Наверное, они правы.
Ηа десять лет девочке подарили собаку. Обыкновенную дворняжку. Щенок крошечный, черно-белый. Забавная мордочка.
Родители возмутились, что животное – это не подарок. Наверное, они правы. Потому что подарок может стоять на полке или храниться в шкафу. А животное требует ухода и любви.
Девочка лицом в грязь не ударила. Она сама гуляла с собачкой, а после прогулки мыла ей лапки. Родители в процессе не участвовали. Они только давали деньги на корм и иногда за услуги ветеринарной клиники.
Правда, мама с папой быстро полюбили веселое маленькое существо. Это они сначала испугались, а потом поняли, что ничего страшного. Напротив, «жить стало лучше, жить стало веселее».
Собачка быстро научилась подавать лапу. После усвоила другие элементы собачьего воспитания: природный ум!
Мордочка у нее была выразительная: умела улыбаться, грустить, даже мечтать. Как говорится, сложный внутренний мир.
Девочка подросла. Захотела самостоятельности. Получив профессию, ушла из родительского дома в съемную комнату. Собачку забрала с собой, потому что друзей не оставляют.
Ухаживать было несложно: она работала неподалеку, буквально несколько шагов. И ей даже удавалось погулять со своим сокровищем в середине дня.
Собачка платила ей нежностью. Не платила, конечно, а любила. Иного слова не подобрать. Вернется хозяйка после работы, а собачка до потолка прыгает от радости.
Иногда девушка уезжала в отпуск. Животное, конечно, оказывалось в доме родителей. Казалось бы, обстановка знакома с детства: все родное, и предметы, и запахи. Но собачка начинала грустить. Пару дней ничего не ела. Лежала в углу, а глаза у нее были мутными. Затем начинала вяло есть, но веселой летучести не было. Так, лапами перебирала.
Когда хозяйка появлялась, собачка так радовалась, что от счастья могла даже оставить на полу неожиданную лужицу. Потому что восторг, потому что жизнь вернулась.
Девушка вышла замуж и перешла в квартиру мужа. Конечно, собачку с собой. И муж ее принял: такую замечательную выразительную мордочку трудно было не принять.
Он даже выходил с ней погулять, и собачка позволяла ему это делать. Мол, куда тебя теперь девать, если ты живешь с моей хозяйкой? Гулять, конечно, выходила, потому что природа, потому что физиология. Но особой радости не проявляла.
Годы шли, собачка старела. Теперь она больше лежала, медленно пережевывая какие-то собачьи мысли. На прогулках не прыгала и не играла, игрушки, забытые, ненужные, валялись в углу.
В доме появился грудной ребенок. Собачка подошла, понюхала. Мордочка у нее стала доброй и какой-то снисходительной. Я видел такое «выражение» собачьей физиономии у собачьих матерей.
Ребенок подрос, собачка позволяла ему с собой играть. Он иногда дергал ее за шерсть, мог закрутить ухо или ущипнуть. Она терпеливо все выносила: ребенок есть ребенок.
Хозяйке исполнилось 28 лет. А собачке 18. У нее ослабло зрение, она плохо слышала. Но, когда хозяйка приходила с работы, находила в себе силы помахать хвостом и медленно подняться на лапы.
Прогулки стали короткими. Видно было, что собачий век подходит к концу.
Хозяйка уехала на ФПК в Питер – на полгода. С работы отправили. Нужна для карьеры, для заработка – для всего.
Собака лежала, как мертвая. Не шевелилась. Вставала, чтобы поесть. Было видно, что она всячески бережет энергию.
Хозяйка появилась неожиданно. Открыла своим ключом дверь. Видит: собака лежит. От старости ничего не слышит и не видит. Подошла, потрогала тусклую, как прошлогодняя трава, шерсть на голове. Собачка поняла, кто перед ней. Вскочила, как молодая, издала странный глухой звук, потянулась к ней всей мордочкой. Но упала.
Женщина потом говорила, что она никогда не видела, как умирают собаки. И больше не хочет этого видеть.
Преданность – не то слово. Это нечеловеческая любовь. Любовь, которую человеку не понять.
Не умереть. Дождаться того, кого любишь больше жизни, и отдать этому любимому свой последний вздох!
