Фарфор звякнул о стекло так резко, что мой муж, Сергей, вздрогнул. Я же даже не моргнула. За десять лет брака я выработала иммунитет к звукам недовольства, которые издавала Галина Петровна. В этот раз ей не угодил салат. Слишком много рукколы, видите ли. «Трава для коз», как она выразилась, отодвигая тарелку с таким видом, будто там лежали радиоактивные отходы.
Мы сидели в нашей новой столовой. Панорамные окна выходили на огни вечерней Москвы, на столе стояло вино, которое стоило больше, чем вся пенсия моей свекрови за полгода. Но для Галины Петровны это ничего не значило. Или, точнее, значило слишком много, и именно это её бесило.
— Леночка, — начала она, промокая губы салфеткой. Тон был елейным, но я знала: за этим елеем скрывается яд. — Я тут видела у Людочки, ну, соседки моей с третьего этажа, фотографии. Дочка отправила её на Мальдивы.
Я сделала глоток воды.
— Рада за Людмилу Ивановну.
— Песок белый, как мука. Вода голубая-голубая… — Галина Петровна мечтательно закатила глаза, а потом её взгляд, тяжелый и требовательный, упал на меня. — А у меня, Лена, юбилей через месяц. Шестьдесят лет.
Сергей уткнулся в свою тарелку с ризотто, старательно изображая, что изучает структуру каждого рисового зернышка. Он всегда так делал. Страусиная тактика. Если не смотреть на маму, может, она исчезнет? Спойлер: не исчезнет.
— Мы помним, Галина Петровна, — спокойно ответила я. — Мы с Сережей уже приготовили подарок. Вам понравится. Новый ноутбук, чтобы вы могли смотреть сериалы в хорошем качестве, и…
— Ноутбук? — перебила она, и её брови поползли вверх. — Железяка? Ты хочешь подарить мне на юбилей железяку?
В комнате повисла тишина. Я слышала, как тикают дорогие настенные часы — еще один предмет интерьера, который она назвала «мещанством», когда впервые пришла в нашу новую квартиру.
— Мам, это хороший макбук, — тихо подал голос Сергей.
— Цыц! — гаркнула она на него, и сорокалетний мужчина снова превратился в напуганного школьника. Галина Петровна повернулась ко мне всем корпусом. — Я хочу на Мальдивы, Лена.
Я чуть не поперхнулась.
— Простите?
— Ты не оглохла. Я хочу на Мальдивы. Как Людочка. Или я хуже? Я, которая жизнь положила, чтобы воспитать сына? Я, которая тебя, голодранку, в семью приняла?
Слово «голодранка» прозвучало как выстрел. Я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Не от стыда. От ярости, которая копилась годами, как слой пыли под тяжелым шкафом.
— Галина Петровна, путевка на Мальдивы сейчас стоит… — я начала подбирать слова, пытаясь перевести разговор в рациональное русло. — Это очень дорого. У нас сейчас деньги в обороте, мы только закрыли ипотеку за эту квартиру, мы планируем расширение бизнеса…
— Деньги в обороте… — передразнила она. — А совесть у тебя в обороте?
Она встала. Это был её коронный номер. Театральная пауза перед бурей. Она обошла стол и встала за моей спиной, положив тяжелые руки мне на плечи.
— Я тебя, сироту, в люди вывела, — прошипела она мне в ухо. — Ты забыла, кем ты была, когда Сережа тебя привел? Бесприданница. Ни кола, ни двора, в драном пальтишке. Кто тебя кормил? Кто тебя учил, как вилку держать? Ты мне обязана, Лена. По гроб жизни обязана.
Ее пальцы сжались на моих плечах.
Я закрыла глаза. И внезапно запах дорогого парфюма и жареных креветок исчез.
Десять лет назад.
Запах старой пыли и вареной капусты. Кухня в «хрущевке» Галины Петровны. Я сижу на табуретке, поджав ноги, потому что пол ледяной, а тапочки мне не положены — «гостевые» порвались, а свои принести я постеснялась.
На столе стоит вазочка с конфетами. «Мишка на Севере», «Красная Шапочка». Ярко-синие и желтые фантики манят так, что сводит желудок. Я студентка, живу на стипендию, и сладкое для меня — праздник.
Я тянусь рукой к вазочке. Просто взять одну конфетку к пустому чаю.
— Куда?! — резкий окрик бьет по рукам хлеще линейки.
Галина Петровна стоит в дверях, руки в боки.
— Это для гостей, Лена. Не для тебя.
— Но я же… я же вроде как…
— Ты здесь живешь из милости, пока общежитие не дадут, — отрезает она. — Сережа попросил, я согласилась. Но это не значит, что можно объедать пенсионерку. У тебя, сиротка, аппетит хороший, я погляжу. Только вот денег в дом ты не носишь.
Она подходит к столу, берет вазочку и убирает её в верхний шкафчик, на самую высокую полку. Потом достает из кармана халата карамельку «Взлетная», липкую и старую, и бросает передо мной на клеенку.
— Вот. Соси. А шоколад нынче дорог. Не для бесприданниц.
Вечером того же дня я слышала, как она говорила Сереже на кухне:
— Зачем она тебе? Нищая, глаза голодные. Такие, сынок, за кусок колбасы родину продадут. Бросит она тебя. Или оберет до нитки. Гнать её надо. Бесприданница.
Я лежала на раскладушке в проходной комнате, накрывшись колючим пледом, и глотала слезы. Я поклялась себе тогда: я выживу. Я заработаю столько денег, что смогу купить целую шоколадную фабрику. И я никогда, никогда не позволю никому прятать от меня еду.
— Лена! Ты меня слышишь?
Голос свекрови вернул меня в реальность. Я открыла глаза. Панорамные окна, огни Москвы, бокал «Бордо». Я больше не та девочка в драном пальто. Я владелец сети логистических центров. Моя подпись стоит миллионы.
Но для неё я осталась той самой «бесприданницей», которая тянет руку к чужой вазочке.
Галина Петровна вернулась на свое место, победно глядя на меня. Она была уверена, что сломала меня. Что надавила на старую мозоль чувства вины, которую культивировала годами.
— Значит так, — безапелляционно заявила она. — Отель «пять звезд». «Всё включено». Вылет хочу пятого числа. И чтобы бизнес-класс, у меня ноги отекают.
Сергей поднял на меня глаза. В них читалась мольба: «Просто дай ей то, что она хочет, и пусть она отстанет». Он был готов заплатить любые деньги, лишь бы мама не кричала.
Но во мне что-то щелкнуло.
Это был не щелчок лопнувшего терпения. Это был звук затвора.
Я вспомнила вкус той липкой карамельки «Взлетная». Вспомнила, как она проверяла мои карманы, когда я уходила в институт — не украла ли я чего. Вспомнила, как она не пришла на нашу свадьбу, сказав, что у неё «мигрень от вида нищеты».
Она требовала «благодарности» за то, что превращала мою жизнь в ад на протяжении двух лет, пока мы с Сережей не съехали.
«Ты мне обязана».
Я посмотрела на её самодовольное лицо. На поджатые губы, на второй подбородок, трясущийся от возмущения.
Она хотела путевку. Она хотела, чтобы я, «сирота», оплатила её каприз.
В голове начал складываться план. Злой, холодный и абсолютно справедливый. Месть — это блюдо, которое подают не просто холодным. Его подают красиво упакованным.
Я медленно улыбнулась. Это была самая теплая улыбка, на которую я была способна. Сергей, увидев её, напрягся еще сильнее — он знал этот взгляд. Это был взгляд акулы перед атакой.
— Хорошо, мама, — сказала я мягко.
Галина Петровна замерла, не донеся вилку до рта. Она ожидала сопротивления, скандала, слез.
— Что?
— Я говорю — хорошо. Вы абсолютно правы.
— Права? — она подозрительно прищурилась.
— Конечно. Вы нас вырастили. Вы столько для меня сделали… — я сделала паузу, чтобы проглотить ком в горле, но она приняла это за волнение. — Если бы не ваша… школа жизни, я бы не стала тем, кто я есть. Вы заслужили отдых. Самый лучший.
Лицо свекрови расплылось в торжествующей ухмылке. Она победила. Она снова доказала, кто здесь хозяйка.
— Ну вот видишь, Сережа, — проворковала она. — Жена-то у тебя поумнела с годами. Поняла, кому кланяться надо.
— Конечно, Галина Петровна, — я взяла свой телефон. — Пятое число, говорите? Я прямо сейчас дам задание своему ассистенту подобрать варианты. Мальдивы так Мальдивы. Никаких полумер.
— И отель чтобы…
— Чтобы лучший, — перебила я её, продолжая улыбаться. — Первая линия. Лечебные процедуры. Полный пансион. Вы почувствуете себя королевой. Я лично проконтролирую каждую деталь.
Сергей выдохнул с облегчением, но продолжал смотреть на меня с опаской. Он не понимал, почему я сдалась так легко. Ведь всего час назад я говорила ему, что мы должны экономить для закупки нового оборудования.
— Вот и умница, — Галина Петровна потянулась к бутылке вина и сама налила себе полный бокал. — Можешь же, когда хочешь. А то «бизнес», «ипотека»… Матери надо давать лучшее. Я ведь всем расскажу. Людочка от зависти позеленеет.
— Обязательно позеленеет, — заверила я её. — Я вам такое устрою, мама, что вы этот отпуск до конца жизни не забудете.
Я встала из-за стола, сжимая телефон.
— Простите, мне нужно сделать звонок. Бронировать нужно срочно, пока места есть.
— Иди-иди, — махнула она рукой, уже не глядя на меня. Она уже мысленно была на пляже.
Я вышла в коридор, прикрыла за собой тяжелую дубовую дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось как бешеное.
«Ты мне обязана».
О да, мама. Я тебе обязана. И я верну долг. С процентами.
Я разблокировала телефон, но набрала не турагента по люксовым турам. Я открыла поисковик и вбила запрос, который созрел в моей голове секунду назад:
«Санаторий эконом-класса, лечение грязями, Воронежская область, строгого режима… то есть, строгого распорядка».
На экране высветился список. Первый же вариант назывался «Дали». Нет, не в честь художника. Это было сокращение от «Дальние Зори». На фото было обшарпанное кирпичное здание советской постройки, окруженное голыми березами и серым забором. В отзывах писали: «Кормят кашей на воде, интернет не ловит, до ближайшего магазина 10 км лесом. Идеально для детокса от цивилизации».
Я нажала кнопку «Бронировать».
— Мальдивы отменяются, Галина Петровна, — прошептала я в тишину коридора. — Добро пожаловать в реальный мир.
В следующей главе начнется самое интересное: как упаковать «Дальние Зори» в обертку от пятизвездочного курорта так, чтобы она ничего не заподозрила до самого трапа самолета.
Утро началось не с кофе, а с победного марша Галины Петровны по нашей кухне. Она гремела посудой с таким энтузиазмом, словно дирижировала оркестром.
— Леночка! — пропела она, едва я вошла, потирая виски. — Я тут подумала. Мне нужен новый купальник. И шляпа. С широкими полями, как у героини того фильма… ну, где богатые плачут. Только я плакать не собираюсь!
Она рассмеялась собственной шутке. В её смехе слышался звон монет. Она уже мысленно лежала на шезлонге, а смуглые мальчики подносили ей коктейли.
— Конечно, Галина Петровна, — я налила себе черного кофе без сахара. Горечь напитка помогала сохранять трезвость ума. — Сегодня суббота. Поедем в ЦУМ. Выберем вам всё самое лучшее.
— В ЦУМ? — её глаза алчно блеснули. — Ну наконец-то. А то всё «рынок», «распродажи»… Сразу видно — начала ценить мать мужа.
Сергей, сидевший за столом, виновато улыбнулся мне поверх планшета. Он думал, что я святая. Он не знал, что я — стратег.
Пока свекровь собиралась (этот процесс занял два часа и включал в себя три смены нарядов и литр лака для волос), я отправила сообщение своей помощнице Кате:
«Операция «Дальние Зори» в силе. Мне нужен «буклет». Глянцевый, дорогой. Название придумай сама, что-то пафосное. Фото — Мальдивы, Бали, рай на земле. Текст — мелким шрифтом, минимум конкретики, максимум слов «эксклюзив», «эко-лакшери», «приватность». И билеты на поезд до Воронежа. СВ, чтобы не сорвалось раньше времени. И трансфер от вокзала до санатория — самый убитый «жигуль», который найдешь, но с тонировкой».
Катя ответила через минуту: «Принято. Будет сделано. Шеф, вы жестокая женщина. Я вами восхищаюсь».
Шоппинг с Галиной Петровной был отдельным видом пытки, за который в аду должны давать скидку на котлы. Она вела себя в бутиках как помещица в хлеву.
— Девушка! — кричала она консультанту, молодой интеллигентной девочке. — Что вы мне суете? Это же полиэстер! Я просила шелк!
— Это стопроцентный шелк, мадам, — тихо возражала девушка.
— Не спорь со мной! Я жизнь прожила, я ткани на ощупь знаю!
Она набрала гору вещей: ядовито-розовый купальник, расшитый стразами (стоимостью как крыло самолета), парео с леопардовым принтом, три шляпы и солнцезащитные очки с золотыми дужками.
— Лена, оплачивай, — скомандовала она, даже не глядя на ценник.
Я приложила карту к терминалу. Пик. Чек вылез длинной белой лентой.
Сумма была внушительной. Раньше меня бы задушила жаба. Сейчас я смотрела на это как на инвестицию в шоу. Это был реквизит. Дорогой реквизит для комедии положений, которую я режиссировала.
— А Людочка умрет, — бормотала свекровь, вертясь перед зеркалом в леопардовом парео. — Просто умрет. Она-то в Турцию летала, в какой-то там «олл-ин-клюзив» для бедных. А я на Мальдивы. Элита.
Вечером дома я вручила ей конверт.
Это был шедевр полиграфии, созданный Катей за пару часов. Плотная кремовая бумага, золотое тиснение.
«ROYAL AZURE RESORT & SPA».
Ниже, витиеватым шрифтом: «Закрытый клуб для избранных. Полное единение с природой. Цифровой детокс».
— «Роял Азур»… — прочитала Галина Петровна по слогам. — Звучит! А где фото?
— Внутри, — я открыла буклет.
На страницах сияла бирюзовая вода, белоснежные бунгало и пальмы. Внизу мелким шрифтом, который она, разумеется, читать не стала (очки-то новые, для красоты, а не для зрения), было написано про «уникальные грязевые источники» и «климатотерапию средней полосы».
— А почему билеты на поезд? — вдруг нахмурилась она, вытряхнув из конверта бланки РЖД. — До Воронежа? Ты меня за дуру держишь?
Момент истины. Я не моргнула.
— Мама, ну вы же новости смотрите? — понизив голос до заговорщического шепота, сказала я. — Прямые рейсы сейчас — это для простых смертных. Долго, пересадки в Дубае, ожидание по десять часов… Мы выбрали VIP-маршрут.
— Какой такой маршрут?
— «Серебряная стрела». Вы едете в люксе до частного аэродрома под Воронежем. Там вас ждет малая авиация. Частный джет. Прямо на остров. Без таможни, без очередей, без лишних глаз. Так летают олигархи, чтобы папарацци не засекли.
Лицо Галины Петровны просветлело. Слово «олигархи» подействовало как валерьянка на кота.
— А-а-а… Ну так бы сразу и сказала. Частный джет… — она смаковала это слово. — Надо Людочке сказать, что меня спецбортом везут.
Сергей поперхнулся чаем и ушел в спальню. Он не мог смотреть матери в глаза. Я же смотрела прямо.
— И еще, Галина Петровна. Там очень строгие правила приватности.
— Это как?
— Телефоны забирают на въезде.
— Что?! — она возмутилась. — А как же фото? А как же Людочке позвонить?
— Фотограф там свой, штатный. Сделает вам профессиональное портфолио. А звонить… Вы же хотите отдохнуть от завистников? К тому же, это условие пребывания звезд. Вдруг вы Киркорова в плавках сфотографируете? Им скандалы не нужны.
Она задумалась. Перспектива встретить Киркорова в плавках перевесила желание звонить Людмиле каждые пять минут.
— Ладно. Потерплю. Зато потом альбом привезу.
День отъезда.
Мы стояли на перроне. Галина Петровна была в новой норковой шубе (осень была прохладной, но она утверждала, что в джете будет кондиционер), в шляпе и тех самых очках. Рядом громоздились два чемодана «Луи Виттон» (реплика, конечно, но качественная), набитые купальниками и вечерними платьями.
— Ну, с богом, — она милостиво подставила щеку Сергею для поцелуя. — Не скучайте тут без меня. Я вернусь загорелая, как шоколадка. Лена, следи за Сережей. Котлеты ему жарь, а не эти твои суши.
Она посмотрела на меня сверху вниз. В её взгляде читалось полное превосходство. Она добилась своего. Она прогнула нас.
— Спасибо за путевку, Лена. Хоть раз в жизни поступила как дочь, а не как чужая.
— Хорошего отдыха, мама, — улыбнулась я. — Это будет незабываемо.
Проводник проверил билеты, и она, царственно подняв подбородок, шагнула в вагон СВ. Поезд тронулся. Я махала ей рукой, пока вагон не скрылся за поворотом.
Сергей тяжело вздохнул.
— Лен, мне страшно. Когда она поймет…
— Она поймет не сразу, — спокойно ответила я, опуская руку. — Трансфер я организовала. В Воронеже на вокзале её встретит водитель с табличкой «Royal Azure». Он отвезет её в лес. Ехать часа два. Связи там нет.
— А джет?
— Водитель скажет, что нелетная погода. Или что полосу ремонтируют. И что «транзитный отель» находится в заповедной зоне.
Я посмотрела на мужа.
— Сережа, помнишь, как она выкинула мои зимние сапоги, потому что они «портили вид в прихожей», а у меня не было денег на новые? Я ходила в кроссовках в минус двадцать.
Сергей опустил глаза.
— Помню.
— Она едет в санаторий «Дальние Зори». Бывший профилакторий для работников цементного завода. Ремонт там делали последний раз при Брежневе. Горячая вода по расписанию. Из развлечений — библиотека и баян по вечерам. Питание диетическое: каша на воде, кисель и паровые котлеты из хлеба.
— Господи… — прошептал он. — Она нас убьет.
— Нет, Сережа. Она пройдет курс смирения. Она требовала «всё включено»? Она это получит. Грязевые ванны там отменные. Лечебные. Для головы особенно полезно.
Я достала телефон. Пришло уведомление от Кати: «Водитель на месте. Инструкции получил. Телефон и документы заберет «на оформление визы» сразу в машине».
— Пойдем, дорогой, — я взяла мужа под руку. — У нас есть две недели тишины. И нам нужно многое обсудить. Например, как поменять замки в квартире до её возвращения.
Я не шутила.
Поезд мчал Галину Петровну навстречу её судьбе. В чемодане лежали купальники со стразами, а впереди её ждали суровые воронежские морозы, манная каша с комочками и полное отсутствие связи с внешним миром.
Мальдивы начинались.
Вокзал Воронежа встретил Галину Петровну пронизывающим ветром и запахом жареных пирожков, который она брезгливо пыталась отогнать наманикюренной рукой.
У выхода, как и было обещано, стоял мужчина с картонкой, на которой маркером было выведено: «ROYAL AZURE». Правда, мужчина был одет не в ливрею, а в потертую кожаную куртку, а кепка была надвинута на самые глаза.
— Мадам Галина? — хрипло спросил он. — Я ваш трансфер.
— А где лимузин? — Галина Петровна огляделась, ища глазами длинный черный автомобиль.
— Конспирация, — буркнул водитель, подхватывая чемоданы «Луи Виттон» и швыряя их в багажник грязной «Нивы». — Местность лесистая. Олигархи не любят привлекать внимание. Садитесь, мадам.
В машине пахло бензином и дешевым табаком.
— Телефончик и паспорт давайте, — водитель протянул руку назад, не оборачиваясь. — На оформление визы в особую зону. И пропускной режим. Там глушилки стоят, спутники НАТО, сами понимаете.
Галина Петровна, ошарашенная словом «НАТО» и перспективой приобщиться к государственной тайне, покорно отдала айфон и паспорт.
— А джет? — с надеждой спросил она, когда машина свернула с асфальта на размытую грунтовку. Лес вокруг становился всё гуще и мрачнее.
— Нелетная погода, — отрезал водитель. — Циклон. Поедем по земле. Эко-тропой.
Через два часа тряски, от которой у Галины Петровны едва не выпали зубные импланты, машина остановилась у ржавых ворот. Поверх старой советской вывески «Санаторий-профилакторий «Дальние Зори»» висел наспех прибитый баннер: «РЕКОНСТРУКЦИЯ. Вход строго по пропускам».
— Приехали. «Роял Азур», северный корпус, — объявил водитель. — Выходите. Меня дальше не пустят. Охрана лютует.
Галина Петровна вышла. Её каблуки тут же увязли в жирной черноземной грязи.
— Эй! А чемоданы?!
Водитель выгрузил багаж прямо в лужу, прыгнул за руль и дал по газам. Через минуту его след простыл.
Галина Петровна осталась одна. Перед ней стояло трехэтажное кирпичное здание, похожее на тюрьму, из которой сбежали даже надзиратели. Где-то выла собака.
Дверь скрипнула, и на крыльцо вышла женщина необъятных размеров в белом халате, надетом поверх шерстяной кофты.
— Чего стоим? — гаркнула она. — Заезд до обеда был. Опоздали.
— Я… я в «Роял Азур», — пролепетала Галина Петровна, кутаясь в норковую шубу. — У меня «люкс». Всё включено.
Женщина смачно плюнула в сторону.
— Азур-мазур… Петровна, у нас новенькая! Оформляй в пятую палату, к Изольде Карповне. И скажи, чтоб бахилы надела! Здесь ей не подиум!
Следующие две недели стали для Галины Петровны адом, о котором Данте забыл написать.
«Люкс» оказался комнатой на четверых с панцирными сетками, провисающими до пола. Соседка, Изольда Карповна, глуховатая старушка, храпела так, что с потолка сыпалась штукатурка.
— Где мой бассейн?! — кричала Галина Петровна в первый день, ворвавшись в кабинет главврача (он же завхоз).
— Вон, озеро за забором, — невозмутимо ответил врач, ставя печать на справку. — Только там пиявки. Лечебные. Бесплатно.
Вместо лобстеров на ужин давали перловку, серую и склизкую, как осеннее небо.
— Это что?! — визжала Галина Петровна, тыкая вилкой в тарелку.
— Каша «Здоровье», — отвечала повариха тетя Валя. — Жри, пока горячая. В ней микроэлементы.
— Я буду жаловаться! Я позвоню сыну! Верните мой телефон!
— Связи нет, — пожимали плечами санитарки. — Вышка упала в прошлом году. А телефон твой на санобработке. Карантин.
На третий день голод победил гордость. Галина Петровна, в своем леопардовом парео, наброшенном поверх казенной пижамы (шубу у неё отобрали «в гардероб», чтобы не украли), сидела в столовой и ела перловку.
Она пыталась купить у сторожа сигареты, предлагая взамен шляпу с полями. Сторож посмотрел на шляпу, потом на неё и сказал: «На кой она мне? Лучше носки свяжи».
Самым страшным были не условия. Самым страшным было то, что никто, абсолютно никто не знал, кто она такая. Здесь не работали её титулы «матери успешного сына». Здесь она была просто «пациенткой из пятой». Ей тыкали. Её заставляли мыть за собой тарелку. Её заставили (о ужас!) клеить окна на зиму бумажными полосками.
— Вы не понимаете! — рыдала она ночью в подушку, пахнущую хлоркой. — Я элита! Я в люди всех вывела!
— Цыц! — шикала на неё Изольда Карповна. — Спать мешаешь. Элита она… Тут все равны перед клизмой.
День освобождения настал внезапно.
К воротам подъехала та же грязная «Нива». Водитель (тот же самый) вернул ей телефон и паспорт.
— Трансфер в аэропорт… то есть, на вокзал, — буркнул он.
Галина Петровна не стала скандалить. Она молча схватила свои чемоданы. Она похудела на пять килограммов. Без косметики, с немытой головой, в мятой шубе она выглядела как призрак оперы, который спился.
В поезде она съела курицу-гриль, купленную на полустанке, вместе с костями. Это была самая вкусная еда в её жизни.
Она ехала домой и в её голове крутилась только одна мысль. Месть. Она уничтожит Лену. Она заставит сына развестись. Она сожжет эту квартиру.
Она стояла перед нашей дверью. Палец вдавил кнопку звонка.
Дверь не открывалась. Ключ не подходил.
Галина Петровна начала колотить кулаками в дорогую обивку.
— Открывайте! Я знаю, что вы там! Сережа! Лена! Мерзавцы!
Дверь открылась. На пороге стояла я.
Я была в белой шелковой блузке, свежая, спокойная. Из-за моего плеча выглядывал Сергей. Он был бледен, но стоял твердо. Мы репетировали этот момент.
— Мама? — я изобразила удивление. — Вы уже вернулись? Как Мальдивы? Загорели?
— Ты… — Галина Петровна задохнулась. Она шагнула вперед, занося руку для пощечины. — Ты, тварь! Куда ты меня отправила?! Грязь! Перловка! Свинарник!
Я перехватила её руку. Жестко. Мои пальцы сжались на её запястье, как стальные тиски. Я занималась теннисом последние два года, а она — только подниманием бокалов.
— Тихо, Галина Петровна, — мой голос был ледяным. — Соседи услышат.
Я толкнула её руку обратно.
— Вы просили отпуск. Я его оплатила. Вы хотели, чтобы я вернула вам долг за то, что вы меня «вывели в люди»? Я вернула.
— Ты отправила меня в ад! — взвизгнула она.
— Нет, мама. Я отправила вас в вашу молодость. Вы же так любите рассказывать, как тяжело вам жилось, и как вы закаляли характер. Я подарила вам возможность вспомнить. Вспомнить, каково это — быть никем. Каково это, когда от тебя прячут еду. Каково это, когда ты зависишь от чужой милости.
Галина Петровна замерла. Она посмотрела на Сергея.
— Сынок… Ты позволишь ей так со мной разговаривать? Она же издевалась над матерью!
Сергей сделал шаг вперед. Он взял меня за руку.
— Мама, — сказал он тихо, но твердо. — Лена предупреждала. Ты требовала невозможного. Ты унижала мою жену в моем доме десять лет. Я молчал. Я был плохим мужем и плохим сыном, потому что позволял этому происходить. Но это закончилось.
— Что закончилось? — прошептала она, теряя спесь.
— Твоя власть, — ответил Сергей. — Мы поменяли замки. Ключей у тебя больше нет. Ты будешь приходить только по приглашению. Раз в месяц. На чай. И если я услышу хоть одно плохое слово в адрес Лены — визиты закончатся.
Свекровь прислонилась к косяку. Она выглядела маленькой и жалкой в своей грязной шубе. Весь её гонор, вся её напыщенность испарились в воронежских лесах. Она поняла. Мы больше не дети. И кошелек закрыт.
— А как же… — она сглотнула. — Как же я жить буду? Пенсия маленькая…
— Как все, Галина Петровна, — улыбнулась я. — Как Людочка. Скромно, но с достоинством.
Я протянула руку к столику в прихожей. Там стояла вазочка.
Я достала оттуда конфету. «Мишка на Севере».
— Держите, мама, — я вложила конфету в её дрожащую ладонь. — Сладкое полезно для мозга. И не переживайте. Она не для гостей. Она специально для вас.
Галина Петровна посмотрела на конфету. Потом на меня. В её глазах я увидела страх. Не ненависть, а именно страх и уважение. Так смотрят на хищника, который оказался сильнее.
Она молча сжала конфету, развернулась и пошла к лифту, волоча за собой чемодан с ненужными купальниками.
Я закрыла дверь. Щелкнул новый, надежный замок.
Мы с Сергеем переглянулись. В квартире было тихо. И впервые за десять лет это была тишина нашего дома, а не пауза перед скандалом.
— Шампанского? — спросил муж.
— Пожалуй, — кивнула я. — И закажи пиццу. С рукколой. Много рукколы.
Я подошла к окну. Внизу, у подъезда, маленькая фигурка в шубе садилась в такси. Я знала, что она больше никогда не назовет меня бесприданницей.
Долг был уплачен сполна.
