Меня зовут Варвара, и я была хозяйкой жизни. Успешный риелтор, я скупала «убитые» квартиры в центре за бесценок, не гнушаясь ничем. Последняя сделка со стариком, у которого я забрала не только квартиру, но и фамильное серебро, казалась верхом удачи. Но уже через неделю моя роскошная жизнь рассыпалась в прах, а я осталась у разбитого корыта, пытаясь понять: это порча, совпадение или нечто более страшное?
***
— Варвара, ты серьезно? Ты снова это сделала?
Голос Олега, моего гражданского мужа, сочился плохо скрываемым раздражением. Я медленно повернулась, снимая с плеча сумку от Prada.
— Что «это», Олег? Заключила очередную выгодную сделку? Да, представляешь, я снова заработала нам на пару отпусков на Мальдивах. Тебя это расстраивает?
Он отставил бокал с виски и прошелся по нашей огромной гостиной. Панорамные окна открывали вид на ночной город, сияющий тысячами огней. Мой личный триумф.
— Ты не сделку заключила. Ты обобрала старика. Мне звонил мой юрист, он в курсе этой сделки через общих знакомых. Говорит, ты купила квартиру по цене сарая в Подмосковье.
Я усмехнулась, подошла к бару и плеснула себе немного коньяка.
— Мой дорогой, сентиментальность — непозволительная роскошь в нашем бизнесе. Этот «старик», Петр Ильич, и его разбросанные по миру родственнички должны быть мне благодарны. Я избавила их от головной боли — старой развалюхи с долгами по коммуналке.
— У этой «развалюхи» потолки четыре метра и она в двух шагах от Кремля! Варя, имей совесть!
Я сделала глоток. Коньяк приятно обжег горло.
— Совесть — это для бедных, Олег. А я предпочитаю быть богатой. Квартира требовала вложений, ремонта, судов с его родней за каждую долю. Я предложила быстрые деньги. Он согласился. Все по закону.
Петр Ильич. Сухонький, интеллигентный старичок с выцветшими голубыми глазами. Он сидел передо мной сегодня в своей захламленной квартире, пахнущей пылью и старостью, и растерянно улыбался.
— Варвара Николаевна, вы уж простите за беспорядок. Один я, не справляюсь.
Я окинула взглядом антикварную мебель, покрытую слоем пыли, стопки книг, пожелтевшие фотографии на стенах. Все это пойдет на свалку.
— Ничего страшного, Петр Ильич. Главное, что мы с вами обо всем договорились. Вот договор, ознакомьтесь еще раз.
Он долго водил пальцем по строчкам, шевеля губами. Конечно, он и половины не понимал. Мой юрист составил документ так, что комар носа не подточит. Право собственности переходит ко мне в момент подписания, деньги он получает на счет в течение трех дней. И никаких претензий.
— А внучка… Катенька… Она говорила, что нельзя продавать… Память…
— Петр Ильич, — мягко, но настойчиво сказала я, — ваша внучка живет в Германии. Когда она последний раз вас навещала? Пять лет назад? А я здесь, сейчас. И я предлагаю вам решение ваших проблем. Деньги, на которые вы сможете жить, а не выживать.
Он тяжело вздохнул и кивнул. Подписал. А потом, когда я уже собиралась уходить, он остановил меня.
— Варвара Николаевна, подождите. Я хочу вам кое-что подарить. В знак благодарности.
Он достал из старого комода бархатный футляр. Внутри, на вытертом шелке, лежали шесть серебряных ложек. Старинные, с вензелями и потемневшие от времени.
— Это… фамильные. Прадед еще заказывал. Они нашей семье всегда удачу приносили. А мне они теперь без надобности. Возьмите. Вы хороший человек, я чувствую.
Я с трудом подавила усмешку. Хороший человек. Он понятия не имел, что рыночная стоимость его квартиры в пять раз выше той суммы, что я ему заплатила. Но подарок взяла. Серебро есть серебро.
— Спасибо, Петр Ильич. Мне очень приятно.
Я вернулась мыслями в свою сияющую чистотой гостиную. Олег смотрел на меня с укоризной.
— Он тебе еще и подарок сделал? Варя, это уже за гранью.
— Он подарил мне какие-то старые ложки, — я небрежно махнула рукой. — Успокойся. Считай это бонусом.
Я достала из сумки бархатный футляр и открыла его. Ложки тускло блеснули в свете ламп. Олег брезгливо поморщился.
— И что ты будешь с этим делать?
— Отчищу и продам. Или просто выброшу. Какая разница? Главное — квартира моя. А теперь давай сменим тему. Я устала и хочу расслабиться.
Олег молча допил свой виски и вышел из комнаты. Я осталась одна, глядя на город. Чувство триумфа было немного смазано. Но я быстро отогнала неприятные мысли. Победителей не судят. А я была победителем.
***
Первый звоночек прозвенел через два дня. Мне позвонил взбешенный покупатель, с которым у меня была практически закрытая сделка по продаже элитного пентхауса. Сделка на несколько миллионов долларов, мой крупнейший проект за год.
— Варвара, что за чертовщина?! Почему мне сообщает юрист, что на объект наложен арест? Ты же клялась, что он «чистый»!
Я похолодела.
— Игорь Семенович, успокойтесь! Это какая-то ошибка, недоразумение! Я сейчас все выясню!
Я бросилась звонить своим людям. Оказалось, все правда. Внезапно, из ниоткуда, объявился какой-то троюродный племянник бывшего владельца, который умер десять лет назад, и заявил свои права на наследство. Абсурд! Мои юристы проверяли все до седьмого колена!
— Как это возможно?! — кричала я в трубку на начальника юридического отдела. — Вы чем там занимаетесь, дармоеды? Я вам за что плачу?!
— Варвара Николаевна, мы сами в шоке. Такого никогда не было. Будто он из воздуха материализовался. Мы подаем в суд, но вы же понимаете… это затянется на месяцы, если не на годы. Сделка сорвана.
Я швырнула телефон на стол. Голова раскалывалась. Миллионы, которые уже были почти в моем кармане, испарились. Убытки, неустойка, удар по репутации.
Вечером я рассказала все Олегу. Он слушал молча, без тени сочувствия.
— Карма, Варюша, — сказал он наконец, глядя куда-то в сторону.
— Что?! Какая еще карма? Ты в своем уме? Это просто бизнес, риски!
— Риски? — он усмехнулся. — Или закономерность? Ты строишь свое благополучие на чужих слезах, на обмане. Рано или поздно этот карточный домик должен был рухнуть.
Меня затрясло от ярости.
— Ах, так вот как ты заговорил! Значит, когда я приносила деньги в дом, тебя все устраивало? Ты не брезговал ездить на машине, которую я купила, жить в квартире, которую я обставила! А теперь ты мне про карму рассказываешь?
— Деньги не пахнут, верно? — его голос стал ледяным. — Но люди, которых ты обманываешь, пахнут. Отчаянием, болью, безысходностью. Я просто устал от этого запаха, Варя.
— Устал? Тогда можешь собирать вещи и катиться на все четыре стороны! Я тебя не держу!
— Может быть, я так и сделаю, — тихо ответил он.
В тот вечер мы впервые легли спать в разных комнатах. Я долго не могла уснуть, ворочалась и думала о его словах. Карма. Чушь собачья. Просто неудачное стечение обстоятельств. Черная полоса. Она скоро закончится.
Но я ошибалась. Это было только начало.
На следующий день я собиралась на важную встречу. Вышла на подземную парковку и застыла в ужасе. Мой новенький, блестящий «Мазерати» был раздавлен. Точнее, его капот и крыша. Прямо на него с потолка обрушился огромный кусок бетонной плиты.
Охранник, бледный и трясущийся, лепетал что-то про износ конструкций и скрытые дефекты.
— Вам невероятно повезло, Варвара Николаевна! Случись это на пять минут позже… вы были бы в машине!
Мне повезло? Моя машина, моя гордость, превратилась в груду металлолома. А я должна радоваться, что осталась жива? Гнев и отчаяние душили меня. Я села на холодный бетон рядом с искореженным автомобилем и впервые за много лет почувствовала себя абсолютно беспомощной.
В голове навязчиво крутились слова Олега: «Рано или поздно этот карточный домик должен был рухнуть». Неужели он прав? Неужели это расплата?
Я подняла голову и посмотрела на зияющую дыру в потолке. Оттуда сыпалась бетонная крошка. Точно так же, как прямо сейчас сыпалась моя жизнь.
***
На встречу я, конечно, опоздала. Приехала на такси, взвинченная и злая. Потенциальные партнеры, солидные мужчины в дорогих костюмах, выслушали мои сбивчивые извинения с вежливыми, но холодными лицами. Переговоры, которые я готовила месяц, прошли скомкано и закончились ничем.
— Мы подумаем, Варвара Николаевна. Мы вам позвоним.
Я знала, что это означает. Они не позвонят. Я потеряла еще один крупный контракт.
Домой я вернулась совершенно разбитая. Хотелось кричать, бить посуду, но сил не было даже на это. В довершение всего у меня начал пропадать голос. Утром он просто охрип, а к вечеру я могла только шептать.
— Что с тобой? — спросил Олег, когда мы столкнулись на кухне. Он смотрел на меня как на чужую.
Я попыталась ответить, но из горла вырвался лишь сиплый хрип. Я в отчаянии махнула рукой.
— Понятно, — кивнул он. — Голос сорвала, когда на юристов орала? Или на охранников на парковке?
Я схватила блокнот и быстро написала: «Простудилась».
Он прочитал и криво усмехнулся.
— Конечно. Простудилась. В середине лета. Варя, ты хоть понимаешь, что происходит? Все рушится! Твоя карьера, твое имущество, твое здоровье! Может, пора остановиться и задуматься?
Я яростно зачеркала написанное и нацарапала новое сообщение: «Это ты во всем виноват! Сглазил! Накаркал своей кармой!»
Олег прочитал, и лицо его окаменело.
— Я? Значит, это я виноват, что ты превратилась в бездушную, жадную стерву? Что для тебя нет ничего святого? Что ты готова идти по головам, по трупам ради своей выгоды?
Я вскочила, опрокинув стул, и зашипела на него, как змея. Я хотела высказать ему все, что думаю, обозвать, унизить, но не могла. Безголосая ярость была самым страшным наказанием. Я, которая всегда решала все проблемы своим острым языком, своим умением убеждать и давить, была обезоружена.
— Знаешь что, — сказал он тихо и жестко. — С меня хватит. Я больше не могу жить в этой атмосфере алчности и цинизма. Я ухожу, Варя.
Он развернулся и пошел к выходу.
Я бросилась за ним, хватая за рукав, пытаясь что-то прохрипеть, умолять, угрожать. Но он отцепил мою руку.
— Прощай. Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь. Хотя, вряд ли.
Дверь за ним захлопнулась. Я осталась одна в огромной, гулкой квартире, в полной тишине. И эта тишина была оглушительной. Я подошла к зеркалу в прихожей. На меня смотрела растрепанная женщина с безумными глазами и бледным, искаженным от беззвучного крика лицом. Это была не я. Не та Варвара Волкова, железная леди, хозяйка жизни. Это была какая-то жалкая пародия.
И тут мой взгляд упал на комод, где лежал бархатный футляр с ложками старика. «Они нашей семье всегда удачу приносили».
Удачу?
Меня затрясло. Не от злости, а от внезапного, леденящего душу страха. А что, если дело не в карме, не в сглазе Олега? Что, если дело в них? В этих проклятых ложках?
***
Олег ушел. Собрал вещи и просто исчез из моей жизни, оставив после себя звенящую пустоту и половину опустевшего шкафа. Сначала я ждала. Думала, остынет, вернется. Мы часто ссорились, но он всегда возвращался. Но шли дни, а он не звонил.
Я осталась одна со своими руинами. Потеря голоса оказалась катастрофой. Я не могла вести переговоры, не могла «дожимать» клиентов, не могла даже нормально руководить своими подчиненными. Мой бизнес, построенный на личном обаянии и даре убеждения, трещал по швам.
Врачи разводили руками. Ларингит, говорили они. Острый стресс. Прописывали полоскания, ингаляции, режим молчания. Но ничего не помогало. Мой голос не возвращался. Я могла только сипеть и шептать, и от этого чувствовала себя еще более жалкой и беспомощной.
Через неделю после ухода Олега я сидела в своем кабинете, разбирая бумаги. Точнее, счета. Долги, неустойки, требования о возмещении ущерба. Моя финансовая империя таяла на глазах.
И тогда я снова вспомнила про ложки. Они лежали в ящике моего стола, в своем потертом бархатном футляре. Я достала их. Тусклое, старое серебро. «Приносят удачу». Какая злая ирония. С тех пор, как они появились в моем доме, моя жизнь превратилась в сплошную черную полосу.
«Избавлюсь от них», — решила я. — «Продам, сдам в ломбард, что угодно, лишь бы их здесь не было».
Мне нужны были деньги, и я решила, что антикварное серебро — хоть какая-то компенсация за мои беды. В конце концов, это единственное, что я получила от той проклятой сделки.
Написав записку своей помощнице, что уезжаю по делам, я взяла футляр и поехала в самый известный антикварный салон в городе. Его владелец, Аристарх Борисович, был старым, опытным оценщиком, которого невозможно было обмануть. Я имела с ним дело пару раз и знала, что он платит честно.
Он встретил меня с вежливым удивлением. Мой шепот его явно озадачил.
— Варвара Николаевна? Какими судьбами? Присаживайтесь. Чем могу быть полезен?
Я молча положила перед ним на стол бархатный футляр. Он с любопытством открыл его, достал одну ложку, надел очки-лупу и стал внимательно ее рассматривать. Я ждала, затаив дыхание. Сейчас он назовет цену, и я избавлюсь от этого проклятия.
Он долго вертел ложку в руках, потер ее специальной тряпочкой, даже понюхал. Потом отложил и взял другую. Я начала нервничать.
— Ну что там? — просипела я.
Аристарх Борисович снял очки и посмотрел на меня с недоумением.
— Варвара Николаевна, простите, это какая-то шутка?
Я уставилась на него, ничего не понимая.
— В каком смысле?
— В прямом, — он вздохнул. — Вы же серьезный человек. Зачем вы принесли мне это? Это же… дешевая подделка.
Мир качнулся. Я не верила своим ушам.
— Что? Какая подделка? Это старинное фамильное серебро!
— Голубушка моя, — сочувственно сказал он, — здесь нет ни грамма серебра. Это мельхиор, покрытый тонким слоем серебрения, причем довольно грубо. И клейма фальшивые. Работа топорная. Таким барахлом в девяностые на рынках торговали. Этому «антиквариату» цена — сто рублей за пучок в базарный день.
Он подвинул футляр ко мне.
— Простите, если расстроил. Но это правда.
Я сидела, как громом пораженная. Фальшивка. Дешевка. Но как? Я же помню… они были тяжелыми, с настоящими, глубокими клеймами. Я не эксперт, но отличить вес серебра от веса железки я могу.
Или не могу? Или я так была ослеплена жаждой наживы, что готова была поверить во что угодно?
Я молча встала, взяла футляр и, не попрощавшись, вышла из салона. На улице моросил мелкий, противный дождь. Я шла, не разбирая дороги, и в голове билась одна мысль: меня обманули. Не я его, а он меня. Старый, тихий старикашка Петр Ильич. Он не просто подсунул мне фальшивку. Он сделал что-то еще. Что-то страшное.
Это не карма. Это месть. И я должна была выяснить, кто он такой и что он со мной сделал.
***
Моя растерянность быстро сменилась яростью. Обманули меня! Варвару Волкову! Ту, что сама кого угодно обведет вокруг пальца! Какой-то жалкий старикашка!
Я решила его найти. Найти и посмотреть ему в его выцветшие голубые глаза. Заставить его все вернуть: мой голос, мою удачу, мою жизнь.
Первым делом я бросилась в свою базу данных. Адрес прописки у Петра Ильича был тот самый — квартира, которую я у него купила. Номер телефона, указанный в договоре, был отключен. Я позвонила в паспортный стол через своих людей. Никаких данных о новом месте регистрации не было. Он просто исчез.
Тогда я поехала туда сама. В ту самую квартиру. Мои рабочие уже начали выносить оттуда хлам и готовить все к ремонту. Я ворвалась внутрь, распугав их своим появлением и безумным видом.
— Вы что-нибудь знаете о прежнем жильце? Он не говорил, куда съезжает?
Бригадир, крупный мужик в заляпанной краской спецовке, пожал плечами.
— Не, начальница. Он съехал за день до нашего прихода. Тихо, мирно. Машина какая-то приезжала, грузовая. Помогли ему вещички погрузить, и все.
— Какие вещи? Тут же один хлам был!
— Ну, не скажите. Мебель старая, да. А вот коробок много было, с книгами, видать. И еще что-то. Мы не разглядывали.
Я поняла, что здесь ловить нечего. Тогда я решила обойти соседей. Старушки на лавочке у подъезда, вечные хранительницы всех тайн двора, были моим последним шансом.
Я присела к ним, стараясь выглядеть как можно дружелюбнее, и прошептала свой вопрос о Петре Ильиче.
— А-а, Петюню ищешь, красавица? — прошамкала одна, беззубо улыбаясь. — Уехал наш Петюня. И слава богу.
— Почему слава богу? — удивилась я.
— Так ведьма его внучка! — вмешалась вторая, зловеще понизив голос. — Катька-то. Приехала из своей Германии, как фурия. Кричала на весь двор, что не даст деда в обиду, что порчу наведет на тех, кто его из дома родного выживает.
У меня по спине пробежал холодок. Внучка. Катенька. Та самая, про которую упоминал старик.
— А вы не знаете, где их найти? Мне очень нужно.
— А кто ж их знает, — вздохнула первая. — Катька забрала его и увезла. Говорила, в деревню какую-то. Адреса не оставила. Сказала только: «Кому надо, тот сам найдет. А кому не надо — тому и нечего соваться».
Порча. Ведьма. Деревня. Все это звучало как бред сумасшедшего. Я, современная, прагматичная женщина, никогда не верила в эту чепуху. Но сейчас… сейчас я готова была поверить во что угодно.
Я вернулась в машину и села за руль. Руки дрожали. Что мне делать? Искать какую-то мифическую деревню? Обращаться в полицию с заявлением о мошенничестве? Что я им скажу? «Здравствуйте, я обманула старика, а он в отместку подсунул мне фальшивые ложки и, возможно, навел порчу, верните мне мой голос»? Они меня в психушку упекут.
Я снова достала футляр. Открыла. Шесть тусклых, уродливых железяк. Я взяла одну. Она казалась ледяной, несмотря на теплую погоду. Я смотрела на убогий вензель и понимала, что это не просто ложки. Это символ. Послание. Насмешка.
И в этот момент в моей голове что-то щелкнуло. Я вспомнила одну деталь. Когда рабочие выносили мусор из квартиры, я мельком видела среди старых бумаг конверт с обратным адресом. Я не придала этому значения, но сейчас эта деталь казалась спасительной.
Я выскочила из машины и бросилась к мусорным контейнерам у подъезда. Да, это было унизительно. Я, Варвара Волкова, в своем дорогом костюме, рылась в мусоре. Но мне было все равно. Я должна была найти эту зацепку.
И я ее нашла. Среди старых газет и оберток лежал тот самый конверт. Потрепанный, с немецкими марками. И на нем был адрес отправителя. Катерина Шнайдер, Мюнхен. Но под ним, еле заметно, карандашом был приписан другой адрес. Русский. Название деревни — Глухие Камыши, и номер дома.
Я сжала конверт в руке. Вот она. Моя цель. Я найду эту Катьку-ведьму. И она мне за все ответит.
***
Деревня Глухие Камыши оправдывала свое название. Она находилась в трехстах километрах от города, в самой глуши. Последние двадцать километров я ехала по разбитой грунтовке, проклиная все на свете. Мой новый, взятый в аренду «Фольксваген» жалобно скрипел и стонал.
Сама деревня состояла из полутора десятков покосившихся домов, окруженных бурьяном. Жизнь здесь как будто замерла лет пятьдесят назад. Я нашла нужный дом — единственный, который выглядел ухоженным. Крепкий, с новыми окнами и аккуратным забором.
Я вышла из машины и решительно направилась к калитке. Сердце колотилось как бешеное. Что я ей скажу? Что потребую? Я не знала. Я просто знала, что должна посмотреть ей в глаза.
На мой стук дверь открыла молодая женщина лет тридцати. Светлые волосы собраны в пучок, ясные, серые глаза смотрели на меня спокойно и немного насмешливо. На ней были обычные джинсы и футболка. Никаких черных балахонов и магических амулетов.
— Вы ко мне? — спросила она. Голос у нее был приятный, мелодичный.
— Мне нужна Катерина, — прохрипела я.
— Я Катерина, — она слегка улыбнулась. — А вы, я так понимаю, Варвара Николаевна? Проходите. Дедушка вас ждет.
Я опешила. Ждет?
Я вошла в дом. Внутри было чисто и уютно. Пахло деревом и травами. В большой комнате, в кресле у окна, сидел Петр Ильич. Он был одет в чистую рубашку и выглядел гораздо лучше, чем при нашей последней встрече. Он посмотрел на меня без удивления, будто мы расстались вчера.
— Здравствуйте, Варвара Николаевна. Присаживайтесь. Чаю хотите? Катюша заварила с мятой, очень успокаивает.
Я молча села на стул напротив него. Катерина поставила на стол чашки и села рядом с дедом, положив руку ему на плечо.
— Итак, — начала она, не дожидаясь моих вопросов. — Вы приехали за своими ложками? Или за голосом?
Ее прямой вопрос обезоружил меня.
— Что… что вы сделали? — прошептала я, указывая на свое горло.
Катерина рассмеялась.
— Я? Ничего. И дедушка тоже. Мы не ведьмы и не колдуны, Варвара Николаевна. Мы просто люди. А то, что с вами происходит, — не порча. Это, скажем так, самовнушение.
— Самовнушение? — я не верила своим ушам. — Моя машина разбита, бизнес рухнул, муж ушел — это все самовнушение?!
— А при чем здесь мы? — пожала плечами Катерина. — Ваша машина разбилась из-за халатности строителей. Бизнес рухнул, потому что вы строили его на обмане, и любая случайность могла его разрушить. А муж… муж, видимо, просто устал жить со злой и жадной женщиной. Разве не так?
Я смотрела на нее и не знала, что ответить. Ее спокойная логика выбивала у меня почву из-под ног.
— А ложки? — просипела я. — Зачем вы подсунули мне фальшивку?
Тут в разговор вступил Петр Ильич.
— Я не подсовывал, Варвара Николаевна. Я вам их подарил. Те самые. Фамильные.
— Но оценщик сказал…
— Оценщик сказал правду, — перебила Катерина. — Они ничего не стоят. Это действительно мельхиор. Прадед был небогатым учителем, он не мог позволить себе настоящее серебро. Он заказал эти ложки как символ — символ того, что даже в бедности можно сохранять достоинство и собирать семью за красивым столом. Для нас они — бесценная память. А для вас — просто дешевка.
Я замолчала, пытаясь осознать услышанное.
— Но… зачем вы их мне отдали?
— А это была проверка, — усмехнулась Катерина. — Дед сказал: «Если она их возьмет, значит, в ней не осталось ничего человеческого. Значит, она готова забрать у человека последнее, даже если это просто старые железки». И вы их взяли, Варвара Николаевна. Схватили, как коршун.
Она наклонилась ко мне. Ее серые глаза смотрели прямо в душу.
— Вы пришли к деду, зная, что он стар, одинок и болен. Вы воспользовались его беспомощностью, чтобы отобрать у него дом за бесценок. Вы думали, что вы хищник, а он — жертва. Но вы ошиблись. Дедушка просто очень хороший психолог. И он дал вам то, чего вы заслуживали: зеркало. Вы посмотрели в него и увидели свое истинное лицо. И то, что с вами случилось потом, — это не наша вина. Это вы сами себя наказали. Ваш собственный страх, ваша собственная совесть, которая, как вы думали, у вас атрофировалась, сожрала вас изнутри. Вы потеряли голос, потому что вам больше нечего было сказать этому миру, кроме лжи.
Я сидела, раздавленная ее словами. Все было так просто и так страшно. Никакой мистики. Только беспощадная психология.
— Так что же мне теперь делать? — прошептала я.
Катерина пожала плечами.
— Жить. Только теперь по-честному. Может быть, тогда и голос вернется. И все остальное.
***
Я уехала из Глухих Камышей совершенно другим человеком. Ярость и жажда мести сменились опустошением. Они не были ведьмами. Они были просто умными, порядочными людьми, которые преподали мне жестокий, но справедливый урок.
Я вернулась в свою пустую, холодную квартиру, которая больше не казалась мне дворцом. Она стала моей тюрьмой. Я бродила по комнатам, и каждая дорогая вещь кричала о том, какой ценой она мне досталась.
Я попыталась последовать совету Катерины. Попробовала жить по-честному. Я расторгла несколько самых грабительских сделок, вернув людям деньги с компенсацией. Мои юристы и партнеры крутили пальцем у виска. Они думали, что я сошла с ума. Может, и так.
Голос не возвращался. Я продолжала общаться с миром с помощью записок и шепота. Это было унизительно, но я терпела. Я продала остатки своего бизнеса, оставив себе лишь небольшую долю. Продала квартиру и купила маленькую, скромную.
Деньги почти закончились. От былой роскоши не осталось и следа. Я училась жить заново. Ездить на метро, считать деньги в кошельке, готовить себе еду. Это было трудно. Несколько раз я была на грани срыва, готова была все бросить и вернуться к прежней жизни. Но что-то меня останавливало.
Однажды мне позвонили. Это был Олег.
— Варя? Мне сказали, что ты… все продала. Что с тобой?
Я не могла ему ответить. Я просто молчала в трубку и плакала. Впервые за много лет я плакала не от злости или жалости к себе, а просто так.
— Я приеду, — сказал он и повесил трубку.
Он приехал. Увидел меня — похудевшую, в простой одежде, без макияжа и дорогих украшений. Он не задавал вопросов. Просто обнял меня.
Мы начали все сначала. Не как богатый бизнесмен и его эффектная подруга, а как два обычных человека. Олег поддерживал меня, помогал мне найти новую себя.
Голос вернулся ко мне через полгода. Внезапно. Я проснулась утром и смогла сказать «Доброе утро». Тихо, хрипло, но это был мой голос. Мы с Олегом плакали от счастья.
Я так и не стала святой. Но я поняла одну простую вещь, которую пытался донести до меня старый учитель Петр Ильич со своими фальшивыми ложками. Дело не в том, сколько у тебя денег и власти. Дело в том, можешь ли ты, засыпая ночью, спокойно смотреть в глаза своему отражению в темноте.
