— Всё, Надюша, мечта сбывается! — радостно воскликнул Антон, размахивая каталогами загородных домов. — Своё! Личное! Летом шашлыки, с утра — кофе на веранде!
— Я мечтала об этом, — улыбнулась Надя, прижавшись к мужу. — Представляешь: птицы поют, травка зеленеет, а мы — без соседей за стенкой и душной гари за окном.
Они давно копили на дачу. Надя даже завела специальный блокнот: зарисовывала там цветники, записывала идеи для террасы и гамаков. Всё шло к мечте, пока телефонный звонок не врезался в тёплую тишину вечера.
— Антошенька, — захныкала в трубке Мария Константиновна, мать Антона. — Зачем вам у чужих покупать? Мой дом стоит. Родной, обжитой! Мне уж года не те, одна не справлюсь…
— Мам, но мы хотели что-то своё, на новом месте… — замялся Антон, скосив глаза на Надю.
— Ну и зря! Там садик, банька, клумбы — всё с душой! Купите у меня. И мне на старость денежка будет, и вам счастье.
Вечером, за чаем, Антон осторожно озвучил предложение. Надя сначала нахмурилась — ей хотелось начинать с чистого листа, без навязанного прошлого. Но потом, взвесив экономию и удобство, согласилась. Ведь родной дом — не кот в мешке.
Оформили сделку быстро. Передали деньги. Мария Константиновна вытирала слёзы уголком платка:
— Мой дом теперь ваш… Живите счастливо, деточки…
Казалось, всё идеально. До тех пор, пока не распустилась сирень.
В один из майских вечеров Надя услышала за окном знакомый голос.
— Антошенька! — напевала Мария Константиновна, таща за собой чемоданы и переноску с кошкой. — Открывай, родной!
На пороге стояла она: в цветастом платье, с решимостью в глазах.
— А что такого? — развела руками Мария Константиновна, когда Надя, растерявшись, спросила, в чём дело. — Лето — всегда тут жила. Воздух, природа — здоровье поправлять!
— Но… — растерялась Надя. — Теперь же это наш дом. Мы купили его. Мы здесь хозяева.
— Я вам его за бесценок отдала! — театрально всплеснула руками свекровь. — Чужим бы дороже продала! А вам почти даром! Мать я вам или кто?
— Ну мне то вы точно не мать! — Прошипела Надя, сжав зубы. Моя мать себя бы так бесцеремонно не вела!
Начинался спектакль имени Марии Константиновны.
Свекровь обосновалась быстро. Лучшая комната — с видом на сад — теперь принадлежала ей. Мебель передвинули — «поудобнее». Ванну завалили её банными полотенцами, а в холодильнике поселились кастрюли с непонятными бульонами.
Первые дни Надя терпела. Думала: старый человек, может, притрётся. Но когда на её клумбе вместо аккуратных роз появились грядки лука, терпение начало трещать по швам.
— Зачем вам эти розы? — ворчала Мария Константиновна, выдергивая с корнем кусты. — Они вечно то вянут, то мерзнут. Хлопот много! Лук полезнее. А красоту — вон, в интернете посмотрите!
— Мария Константиновна, — с трудом сдерживаясь, сказала Надя. — Это наш дом. Мы сами решим, что тут будет расти.
— Ах, как запела! — вспыхнула свекровь. — Забыла, чьими руками построен этот дом? Я каждую досочку лично выбирала! Я его сердцем выстрадала!
Начались скандалы. Крики. Манипуляции.
— Я хочу покоя, пусть она уедет, — шептала по вечерам Надя, сидя с Антоном на веранде. — Я задыхаюсь. Это не жизнь.
Антон мялся, словно подросток перед родительским собранием. Ему было тяжело ссориться с матерью. Но видеть, как тускнеет взгляд жены, было ещё тяжелее.
Последней каплей стала сцена с бельём: свекровь вывалила на кухонный пол мокрые простыни.
— Вот! Сушите, как надо! А не как ваши модные штучки!
Надя молча смотрела на растекающиеся по плитке лужи. Потом подняла голову:
— Антон, или мы уезжаем, или я.
И тогда решение созрело.
Они выставили дом на продажу. Добавили туда свою городскую квартиру. И купили маленький домик в Сочи — с видом на море, с мандариновым деревом во дворе. Это была идея Нади уехать как можно дальше от своей второй «мамы». И тогда она оставит их в покое.
Свобода была такой вкусной, что Надя иногда щипала себя за руку: не сон ли это?
Утром — босиком по траве. Вечером — чай на веранде. Тишина. Никто не передвигает мебель, не копает лук на клумбах, не читает морали.
Свекровь орала в трубку:
— Предатели! Проклинаю!
Потом умоляла:
— Сынок, вернись…
Потом шантажировала болезнями:
— Я умирaю…
Но Надя стояла, как скала.
— Мы имеем право жить для себя, — твёрдо повторяла она Антону. И тот кивал. Он менялся. Мужал.
Прошёл месяц. Небо было бездонно-синим. Воздух пах солью и мандаринами. Они мечтали о ребёнке. О своём маленьком счастье.
И вдруг…
Дверь их домика распахнулась с грохотом.
— Антошенька! Надюша! — воскликнула Мария Константиновна, влетая внутрь с чемоданами. — Сюрприз!
У Нади чай застыл в руках. Антон побледнел.
— Что ты здесь делаешь? Почему не позвонила, что собираешься приехать! — выдавил он.
— Мы не ждали гостей, у нас негде ночевать! Дом маленький! — Не скрывая возмущения заявила Надя. — Езжайте в отель. Там пару недель поживете и обратно!
— А мне некуда ехать обратно, дети! Я продала свою квартиру! — радостно объявила мать. — Привезла вам деньги! Теперь купим дом побольше! И будем жить все вместе! Когда ребёнок появится — вам помощь нужна будет!
— Мы… не просили… — попытался возразить Антон.
— Но я мать, росной человек. Меня о таких вещах не надо просить! — всплеснула руками Мария Константиновна. — Всё для вас! Всё бросила!
Надя смотрела в окно. Море перекатывалось в серебряных бликах. Где-то в груди медленно нарастал вой.
Сначала Надя пыталась сохранить мир. Честно пыталась.
Но дни превращались в кошмар: снова перестановки, снова крики, снова сцены на ровном месте и манипуляции. Тихо жить своей жизнью свекровь не умела.
Однажды Надя нашла в мусорке свои крема и маски.
— Нечего кожу травить! — объяснила Мария Константиновна. — Сметана и мёд — лучшее средство!
Вечером Надя сидела на веранде с чашкой пустого чая. К ней подошёл Антон.
— Я не знаю, что делать, — шёпотом сказал он. — Она плачет… говорит, если её выгоним — она не переживёт.
Надя медленно повернулась к нему.
— А я не переживу, если снова позволю разрушать свои нервы и свою жизнь.
— Слушай, а почему бы нам не сказать всё прямо? Без этих недомолвок?
Надя вытерла руки и обернулась:
— В каком смысле?
— В прямом. Она же говорит, что всё делает для нас. Вот пусть докажет делом, а не словами.
На следующий день они пригласили Марию Константиновну на разговор. За столиком в саду, под шепот мандариновых листьев, всё было сказано без обиняков.
— Мама, — начал Антон. — Раз ты такая заботливая, как говоришь, у нас есть к тебе предложение.
— Конечно, конечно! — обрадованно защебетала Мария Константиновна, поглаживая сына по руке. — Всё, что хотите, родные мои!
Антон нахмурился.
— Тогда отдай нам деньги от продажи квартиры. Мы купим себе дом побольше. Чтобы было место и нам, и нашему будущему малышу. А тебе, мама, снимем квартиру рядом — маленькую, но уютную.
— Но жить вместе мы больше не будем, — твёрдо добавила Надя, глядя свекрови в глаза. — Сможете иногда приходить и помогать с ребенком. Если перестанете командовать, критиковать и устанавливать свои порядки.
Мария Константиновна резко выпрямилась.
— Это что ещё за условия?! — её голос дрожал от возмущения. — Что за отношение! Вы должны …
— Ничего мы не должны, — спокойно перебила Надя. — Мать — это не лицензия на управление чужой жизнью.
— А если не хочешь… — добавил Антон. — Тогда возвращайся в родной город. И крутись как хочешь без жилья. Ты сама это все заварила.
Мария Константиновна побледнела.
— Вы… Вы меня выгоняете?
— Нет, — твёрдо сказал Антон. — Мы предлагаем тебе вариант шанс быть с нами. Либо так — либо никак.
Свекровь весь вечер она сидела на старом скрипучем диване, глядя в окно. За окном шумели пальмы, вдалеке переливалось море, а внутри у неё стояла тяжёлая комок обиды и одиночества.
Ей казалось, что она всегда всё делала правильно: заботилась, переживала, помогала. Почему же сейчас её выбрасывают за борт, как старую ненужную вещь? Или отдай деньги или иди прочь…
Слёзы текли по щекам. Мария Константиновна впервые за долгое время остро почувствовала, что она больше не центр чьей-то вселенной. Что её «забота» воспринимается, как обуза.
Поздно ночью она тихо подошла к зеркалу. Увидела там чужую женщину: уставшую, растерянную, запутавшуюся в своих страхах. И впервые честно призналась себе:
«Может, они и правы. Может, я действительно не умею отпускать.»
Утром, когда Надя открыла дверь, на пороге стояла свекровь с маленькой сумочкой в руках и потухшим взглядом.
— Я согласна, — глухо сказала она. — Делайте, как решили.
Через три недели всё было устроено.
Они нашли дом побольше — светлый, с просторной гостиной, с двумя спальнями и уютной террасой, где Надя уже мечтала качать коляску с малышом.
Рядом — в пешей доступности в двадцать минут — сняли квартиру для Марии Константиновны: аккуратную, с ремонтом и большими окнами.
Антон ездил к матери помогать с обустройством. Надя наведывалась реже, но каждый визит старалась сопровождать маленьким жестом доброй воли: приносила фрукты, звала на прогулку.
Мать держала слово. Не всегда получалось: иногда голос срывался на привычную командную нотку, иногда взгляд задерживался на Надиной полке с неразобранными книжками.
Это было сложно. Очень. Но она старалась.
Через пару лет у них уже будет большая дружная семья на юге — и даже соседи будут завидовать их теплым отношениям!
