Дом дышал тишиной. Весенний ветер шевелил тюлевые занавески, принося запах сирени из палисадника. Лариса сидела в кресле у окна, где любил сидеть Петя. Столько лет вместе, а теперь только пустота и фотография на столике. Рядом — свеча, которую она зажигала каждый вечер после похорон. «Чтобы душе было светло», — говорила соседка баба Нюра.
Солнце медленно опускалось, золотя старые обои, которые они с Петей так и не успели поменять. «Куда торопиться-то? Еще сто лет впереди», — говорил он, обнимая ее за плечи. Не получилось этих ста лет. Даже до пенсии не дотянул.
Лариса провела пальцами по подлокотнику кресла, вытертому до блеска Петиной рукой. Сердце сжалось, но слез уже не было — всё выплакала за два месяца.
Звонок в дверь разрезал тишину, как нож. Лариса вздрогнула, поправила волосы и пошла открывать. На пороге стояла Ирина, золовка, держа в руках две объемные коробки.
— Ларис, привет, — она протиснулась в прихожую, не дожидаясь приглашения. — Мы тут с ребятами решили немного разобрать вещи. Ну, чтоб тебе одной не тяжело было.
Лариса молча посторонилась. За золовкой показался племянник Женька с женой. Они тащили еще коробки. Что-то внутри Ларисы сжалось, но она не нашла слов возразить.
— Петины инструменты куда поставить будем? — Женька огляделся по сторонам. — Я думаю, гараж пока разбирать не будем, только дом.
— Какой гараж? — растерянно переспросила Лариса. — Зачем разбирать?
Ирина махнула рукой, уже проходя в комнату:
— Тяжело тебе будет все это хранить. У тебя и места-то нет. А у Женьки ремонт, инструменты пригодятся.
Женькина жена — Лариса никак не могла запомнить, как ее зовут — уже открывала шкафы в гостиной.
— А папина коллекция марок где? — спросила она, бросив быстрый взгляд на Ларису. — Женька говорил, тут где-то должна быть.
Лариса стояла посреди собственной прихожей, слушая, как чужие люди переставляют вещи, открывают ящики, что-то обсуждают. Что-то неправильное происходило, но она не могла собраться с мыслями.
— А чаем-то угостишь родню? — Ирина появилась из комнаты с коробкой фотоальбомов. — Мы вон, работаем, стараемся…
И только тогда Лариса почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, непривычное. Но она проглотила это чувство и молча пошла на кухню ставить чайник.
Делиться надо по совести
Они расселись за кухонным столом, как на совещании. Ирина достала из сумки какие-то бумаги, Женька уткнулся в телефон. Его жена Марина — вот как её звали, вспомнила Лариса — разливала чай по чашкам.
«В моих чашках, которые мы с Петей на годовщину покупали», — отметила про себя Лариса, но промолчала.
— Короче, дом сейчас хороших денег стоит, — Женька постукивал пальцами по столу. — Тётя Ира у риэлтора знакомого спрашивала, он говорит, можно тысяч за семь продать, а то и больше.
— Миллионов, — машинально поправила Лариса. — Не тысяч.
— Да какая разница, — отмахнулся племянник. — Главное, есть что делить.
Лариса вздрогнула:
— Делить?
Ирина посмотрела на неё так, как смотрят на больных — с жалостью и раздражением одновременно.
— Лариса, ты чего? Конечно, делить. Петя же наш брат родной был. Мать с отцом этот дом строили, мы вместе росли тут. Ты же не думаешь, что всё тебе одной останется?
Чай обжёг горло. Лариса медленно поставила чашку.
— Дом на меня и Петю оформлен. По закону…
— А ты законами нас попрекать будешь? — Ирина всплеснула руками. — Совсем с ума сошла от горя? Мы родня, Лариса! Своей же кровью попрекаешь?
— Да никто не говорит, что дом не твой, — вмешался Женька примирительно. — Просто… ну чё ты одна будешь делать в таком большом? Разменяешь — тебе квартирка хорошая и нам что-то. Делиться надо по совести.
— По совести, — эхом отозвалась Лариса. За окном темнело, и всё происходящее казалось ей странным сном.
— Вот и я об этом, — кивнула Ирина. — Сегодня мы Петину одежду заберём, компьютер этот. Мебель потом вывезем, когда с домом определимся.
Марина листала какие-то фотографии в телефоне:
— А тут можно перепланировку сделать? Стенку эту снести… О, а крыльцо большое! Солярий можно устроить…
— Это не ваш дом, — тихо сказала Лариса, но её никто не услышал.
— Конечно, можно будет отремонтировать перед продажей, — Ирина постукивала карандашом по бумагам. — Хотя зачем деньги тратить, если всё равно новые хозяева по-своему переделают.
— Ты не переживай, Лар, — Женька похлопал её по руке. — Ну а чё, всё равно одна жить не будешь, может, разменяем? Тебе одной дорого содержать такой дом, а нам вон… расширяться надо.
Лариса отняла руку. Внутри неё что-то рухнуло и что-то новое родилось — какой-то колючий комок, который мешал дышать. Но она ещё не понимала, что делать с этим ощущением.
— Я подумаю, — только и смогла выдавить она. — Мне нужно время.
— Время, время, — проворчала Ирина. — У всех дела, Лар. Чего тянуть-то? Лето скоро, стройматериалы дорожать начнут.
Слова, которые пробудили
Вечер был тёплым, словно лето решило прийти раньше срока. Солнце уже скрылось, но его тепло ещё чувствовалось в воздухе. Лариса сидела на скамейке у подъезда, бездумно наблюдая, как соседские дети гоняют мяч на площадке.
— А ты что не предупредила, что выходишь? Я бы подготовилась, — рядом присела Валентина, подруга с юности, живущая в соседнем доме. В руках у неё были две чашки с дымящимся чаем. — Липовый. С медом. Для сердца полезно.
Лариса благодарно приняла чашку, вдохнула аромат. Сколько вечеров они вот так сидели — она, Петя и Валентина с мужем. Теперь Валентина тоже вдова, уже третий год.
— Как ты справляешься? — вдруг спросила Лариса, глядя в чашку. — Когда в доме, где каждый угол о нём напоминает, вдруг чужие люди хозяйничают?
Валентина внимательно посмотрела на подругу:
— Родня объявилась?
Лариса кивнула, и слова полились потоком — про коробки, про инструменты, про разговоры о продаже дома, про «делиться надо по совести».
— Я как будто не хозяйка в собственном доме, — голос Ларисы дрогнул. — Они уже решили всё за меня. Вчера ушли, сказали, что завтра приедут с машиной. Увозить начнут…
— А ты что?
— А что я? — Лариса пожала плечами. — Петина родня всё-таки. Он их любил.
Валентина хмыкнула и отхлебнула чай.
— Любил, когда живой был. А сейчас тебя кто защитит, если ты сама себя не защитишь?
Сквозь ветви старого тополя пробивался свет уличного фонаря, бросая причудливые тени на дорожку. Где-то вдалеке играла музыка, и кто-то смеялся.
— Знаешь, — Валентина повернулась к Ларисе всем телом, — когда у меня свекровь пришла через неделю после похорон Василия и сказала, что комод старинный заберёт, я чуть не отдала. Думала, может, и правда её семейная реликвия. А потом вспомнила, как Вася этот комод на барахолке выторговывал для меня, как тащил его на себе через весь город… И я впервые в жизни свекрови «нет» сказала.
Валентина помолчала, а потом добавила тихо:
— Ты не обязана никому ничего, Лариса. Совсем ничего. Они примут только то, что ты им позволишь.
Эти слова как будто пробили какую-то корку внутри Ларисы. Она вдруг увидела ситуацию со стороны: дом, где они с Петей прожили двадцать пять лет, создавали уют, копили воспоминания. И вот теперь чужие люди решают, как им всем этим распорядиться.
— Но как? — спросила Лариса, чувствуя, как внутри зарождается что-то новое, похожее на решимость. — Как им отказать? Они же просто приедут и…
— И что сделают? — Валентина усмехнулась. — Силой вещи потащат? Полицию вызовешь. Дом-то на тебя оформлен? Вот и всё. Твой дом — твои правила.
Тёплый вечерний ветер шевелил седые пряди в волосах Ларисы. Она смотрела на играющих детей и чувствовала, как внутри просыпается что-то, чего она в себе раньше не знала.
— Мой дом, — сказала она тихо, пробуя эти слова на вкус. — Мои правила.
Последняя капля
Лариса услышала их голоса ещё с крыльца. Она возвращалась из магазина с пакетом продуктов и замерла, не решаясь открыть дверь своего собственного дома.
— А вот здесь можно стенку снести, будет студия… — раздавался голос Ирины.
— Вы говорите, ремонта не было давно? — отвечал ей незнакомый мужской голос. — Это хорошо, сразу видно все проблемные места.
Лариса сделала глубокий вдох и вошла. В гостиной стояли Ирина, Женя и высокий лысоватый мужчина в костюме, который что-то записывал в планшет.
— А, Лариса, — кивнула Ирина, словно это она была хозяйкой. — Познакомься, это Виктор Андреевич, риэлтор. Мы решили не тянуть с оценкой.
Лариса медленно поставила пакет с продуктами на тумбочку в прихожей. Сердце колотилось так, что казалось, все его слышат.
— С какой оценкой? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.
— Дома, конечно, — Ирина махнула рукой, словно это было очевидно. — Виктор Андреевич говорит, если быстро выставить на продажу, до июля управимся.
Мужчина подошёл к Ларисе, протянул визитку.
— Добрый день. Не волнуйтесь, я всё сделаю быстро и профессионально. Уже вижу, что дом с потенциалом, хоть и требует вложений.
— Да ты не переживай, тёть Лар, — вмешался Женька. — Мы уже прикинули, если квартиру в Западном районе брать, то тебе даже на ремонт останется.
Лариса почувствовала, что комната начинает кружиться перед глазами. Она ухватилась за спинку стула.
— Ирина Петровна показала мне возможности перепланировки, — продолжал риэлтор, не замечая состояния Ларисы. — Думаю, это повысит привлекательность объекта.
— Объекта? — переспросила Лариса одними губами.
В голове промелькнули образы: вот они с Петей красят забор, вот сажают яблоню, которая теперь каждую осень дарит им сочные плоды, вот устраивают новогодний стол на веранде, потому что гости не помещаются на кухне…
— Да, у вас хороший участок, — риэлтор что-то чертил в планшете. — Отдельно можно продать, если найдём покупателя на дом без земли.
— Или гараж отдельным лотом, — вставила Ирина. — Как думаете, Виктор Андреевич?
Они говорили и говорили, планировали, делили. А Лариса стояла, опираясь на спинку стула, молча наблюдая, как чужие люди распоряжаются её жизнью. И вдруг вспомнила слова Валентины: «Они примут только то, что ты им позволишь».
Ледяное спокойствие накрыло её, словно прозрачное одеяло. Она выпрямилась, расправила плечи.
— Извините, — сказала она негромко, но что-то в её голосе заставило всех замолчать и повернуться к ней. — Виктор Андреевич, вы, кажется, не в то время пришли. Дом не продаётся.
— Как это не продаётся? — вскинулась Ирина. — Лариса, мы же всё обсудили!
— Нет, — Лариса покачала головой, глядя прямо в глаза золовке. — Мы ничего не обсуждали. Вы решили, я слушала. Но дом мой, и решать буду я.
Женька присвистнул:
— Ничего себе заявочки! А как же родня? Петины вещи? Папин дом вообще-то!
— Мой дом, — твёрдо сказала Лариса, чувствуя, как внутри разгорается огонь решимости. — По документам и по жизни — мой. И я никуда отсюда не уеду.
Тихая решимость
Вечерний воздух был наполнен запахом сирени. Лариса стояла у окна, наблюдая, как постепенно гаснет день. После ухода родственников в доме стало непривычно тихо.
«Завтра всё равно вернутся», — думала она. Ирина на прощанье бросила, что они приедут с грузовиком и «решат вопрос с мебелью и остальным». Лариса не ответила, но внутри всё кипело от негодования.
Телефон в кармане завибрировал. Валентина.
— Ну что? — без предисловий спросила подруга.
— Приходил риэлтор, — Лариса вздохнула. — Они уже дом делят, представляешь? Как будто меня и нет вовсе.
— И что ты решила?
Лариса помолчала. Решение пришло к ней не сразу, оно созревало весь день, с того момента, как она увидела в своём доме чужого человека, который называл её жизнь «объектом недвижимости».
— Я сказала им, что дом не продаётся. Но они не уйдут просто так.
— Конечно, не уйдут, — хмыкнула Валентина. — Раз попробовали сесть на шею, будут ехать, пока не скинешь.
Лариса закрыла глаза. Перед ней встало лицо Пети — доброе, открытое. Что бы он сказал? Наверное, что сестру надо уважать… Но разве он хотел бы, чтобы она осталась без дома, без вещей, без воспоминаний?
— Валя, — тихо произнесла Лариса, — ты не помнишь телефон того мастера, который тебе замки менял?
В трубке наступила пауза, а потом Валентина рассмеялась:
— Ай да Лариса Ивановна! Правильно мыслишь. Сейчас найду.
Через два часа в дверь осторожно постучали. На пороге стоял невысокий мужчина с потёртым кожаным чемоданчиком.
— Михалыч, — представился он. — По замкам который.
Лариса впустила его в дом и плотно закрыла дверь. Мастер оценивающе осмотрел дверные проёмы.
— Тут работы на час, не больше, — заключил он. — Основной да запасной выход?
— И ворота гаражные, если можно, — добавила Лариса. От собственной решительности у неё кружилась голова.
Михалыч работал быстро и почти бесшумно. Сверлил, прикручивал, проверял. Звяканье инструментов напоминало Ларисе о Пете — он тоже любил что-то мастерить по дому. От этой мысли стало теплее на душе.
Пока мастер работал, Лариса достала из комода папку с документами. Свидетельство о браке, документы на дом, завещание. Всё было оформлено правильно — дом принадлежал ей и Пете, а теперь, после его смерти, только ей.
Потом она открыла шкаф и достала небольшую шкатулку с украшениями, которые Петя дарил ей все эти годы. Не то чтобы она боялась, что их украдут, но… лучше не рисковать.
За окном стемнело, и Михалыч включил фонарик на телефоне, чтобы закончить с замком на чёрном входе.
— Вот и всё, — сказал он, вручая Ларисе связку новеньких ключей. — Теперь без этих красавцев никто не войдёт.
Лариса стояла в коридоре, держа в одной руке ключи, в другой — папку с документами. Дом словно затаил дыхание вместе с ней.
— А… гарантия какая на замки? — спросила она, внезапно засомневавшись.
Михалыч усмехнулся в усы:
— От воров или от родственников?
Лариса вздрогнула, но увидела в глазах мастера понимание.
— От любых незваных гостей, — ответила она с неожиданной твёрдостью.
— Эти замки танком не выбьешь. Спите спокойно, хозяйка.
Хозяйка. Это слово отозвалось в сердце Ларисы, как долгожданный ответ на вопрос, который она боялась себе задать.
Стена непонимания
Лариса плохо спала. Всю ночь ворочалась, думала, правильно ли поступает. А утром чуть свет — стук в дверь. Да такой, что стёкла в окнах дрожат.
— Открывай! — это Ирина, конечно. — Лариса! Я знаю, что ты дома!
Лариса подошла к двери, но открывать не стала. Прижалась ухом, вздохнула.
— Я дома, — сказала она, удивляясь собственному спокойствию. — Только дверь не открою.
— Чего? — судя по голосу, Ирина просто опешила. — Ты что, с дуба рухнула? Мы ж договаривались!
— Это ты договаривалась. Сама с собой, — Лариса почувствовала, как губы сами собой складываются в усмешку. — А я ничего такого не обещала.
За дверью загудели голоса, потом что-то грохнуло — может, пнули дверь со злости.
— Тёть Лар, ну ты чего? — это уже Женька, голос примирительный. — Мы ж как лучше хотели. У нас машина внизу стоит, грузчики… Деньги отдали…
Лариса прикрыла глаза. Вот так всегда было. Женька поскулит, и она сдавалась, уступала. Тревога заворочалась в груди. «Может, правда зря я так? Может, открыть?» Она даже руку протянула к замку…
И тут вспомнила, как они с Петей крыльцо красили. Дождь должен был пойти, а им нужно было закончить. Петя краску развёл, сказал: «Давай, Ларка, за мной повторяй» — и быстро, широкими мазками по доскам пошёл… Успели они тогда, буквально за пять минут до ливня затащили всё в дом. Стояли мокрые, довольные — сделали!
И она опустила руку.
— Нет, Женя, — твёрдо сказала Лариса. — Никакой машины не будет. И вещи никуда не поедут.
— Ты понимаешь, что мы в суд подадим? — снова Иркин голос, уже с визгливыми нотками. — Это наследство! Петины вещи!
— Подавайте, — Лариса вдруг усмехнулась. — У меня все документы на руках. Дом на меня записан, завещание есть. А вы свои права сначала докажите.
За дверью стало тихо, потом послышался какой-то шепот.
— Слушай, ты… — это уже Маринка заговорила, Женина жена. — Ты не думай, что так просто отделаешься. Мы всё равно своё получим.
Лариса отошла от двери, села в кресло — то самое, где Петя любил сидеть с газетой. Странно, но тревога ушла. В груди разливалось что-то тёплое, спокойное. Пусть шумят. Их сюда никто не звал.
Ещё с полчаса они там топтались, то стучали, то звонили. Ирка даже соседку пыталась позвать на помощь — мол, с Ларисой плохо случилось. Но баба Нюра только фыркнула: «Чего вы её изводите? Не хочет пускать — её право».
Наконец во дворе стало тихо. Лариса выглянула в окно. Грузовик разворачивался, чуть не снеся забор. Ирка махала руками, что-то доказывала Женьке. А тот пожимал плечами.
Лариса прикрыла штору и впервые за много дней улыбнулась.
— Вот так, Петенька, — сказала она негромко. — И дом отстояла, и себя не потеряла.
И почему-то ей показалось, что Петя одобрительно кивнул бы ей в ответ.
Утренний чай на веранде
Прошло почти два месяца. Июньское утро наполнило двор птичьим щебетом. Лариса вышла на веранду с двумя чашками чая и поставила поднос на плетёный столик.
— Смотри, какие огурцы вымахали, — сказала она, кивнув в сторону огорода. — Петя хотел теплицу новую поставить… Придётся самой этим заняться.
Валентина пристроила на столе старый фотоальбом в потёртой коричневой обложке.
— Куда откладывать-то? У тебя впереди ещё лет тридцать, всё успеешь.
Лариса опустилась в плетёное кресло. Сквозь яблоневые ветки пробивалось солнце, расчерчивая веранду полосами света и тени.
— Заходил кто из родни? — спросила Валентина, открывая альбом.
Лариса покачала головой:
— После того случая — ни разу. Ирка, говорят, к юристу ходила, но он ей объяснил, что без завещания в мою пользу ничего не выйдет. Так и сидит теперь, дуется.
— Зато и не лезет больше, — хмыкнула Валентина.
— Я ж не говорю, что плохо, — Лариса мешала ложечкой чай, хотя сахар давно растворился. — Поначалу даже грызла себя — вдруг неправа? А теперь и не вспоминаю почти. Живу как хочу.
Они листали старый альбом — свадебные фотографии, потом снимки с отдыха на море, потом первые морщинки, седина в волосах. Годы пролетели как один миг.
— Слушай, а ты что с малой комнатой делать будешь? — вдруг спросила Валентина. — Там, где у вас типа кабинет был?
Лариса задумалась, глядя куда-то поверх цветущих яблонь.
— Да вот, хочу картины писать начать. Помнишь, в молодости я ведь неплохо рисовала? Петя всё говорил — займись, а всё времени не было, работа-дом-огород… А теперь, думаю, самое время.
— Да ты что! — обрадовалась Валентина. — Правильно! Я всегда говорила, у тебя талант.
Лариса смутилась:
— Какой там талант… Так, для души. Мольберт уже заказала через интернет, представляешь? Сама разобралась. Придёт через неделю.
Валентина смотрела на подругу с восхищением. За эти два месяца Лариса изменилась — распрямились плечи, появился блеск в глазах. Она подстригла волосы, купила новое платье. И главное — перестала говорить шёпотом, словно боясь кого-то побеспокоить.
— А знаешь, — вдруг сказала Лариса, разглядывая фотографию, где они с Петей стоят у калитки, — я ведь думала, что потеряла мужа, а оказалось — себя. И вот теперь я себя вернула.
Валентина пересела ближе и обняла подругу за плечи.
— Да уж, вернула так вернула. Небось та Лариса, которая всегда всем угождала, сейчас бы в однушке ютилась, а дом бы Женька с Иркой делили.
Лариса покачала головой:
— Я не об этом. Дом — это просто стены. А я… я научилась себя уважать. И, знаешь, мне кажется, Петя бы этому порадовался.
Она перевернула страницу альбома. На фото они с мужем сидели на этой самой веранде, совсем молодые, смеющиеся.
— Когда-нибудь, лет через много-много, я снова с ним увижусь, — тихо сказала Лариса. — И мне не будет стыдно посмотреть ему в глаза. Потому что я сберегла всё, что мы вместе создали. И себя сберегла.
Ветер шевелил занавески, с улицы доносились детские голоса — соседские ребятишки затеяли футбол. Лариса улыбнулась, глядя на залитый солнцем двор — её двор, её дом, её жизнь. Всё было так, как должно быть.
