— Как ты можешь такое говорить, мама?! — голос Саши дрожал от возмущения, а я стояла рядом, растерянно сжимая ладони и силясь понять, что происходит.
— Не кричи, Александр! — строго сказала свекровь, Любовь Петровна. — Я тебе мать, и знаю, что говорю. Твоя сестра должна получить квартиру без всяких долей и рисков, ясно? Жена тебе не родня, вдруг потом разведётесь, и останешься ни с чем, а квартира в руках чужого человека.
— Это бред какой-то, — выдохнул Саша, стараясь говорить тише. — Ты просто не даёшь никому рта раскрыть. Мы с женой сами разберёмся, кто там будет собственником, кто нет.
Мы стояли в просторной гостиной у окна с облупившейся рамой. Квартира, где жила свекровь, была в весьма запущенном состоянии, хоть дом считался приличным. Старые стулья скрипели, шкаф в коридоре набит старыми газетами и треснувшей посудой. Но Любовь Петровна упорно не хотела менять обстановку, считая, что «ещё послужит».
Я никогда не видела Сашу в таком состоянии: губы сжаты, брови сведены, а в голосе — настоящая ярость. Он, как правило, слушался свою мать, редко перечил ей. И тут — такая вспышка.
— Сынок, жена не родня, пусть твоя сестра квартиру получит, — повторила свекровь с вызовом, будто нарочно раскачивая этот конфликт до грани.
— Мама, прекрати, — Саша уже почти кричал. — Ты меня за кого держишь? Я никогда не говорил, что хочу разводиться или что-то делить! И потом, квартира принадлежала бабушке, её завещание не просто так было составлено.
— Бабушка переписала всё на вас с Мариной, — не унималась свекровь. — Но тебе надо отказаться, чтобы всё досталось сестре. Ты не представляешь, как это надёжно защитит тебя от потери имущества в будущем.
Я оглянулась на входную дверь: вдруг соседи услышат? Мы приехали к Любови Петровне всего на час, привезли кое-какие лекарства и продукты, а тут сразу — громогласная ссора. Я вообще не понимала, почему именно сейчас всё вырвалось наружу, и о каком разделе квартиры идёт речь.
— Мама, да хоть раз спроси, что я хочу? — Саша пытался взять себя в руки, но его голос то и дело срывался.
— Я тебя на ноги поставила, — воскликнула свекровь. — И не желаю, чтобы какая-то… — она бросила в мою сторону нервный взгляд, но, к моему удивлению, доказывать что-то именно мне не стала. — В общем, давайте без этих глупостей.
У меня внутри всё закипало. Хотелось вмешаться, но я пока стояла молча, понимая, что это их семейная история, и если я сейчас влезу, может выйти ещё хуже. Однако терпеть было сложно: речь зашла о каком-то разделе имущества, о том, что «жена не родня»… Эти фразы звучали оскорбительно.
— Позвони Марине, скажи, чтобы готовилась оформлять документы, — не унималась Любовь Петровна. — Да и бабушка, царствие небесное, хотела, чтобы в семье всё по-человечески делилось.
— Мама, — Саша многозначительно посмотрел на неё, — не надо сейчас манипулировать памятью бабушки. Я не собираюсь дарить свою долю кому бы то ни было. Мне её не жалко, но ты сама способна просчитать последствия?
Я почувствовала, как внутри всё ещё сильнее дрожит. Видимо, «делиться» свекровь не хотела, а хотела по-тихому оставить всё Марине. Ну, юридически и фактически, для меня эта квартира ничего не значит — мы жили отдельно, у нас своя жизнь. Но по словам свекрови выходило, что меня здесь вообще воспринимают как помеху.
— Какие ещё «последствия»? — вдруг обратилась ко мне Любовь Петровна, видимо, заметив моё возмущённое выражение лица. — Если думаешь, что мы тебе хотим зла, ошибаешься. Просто должна быть ясность в вопросах имущества, чтобы потом никто не бегал по судам.
— А мы и не бегаем, — отвечаю осторожно. — Я не собираюсь делить вашу с Сашей наследственную квартиру.
— Вот и славно, — свекровь чуть смягчилась. — Тогда надеюсь, что ты поддержишь мою идею.
На этом Саша не выдержал, буквально схватил меня за руку и потянул в коридор.
— Поехали домой, — сказал он коротко, на что мать лишь фыркнула, проводив нас тяжёлым взглядом.
Мы выскочили из квартиры, не попрощавшись.
***
Когда мы уже сидели в машине, я осторожно спросила:
— Ты в порядке?
— Да всё нормально, — отмахнулся Саша, хотя по виду было понятно, что он зол. — Мама всю жизнь смотрит на вещи только со своей колокольни.
Я помню, как впервые познакомилась с Любовью Петровной. Вроде бы мы нашли общий язык: она расспрашивала, где я работаю, какие у меня планы. Но постепенно стали всплывать странности. Например, свекровь всегда просила нас что-нибудь купить для неё: один раз это были дорогостоящие лекарства, в другой — срочно понадобился новый комплект белья, потом — скинуться на путёвку для Марининых детей. И всегда с прицелом на то, что «раз вы семья, значит деньги у вас общие».
— Саша, а почему мама иногда вообще не стесняется просить у нас то, чего ей в принципе не нужно? — спрашивала я однажды, собирая небольшую передачу к свекрови. — Даже те же лекарства, она часть из них не принимает, они потом лежат годами.
— Оставь, — он смотрел в сторону, оправдывая мать. — Это у неё такая привычка запасаться. А потом раздает всем знакомым.
Ему проще было потакать ей, чем объяснять очевидные вещи. Он сам был человеком мягким, легко шёл на уступки, лишь бы избежать скандалов.
Время шло. Мы поженились, переехали в отдельную квартиру, которую купили поближе к моему месту работы. После свадьбы свекровь нередко звонила даже ночью, говорила, что ей нужна помощь, но я замечала, что это какие-то мелочи, например, подвигать стол или заменить лампочку.
И, конечно, дочь Марина редко бывала у матери — Любовь Петровна объясняла, что сестре «тяжело» после рождения второго ребёнка, что ей «не до того».
— Да что ж такое, — роптала я иногда. — Почему мы всегда решаем все проблемы твоей семьи?
— Это нормально, — отвечал Саша, — мама одна, а Марине реально непросто.
А мне было не по себе: ведь даже в мелочах я видела, что свекровь может сама, но упорно нас дергает. К тому же периодически она просила у Саши деньги: то якобы соседи заняли и не отдают, то холодильник у неё накрылся. Всегда один и тот же мотив: «Ну вы же семья, вы должны поддержать».
Однако теперь, когда речь зашла о наследстве бабушки, я ощутила, что всё это не пустяки, а большая игра. И тут Саша почему-то впервые пошёл против матери прямо и открыто.
На обратном пути я попросила заехать в магазин за продуктами. Пока я набирала в тележку овощи и крупу, Саша неожиданно сказал:
— Ты ведь тоже считаешь, что мама ошибается?
— Да, — призналась я. — Но мне интересно, почему ты сам так резко возражаешь? Ты ведь обычно с ней соглашался…
— Потому что это уже перебор. Если мама хочет оставить всё Марине, почему бы ей просто не сказать об этом в лицо? Зачем выдумывать какие-то глупые причины?
— А Марина как смотрит на ситуацию?
— Говорит, что ей без разницы, наследство само найдёт хозяина, — пожал он плечами. — Но я знаю её: если выпадет шанс схватить кусок больше, она схватит.
Тут мне вспомнились некоторые мелкие ситуации: как Марина просила нас с Сашей помогать с детьми, как она могла позвонить в любой час и потребовать отвезти её куда-то на машине. И всё делалось с таким видом, будто это наша святая обязанность.
Саша, однако, всегда относился к сестре лояльно. Я не лезла: не хотела портить отношения в семье, но мне было неприятно чувствовать себя кошельком и бесплатным такси.
Мы вернулись домой к позднему вечеру. За ужином Саша вдруг сказал:
— Завтра мама снова позовёт, я уверен. Хочешь, поедем вместе?
— Хочу понять, что за документы она собирается оформлять, — ответила я. — Поехали. Но давай договоримся, что ты не даёшь себя заговорить. Мне надо разобраться в сути.
***
На следующий день мы снова оказались в квартире свекрови. Как только вошли, нас встретила хмурая Марина:
— Саш, маме плохо, давление скачет, — пробормотала она, — сейчас лежит в комнате, злится. Я ей посоветовала успокоиться, а она и слышать ничего не хочет.
— Вот видишь, — со вздохом сказал Саша, обращаясь ко мне, — теперь мы ещё и виноваты в её самочувствии.
Тем не менее мы прошли в комнату. Там, на низком диване, укрытая одеялом, лежала Любовь Петровна. На вид она была бодрой, только делала недовольное лицо, как маленький ребёнок, которого заставили лечь спать в разгар веселья.
— Ну что, — начала свекровь, — пришли мириться или опять будете кричать?
— Мама, давай спокойно, — Саша опустился на стул рядом с диваном. — Ты можешь объяснить, зачем я должен отказываться от своей доли в бабушкиной квартире?
— Чтобы квартира осталась в семье. Ты женат, но никогда не угадаешь, что будет дальше. Так зачем рисковать таким ценным имуществом? — она покосилась на меня, но, будто не желая ссориться напрямую, добавила: — Я ничего не имею против твоей жены. Просто не верю в будущее семьи, понимаешь?
У меня внутри вспыхнуло: каким надо быть человеком, чтобы говорить такое! Однако молчать я не стала:
— Любовь Петровна, мне непонятна ваша логика. Откуда уверенность, что мы разведёмся? Саша мне не говорил ни слова о том, что хочет со мной расставаться.
— Это жизнь, доченька, — криво усмехнулась свекровь. — Люди расходятся, и тогда начинаются суды, претензии и вот это всё.
— То есть вы настолько не доверяете мне и собственному сыну, что заранее нас разводите?
— Лучше перебдеть, чем недобдеть, — отрезала Любовь Петровна.
Марина стояла у окна. На её лице читалось, что она поддерживает мать, но вслух старается не вмешиваться. Однако я хотела услышать её мнение:
— Марина, а ты как считаешь, мы должны отказатьcя от своей доли?
— Мне всё равно, — Марина скрестила руки на груди. — Я и так знаю, что Саша не бедствует. У вас своя жизнь, у нас своя. Но если бабушка решила, что наследство делится поровну, то пусть так и будет. Или вы всё-таки думаете по-другому?
Саша посмотрел на сестру:
— То есть тебе не важно, будет у тебя вся квартира целиком или только половина?
— Какая разница? — она пожала плечами. — Если мама считает, что лучше всё переоформить, то, наверное, так и надо. Мама ведь просто боится остаться без защиты в старости. Я же, если что, к ней поближе буду, а вы — в другой части города.
Я тихо спросила:
— «Защита»… Но если Саша официально владеет своей частью, это разве плохо? Он тоже ведь может помогать, нет?
— Мне не нужны ваши подачки, — встряла снова свекровь. — Квартира должна оставаться у близких кровных родственников.
Тогда Саша внезапно встал. Он говорил тихо, но решительно:
— Мама, хватит. Если у нас с женой что-то не сложится, мы уже разберёмся, как делить имущество. Я не собираюсь оформлять официальный отказ от наследства. Бабушка хотела, чтобы мы с Мариной унаследовали квартиру вместе. Это её воля. А что ты придумываешь — мне не нравится.
Я видела, как свекровь побагровела, а Марина от удивления даже приоткрыла рот. Не знаю, чего они ожидали от Саши, но такой жёсткой позиции, видимо, не предполагали. Обычно он сразу шёл на попятную, спорить не любил.
— Ну хорошо, раз ты считаешь, что так правильно, — наконец сказала Марина. — Я не буду настаивать. Однако помни: мы же родные, а жена — чужая.
— Помню, — резко ответил Саша. — Но для меня всё не так.
Свекровь приподнялась на локте:
— Сынок, ты чего в самом деле, на старости лет хочешь меня и сестру оставить ни с чем?
— Мама, прекрати, — Саша даже не взглянул на меня, хотя слышно было, что он кипит. — Если я для вас ничто, то может и лучше, что всё проясняется сейчас.
После этой реплики он развернулся и вышел, хлопнув входной дверью. Я, ошеломлённая, пошла за ним следом, едва успев сказать:
— До свидания, Любовь Петровна, Марина.
***
По дороге домой Саша не сказал ни слова. Я тоже молчала, запутавшись в мыслях. Всегда думала, что он слишком привязан к матери и сестре, что не решится так категорично им возражать. А теперь он встал на мою сторону.
Уже дома я поставила сумку с покупками на стол, вздохнула и развернулась к мужу:
— Саш, я в шоке от твоей стойкости.
— Сам в шоке, — усмехнулся он, глядя в окно. — Достало, если честно. С детства мы с Мариной не ладили, мама всегда говорила «она девочка, ей сложнее», а потом всё ушло в постоянные просьбы и манипуляции.
— Но раньше ты никогда не перечил им так явно.
— Верно. Просто я думал, что мама действует из любви и заботы. А теперь вижу, что в её глазах я — это человек, которого можно подвинуть, если выгоднее для сестры.
Я молча села рядом. Мне было и приятно, что он защищает наш брак, и в то же время тревожно. Кто знает, как теперь свекровь и Марина себя поведут?
В тот вечер мы сидели до полночи, обсуждая все детали. Я пыталась разобраться: неужели вопрос только в деньгах? Ведь если свекровь заботится о старости, то логичнее было бы укреплять отношения с нами, потому что мы всегда откликались на её просьбы. Марина даже не старалась. Но, похоже, Любовь Петровна видела в нас угрозу. Может, ей внушили, что я могу отсудить часть имущества у Саши, что-то переписать на себя?
— А ты как думаешь? — спросила я, когда он уже зевал и готовился спать. — Почему ты так резко изменил своё мнение? Никогда не видела, чтобы ты шёл против семьи.
— Может, наконец понял, что значит иметь свою жизнь, — он улыбнулся, посмотрев на меня уже спокойным взглядом. — И что мама не всегда права.
Я кивнула, хотя сомнения не отпускали.
***
На следующий день мне позвонила свекровь, голос звучал подозрительно тихо:
— Дочка, я не хочу ссориться. Но пойми меня правильно: я переживаю за сына. Разведëтесь — и всё…
— Любовь Петровна, это вопрос нашего брака. Думаю, Саша достаточно взрослый, чтобы решать такие вещи сам.
— Ты так говоришь, как будто я враг. Но я ему мать, а Марина — сестра. Это я и хотела сказать.
На том конце провода повисла пауза. Я не ответила, потому что повторять одно и то же уже не имело смысла. Неожиданно свекровь добавила:
— Но пусть он хорошо подумает. Иногда поздно бывает возвращать утраченное, когда жену уже перестаёшь любить.
Я тяжело вздохнула. До чего же она упорно тянет одну и ту же песню!
***
Ещё через несколько дней Марина пыталась созвониться с Сашей, намекала на встречу. Он отказывался под благовидными предлогами, а я невольно прислушивалась к его разговорам. Однажды он включил громкую связь, и я услышала:
— Саша, ты пойми, мне, может, и не нужна эта квартира, но как мама реагирует, ты сам видел. Давай найдём компромисс. Может, ты подпишешь, что не претендуешь на долю, а мы потом тебе что-нибудь подарим?
— «Что-нибудь подарим»? — рассмеялся Саша. — Звучит странно, если честно.
— Хорошо, по-другому. Давай хотя бы составим какой-то договор, что в случае чего…
— Марина, в случае чего? Если я умру или если разведусь?
— Ну… знаешь, всякое бывает.
На этом Саша отключил телефон, вздохнул и посмотрел на меня:
— Иногда мне кажется, что я почти готов уступить.
— Ты серьёзно? — удивилась я. — Зачем?
— Если это всех успокоит…
— Саш, наследство не считается совместно нажитым имуществом. Но факт, что они считают меня чужой, вгоняет в тоску. Мы ведь столько делали для них, а нас заранее расписывают по разным сторонам баррикад.
Он помолчал, словно собираясь с духом, и сказал:
— Именно поэтому я не отдам долю. Пусть знают, что считать меня мальчиком для битья больше не выйдет.
***
Вскоре позвонила соседка свекрови и сказала, что Любовь Петровна попала в больницу. Мы с Сашей примчались туда, но выяснилось, что ничего серьёзного — легла для профилактики. Саша, пока мы ждали, когда её переведут в палату, спросил:
— Мама, чем тебе помочь?
— Уже ничем, — свекровь смотрела в потолок. — Надо было слушать меня раньше.
— Я и сейчас слушаю, если речь о лечении, — в его голосе звучала усталость.
— Мне не нужны ваша помощь. Раз решил оставить за собой долю, пусть так и будет.
Уходя, я ощутила горькое разочарование.
***
Конфликт вылился в формальное молчание. Марина редко звонила, свекровь из больницы выписалась, но ни разу нас к себе не позвала.
Однажды вечером мы с Сашей ужинали, когда телефон зазвонил. На экране высветилось имя Марины. Саша ответил неохотно:
— Да, Марин… Что случилось?
Оказалось, у свекрови резко подскочило давление, её опять увезли в больницу, и Марина просила нас приехать. Саша, хоть и обижался на семью, всё равно начал быстро собираться: как-никак мать в больнице. Мы приехали туда вместе. Свекровь лежала бледная, но давление стабилизировалось, врачи обещали, что всё нормально.
Когда мы остались наедине, Саша негромко спросил:
— Как ты себя чувствуешь, мама?
— Лучше. Спасибо, что приехали, — отозвалась она. В голосе, впервые за долгое время, прозвучало примирение. — Я понимаю, что мы наговорили друг другу много лишнего.
Марина, стоявшая рядом, кивнула:
— Да и я не хочу ссориться. Главное, чтобы мама была здорова.
Саша тяжело вздохнул и, посмотрев на меня, обратился к обеим:
— Давайте решим всё раз и навсегда. Я не отказываюсь от своей доли в квартире. Это не потому, что жадный. Просто бабушка оставила наследство нам с Мариной поровну, и я не вижу причин нарушать её волю.
— А мы-то думали, ты со временем согласишься, — призналась Марина, опустив глаза. — Но, если так, то пусть всё будет, как хотела бабушка.
Свекровь поморщилась, словно ей не совсем понравилось такое решение, но спорить уже не стала:
— Хорошо. Я тоже не хочу скандалить. Надоело в больницы ездить из-за нервов. Только надеюсь, Саша, что если у вас с женой когда-нибудь… не сложится, то ты будешь думать о сестре, о матери.
— Мама, — Саша повернулся к ней, — жизнь покажет. Но никто никого к стенке не припирает. Мы все одна семья, пусть каждый поступает по совести.
Внутри у меня что-то оттаяло. Как бы там ни было, свекровь и Марина заявили, что не собираются дальше враждовать. И впервые за последние недели я почувствовала, что напряжение сходит на нет.
Мы немного ещё поговорили о её лечении, о том, что нужно привезти из дома. Потом пошли по коридору к выходу, и Саша негромко заметил мне:
— Похоже, они понимают, что со мной теперь проще договориться на равных, чем пытаться давить. И это правильно.
Через несколько дней свекровь выписалась. Чтобы сгладить старые обиды, мы вместе с Сашей навестили её дома, привезли продукты и лекарства, а заодно помогли чуть прибраться в квартире. Марина тоже была там. Она напряжённо следила, как мы разбираем залежи газет и посуды, но ворчать не стала.
Уже в прихожей свекровь, провожая нас, тихо проговорила:
— Спасибо вам… И извини, что обидела. Просто я всегда переживала за сына, да и Марину хотелось защитить. А оно вот как вышло.
— Не волнуйтесь, — попыталась я улыбнуться, — главное, что всё уладилось.
Саша, услышав это, хмыкнул:
— Если что, мы теперь знаем, как решать конфликты без скандалов. Не обязательно же сразу бросаться в драку из-за наследства.
Той же осенью мы с Сашей отметили годовщину свадьбы и позвали на ужин моих родителей. Я предложила пригласить и свекровь с Мариной. Саша кивнул:
— Может, и правда пусть приходят. Пора учиться быть одной семьёй, а не делиться на «родных» и «чужих».
Они пришли. Было немного неловко, но обошлось без разговоров о долях и расписках. Свекровь спокойно ела торт, Марина перекидывалась любезностями с моей мамой, а Саша только подмигивал мне, давая понять, что всё идёт как надо.
В итоге квартиру так и оформили на двоих, бабушкину волю никто не оспаривал. Свекровь по-прежнему время от времени просила помощи, но уже не с таким требовательным тоном, а Марина реже нам звонила по пустякам.
Сам Саша тоже изменился: чаще отстаивал своё мнение, уже не боялся прямо говорить «нет» или «да». Похоже, этот непростой конфликт помог ему понять, что жить в угоду чужим страхам — не лучший путь, и что свою семью, свою жену, надо ставить наравне с матерью и сестрой.
