оформим отказ, и всё будет хорошо. Ты же хочешь, чтобы было хорошо? Чтобы семья не разваливалась?
Семья. Эта семья разваливалась с первого дня нашей свадьбы. Просто я делала вид, что не замечаю трещин.
Мы вышли из кафе. Она села в такси и уехала, не попрощавшись. Я осталась стоять на тротуаре, и осенний ветер трепал мои волосы. В кармане лежала копия завещания. Я сжимала её так крепко, что бумага мялась в руке.
Вечером Андрей пришёл поздно. Я уложила Димочку спать, сидела на кухне с чаем. Он прошёл мимо меня, не поздоровавшись. Открыл холодильник, достал йогурт. Сел напротив.
— Мама говорила с тобой? — спросил он, не поднимая глаз.
— Да.
— И что ты решила?
Я молчала. Смотрела на него. На его знакомое лицо, которое когда-то казалось мне самым дорогим на свете. Он постарел за эти годы. Или просто я раньше не замечала?
— Андрей, — тихо позвала я. — Ты хоть раз подумал о том, почему твой отец оставил квартиру мне?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Может, старость. Люди в этом возрасте странные решения принимают.
Странные решения. Николай Викторович был умным человеком. Он видел, как живёт его семья. Видел, как Светлана Петровна правит всеми. Видел, как Андрей слушается её во всём. И он хотел дать мне шанс. Шанс быть независимой. Шанс выбирать.
— Твоя мама говорит, что я должна отказаться. Иначе она подаст в суд. Скажет, что я манипулировала твоим отцом.
Андрей кивнул.
— Ну, это логично. Квартира должна остаться в семье. У родного сына.
— А я не семья? — я почувствовала, как голос начинает дрожать. — Я твоя жена. Мать твоего ребёнка.
— Лен, не усложняй. Ты же понимаешь, маме это важно. Ей нужна эта квартира. Нам нужна. Мы же не выгоним тебя на улицу. Просто оформишь отказ, и всё будет, как раньше.
Как раньше. Я буду жить в квартире, которая не принадлежит мне. Под контролем Светланы Петровны. Под её постоянными замечаниями, упрёками, требованиями. А Андрей будет молчать. Как всегда.
Я встала.
— Нет, — сказала я.
Он поднял голову. Удивлённо.
— Что нет?
— Я не откажусь от квартиры. Твой отец хотел, чтобы она была моей. И я уважаю его волю.
Андрей медленно отложил ложку. Его лицо начало наливаться краснотой.
— Лена, ты соображаешь, что говоришь? Мама не оставит это просто так. Она найдёт способ. Поверь мне.
— Пусть ищет, — я удивилась спокойствию собственного голоса. — Завещание законно. Николай Викторович был в здравом уме. Есть справки. Есть свидетели.
— Свидетели! — он встал, стул скрипнул. — Какие свидетели? Ты думаешь, кто-то встанет на твою сторону против нас? Против семьи?
Семья. Снова это слово. Я устала от этого слова.
— Знаешь что, Андрей? Твоя мама права в одном. Я действительно чужая в этой семье. Всегда была. И, наверное, пришло время это признать.
Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Или наоборот — перестал видеть вообще.
— Ты пожалеешь, — сказал он тихо. — Очень пожалеешь.
Он развернулся и ушёл в спальню. Дверь за ним закрылась. Я осталась стоять на кухне, прислонившись к холодильнику. Руки дрожали. Но внутри было странное спокойствие. Впервые за пять лет я сказала «нет». И это было страшно. И освобождающе одновременно.
Следующие дни были кошмаром. Светлана Петровна звонила по десять раз в день. Сначала пыталась уговаривать, потом угрожать. Андрей почти не разговаривал со мной. Приходил, молча ужинал и уходил к себе. Я жила в ледяной пустоте. Но держалась.
В пятницу вечером раздался звонок в дверь. Я открыла. На пороге стояла Светлана Петровна. Одна. Без Андрея. Она вошла, не спрашивая разрешения. Прошла в гостиную. Села в кресло, которое когда-то было любимым креслом её мужа.
— Ну что, передумала? — спросила она.
Я покачала головой.
— Нет.
Она вздохнула. Долго. Устало.
— Жаль. Очень жаль, Леночка. Значит, будем делать по-другому.
Она достала из сумки конверт. Протянула мне.
— Это исковое заявление. Мы подаём в суд. Оспариваем завещание. У нас есть свидетели, которые подтвердят, что Николай был не в себе последние месяцы. Что ты манипулировала им. Изолировала от семьи. Настраивала против сына.
Её голос был спокойным. Деловым. Как у человека, зачитывающего приговор.
— У тебя нет свидетелей, — сказала я тихо. — Это ложь.
Она усмехнулась.
— Леночка, милая. Свидетелей можно найти. Люди за деньги готовы подтвердить что угодно. А у нас деньги есть. У тебя — нет.
Она встала. Подошла ко мне вплотную. Её лицо было холодным, жёстким.
— Последний раз спрашиваю. Откажешься от квартиры или нет?
Я посмотрела ей в глаза. И вдруг поняла: она блефует. Она пытается меня запугать. Потому что знает — у неё нет реальных шансов выиграть суд. Завещание составлено правильно. Николай Викторович был в здравом уме, это подтверждено медицинскими заключениями. Она просто играет на моём страхе.
— Нет, — ответила я твёрдо. — Не откажусь. Подавайте в суд, если хотите. Я готова.
Что-то мелькнуло в её глазах. Растерянность? Злость? Она резко развернулась и пошла к выходу. На пороге обернулась.
— Ты разрушила эту семью, Елена. Надеюсь, тебе будет комфортно жить в этой квартире одной. Потому что Андрей уйдёт от тебя. Я это обещаю.
Дверь захлопнулась. Я осталась стоять в прихожей. Сердце колотилось. Но я знала: я сделала правильный выбор. Впервые за много лет.
Андрей ушёл через неделю. Собрал вещи молча, не объясняя. Я не останавливала его. Димочка плакал, когда папа уходил. Я держала сына на руках и понимала: так лучше. Лучше быть одной, чем жить в постоянном страхе и унижении.
Светлана Петровна действительно подала в суд. Но судья отклонил иск. Завещание было законным. Квартира осталась моей. Андрей требовал развода. Я согласилась. Мы разошлись тихо, без скандалов.
Сейчас прошло полгода. Я живу в этой квартире с Димочкой. Работаю. Мы справляемся. Иногда мне страшно. Иногда одиноко. Но я свободна. Свободна от постоянного давления, от манипуляций, от необходимости быть удобной для всех, кроме себя.
Николай Викторович знал, что делал. Он дал мне не просто квартиру. Он дал мне возможность начать жизнь заново. И я благодарна ему за это. Каждый день.
А Светлана Петровна… Она больше не звонит. Не приходит. Я слышала, что Андрей снова живёт с ней. Они остались вдвоём. И, наверное, это справедливо. Каждый получил то, что заслужил.
Я смотрю в окно. На осенний двор, на жёлтые листья. Димочка играет рядом с машинками. Он смеётся. И я улыбаюсь. Потому что впервые за долгие годы я чувствую себя дома. В своём доме. В своей жизни.
