Когда Иван вернулся домой после работы, мать поливала цветы на балконе. Склонившись над подвесными кашпо, она бережно расправляла листву. Лицо её светилось каким-то особым покоем.
— Мам, ну ты как пчелка, — Иван снял пиджак, подошёл к ней и обнял за плечи. — Опять весь день на ногах?
— Да это ж не работа, — отмахнулась она, улыбнувшись, — душа отдыхает. Гляди, как все цветет. Такой аромат, будто не балкон, а сад ботанический.
Она рассмеялась — тихо, по-доброму, как всегда. Иван вдохнул нежный аромат цветов и невольно вспомнил: в детстве, когда они с мамой жили в коммуналке, «садом» был горшок с каланхоэ на подоконнике, который вечно сбрасывал листья.
Многое с тех пор изменилось.
Мать теперь много времени проводила на даче, которую он для неё купил в подарок на юбилей. Небольшой домик, зато с огромным участком, где можно было сажать всё, что душе угодно. Весной она выращивала рассаду, летом возилась в теплицах, осенью — закатывала в банки то, что сама же вырастила. Зимой — ждала, когда снова наступит весна.
Но Иван знал, что, как бы она ни улыбалась, в глазах её всегда жила тихая грусть. Та, что не пройдёт, пока не исполнится самое заветное желание — увидеть человека, которого она ждала всю жизнь.
Отец. Он ушёл одним далеким утром на работу и больше уже не вернулся. Ивану тогда было пять. Мама рассказывала, что он в тот день поцеловал её в висок, как всегда, подмигнул сыну, сказал: «Будь молодцом». И ушёл, не зная, что навсегда.
Потом были заявления в милицию, поиски. Родные, соседи, знакомые — все перешептывались: «может, сбежал», «а вдруг другая семья», «или что-то случилось». Только мама всегда говорила одно:
— Он бы не ушёл просто так. Значит, не может вернуться.
Ивана не покидала эта мысль даже теперь, спустя тридцать с лишним лет. Он был уверен: отец не мог бросить их. Просто не мог.
После школы Иван поступил в технический университет, хотя втайне мечтал о журналистике. Но он знал — надо быстрее становиться на ноги. Мама работала санитаркой в больнице, брала ночные дежурства, никогда не жаловалась. Даже когда ноги гудели от усталости, а глаза краснели от бессонницы, она говорила:
— Всё хорошо, Ванюш. Всё наладится. Ты только учись.
Он учился. А по ночам искал в интернете базы пропавших без вести, пробивал старые данные, писал на форумы. Надежда не умирала, она, наоборот, крепла, становилась частью его характера. Он стал сильным. Он вырос, зная, что в отсутствие отца он должен быть для матери опорой.
Когда устроился на первую хорошую работу, первым делом снял с мамы все долги, потом открыл вклад, потом купил ту самую дачу, и сказал:
— Всё, мам, теперь ты отдыхаешь.
Она плакала тогда, не скрывая слёз. А он просто обнял её и сказал:
— Ты заслужила это тысячу раз. Я тебя за всё благодарю.
Теперь Иван сам мечтал о семье. О доме, где пахнет борщом и свежей выпечкой. Где по воскресеньям собираются самые близкие и звучит детский смех. А пока он много работал. Экономил, собирал стартовый капитал, чтобы наконец-то открыть собственное дело. Руки у него были золотые, с детства любил всё делать сам.
Но в душе всегда горела одна и та же мечта – он хотел найти отца. Хотел, чтобы однажды этот человек вошёл в их дом и сказал:
— Простите, я не мог вернуться раньше.
И они бы всё поняли, простили, обнялись втроём. И было бы, наконец, все по-настоящему — так, как должно было быть.
Иногда Иван ловил себя на том, что всё ещё помнит голос отца. И то, как он брал его на руки и говорил: «Ну что, мой богатырь, полетели?» — и подбрасывал вверх. А потом ловил крепко-крепко…
В ту ночь, когда Иван лёг спать, ему снова приснился отец. На этот раз он стоял где-то на берегу реки, в старом пальто, и звал его. Лицо было размытым, как сквозь туман, но глаза — те самые, серые, глубокие, родные.
Работа у Ивана была стабильной, но, как говорится, на одной зарплате далеко не уедешь, особенно если строишь планы на своё дело. Поэтому вечерами он частенько подрабатывал — настраивал компьютеры, устанавливал «умные системы». За вечер мог съездить в два, а то и три места: то принтер у кого-то не печатает, то интернет «вылетает», то надо программы обновить — всё это он знал на зубок. Люди, особенно пожилые, его любили — вежливый, спокойный, сдержанный, не нахрапистый. Понятно объяснял, ничего лишнего не навязывал.
В тот день заказ пришёл через знакомую: мол, богатая семья — коттеджный посёлок за городом, охраняемая территория, въезд по пропускам. Нужен специалист для настройки домашней компьютерной сети.
— Приезжайте, пожалуйста, после шести. Хозяйка будет дома, проводит, всё покажет, — предупредили Ивана.
Иван приехал вовремя. Его пропустили через КПП, и он остановился у высокого дома с белыми колоннами и панорамными окнами. Дверь открыла девушка лет двадцати пяти. Красивая — тонкая, хрупкая, в красивом платье.
— Вы мастер? Проходите, пожалуйста. Всё оборудование в кабинете отца. Он сейчас в командировке, но просил, чтобы вы сегодня всё настроили, — сказала она, мягко улыбнувшись.
Иван прошёл за ней по длинному коридору. В воздухе пахло чем-то дорогим, утончённым. Дом был светлый, почти стерильный. В гостиной фортепиано, на стенах картины, книжные полки, фотографии в рамках. В кабинете царила аккуратная деловая обстановка: темное дерево, зелёная настольная лампа, мощный монитор на широком столе и строгое, кожаное кресло.
Иван кивнул, достал инструменты, сел к компьютеру. Всё бы шло как обычно, если бы его взгляд случайно не зацепился за одну из фотографий на стене. Молодая пара. Женщина в белом платье, с цветами в волосах. Рядом — мужчина в сером костюме, улыбается. И хотя время изменило черты, голос в голове прозвучал уверенно и громко: Это он. Отец.
Иван встал, подошёл ближе, присмотрелся. Серые глаза, та же линия скул, та же ямочка у губ, когда улыбается. Точно он.
— Простите… а кто на этом фото? — Спросил Иван несмело.
Девушка удивлённо посмотрела на него.
— Это мой папа. А вы его знаете?
Иван не знал, что ответить. Он смотрел на фотографию, как на привидение. Сердце колотилось так, что казалось — девушка вот-вот это услышит. Потом всё-таки выдавил из себя:
— Думаю… возможно, да. — Он тяжело выдохнул. — Вы не могли бы… рассказать, как ваши родители познакомились? Простите, это может показаться странным, но для меня это важно.
Девушка сначала растерялась, но ответила:
— Папа вообще человек удивительной судьбы. Когда-то он был обычным инженером. Познакомился с мамой случайно — на отдыхе, а потом влюбился…
Девушка посмотрела на него внимательнее:
— Всё в порядке? Вы как-то побледнели. Может, воды принести?
Иван кивнул. Девушка поспешила на кухню, а он… Он не знал, почему сделал это. Может, это было неэтично, может, незаконно. Но он открыл проводник и начал искать.
Папка «Личное», но с паролем. Иван попробовал ввести дату своего рождения – на удивление, сработало. Внутри — старые фотографии, сканы документов… и текстовый файл, без названия. Он кликнул по нему.
Текст начинался резко, будто письмо, которое человек долго носил в себе, но так и не решился кому-то отправить.
«Я знал, что это неправильно. С первого дня знал. Ты была красива, умна, богата, и влюблена. А я был никто. Только приехал, только начинал, и тогда казалось, что жизнь дала шанс. Да, я соврал, что холост, что никого нет. Я был уверен — просто мимолетный роман. Не думал, что всё зайдёт так далеко. Но потом как-то закрутилось — ты представила меня родителям, как будущего мужа, потом вы вдвоём начали планировать свадьбу… А я… Я просто не знал, как вывернуться. Хотел уехать, но меня уже держали. Ты — своим доверием. Твой отец — деньгами. Мне предложили всё, кроме свободы. Я подчинился. Знакомые мне сделали документы. Новый паспорт, без штампа о браке. Я не горжусь этим. Но тогда мне казалось, что так будет легче всем. Что Лида забудет, что сын ещё мал — не поймёт. А теперь… я сам себя не узнаю. Я живу в роскоши, но каждое утро пью кофе с мыслью, что я предатель. Но назад дороги уже нет…»
Глаза Ивана затуманились. Он откинулся на спинку кресла и долго сидел, глядя в одну точку. Он не знал, что чувствовать. Гнев? Презрение? Жалость?
Перед ним стояла картина предательства длиною в жизнь. Его мать — та, что берегла каждый рубль, откладывая на новые ботинки для сына, верила, любила, не выходила замуж, не позволяла себе жить без него. А он жил «в роскоши», как сам и написал. Забыл, отказался, переписал судьбу.
Иван закончил работу так быстро, как мог, получил белый конверт с купюрами и поспешил уйти. Он не помнил, как дошёл до машины. Сел, захлопнул дверь. И только потом понял — руки дрожат.
Он долго тянул с этим разговором, искал подходящий момент, придумывал, как сказать. Но мама, как всегда, почувствовала всё сама.
— Что-то случилось, Ванюш? Ты третий день сам не свой…
И он рассказал, всё, без прикрас. Про дом, про фото, про ноутбук. Про историю, которую прочитал.
Мать слушала молча, ни разу не перебила. Только один раз закрыла глаза и сжала пальцы так крепко, что побелели костяшки.
Когда он замолчал, в комнате повисла тишина. Потом она встала, подошла к окну и долго смотрела вдаль. Потом тихо сказала:
— Ты знаешь… а ведь мне стало легче.
Иван удивился:
— Легче?
— Да. Все эти годы я жила с вопросом. «Почему?» — спрашивала. «А вдруг он в беде? А вдруг ему плохо? А вдруг…» — каждый день, по кругу. А теперь знаю, он не в беде. Он просто… выбрал другую жизнь.
Она села за стол, облокотилась на руки. В её глазах не было ни злости, ни слёз, только усталость. Такая, какая бывает после долгой дороги.
— Мне теперь не нужно ждать, Ванюша. Понимаешь? Не нужно бояться, что я что-то упустила, не надо гадать. Я свободна.
— Прости, что я… вообще нашёл это, — тихо сказал он.
Мать покачала головой.
— Не надо просить прощения. Всё в этой жизни делается к лучшему. Просто не сразу это видно.
Она встала, подошла и обняла сына. Как в детстве, когда он приходил с разбитой коленкой.
— Знаешь, ты — мой самый большой подарок от той жизни. Да и он… — она слегка помолчала, — дал мне тебя. А значит, не зря всё было. Не зря.
Вечером Иван сидел на лавке у пруда и смотрел, как небо розовеет от заходящего солнца.
Он понял, что не хочет видеть отца. Не хочет слышать его объяснений, оправданий, пожатий рук, невнятного «прости».
Он мечтал о человеке, которого никогда не было. Его отец — это не тот, кто ходит по чужим особнякам в дорогих костюмах. Его отец — это образ. Тёплый, детский, из прошлого. И пусть он останется там, чистым, невоплощённым.
Жить — значит не держать зла. Не тащить за собой то, что не хочет идти рядом. Жить — значит освобождаться. И в тот вечер Иван освободился окончательно.
