— Не поеду я к ней, — злилась Галина, — она же над нами издевается! Сколько я буду терпеть ее выходки? Она ничем не болеет, над нами уже все соседи смеются. Скорая на адрес ехать отказывается. Ну ничего, я ее перевоспитаю! Я ее научу родственников уважать! Вот это средство Клавдию точно в чувство приведет. Дозировку знаю, вреда ей не причиню.
Марина и Алла сидели в кафе и беседовали. Сестры в последнее время часто виделись, их, если можно так выразиться, объединяло одно общее дело — обе ухаживали за бабушкой. Пожилая родственница над ними откровенно изгалялась: гоняла из одного конца города в другой, требовала подчинения. В открытую говорила:
— От меня напрямую зависит ваше будущее, — шипела «добрая» бабуля, — если я захочу, по миру вас всех пущу! Наследства лишу, на паперть отправлю!
Алла, размешивая в чашке тростниковый сахар, недовольно протянула:
— Может, ну ее? Не хочу я к ней ехать!
Марина, старшая из сестер, вздохнула:
— Жалко мне ее, Алл. Несчастная она, поэтому такая злая. Да и вдруг правду она говорит? Вдруг состояние у нее многомиллионное припрятано? Она ж по «доброте» душевной перепишет завещание и останемся мы с носом. А я мечтаю бизнес свой открыть, мне деньги позарез нужны!
Марина договорить не успела — у нее зазвонил телефон. Девушка глянула на экран и закатила глаза:
— Да, бабушка. А что случилось? Хорошо, я поняла. Да, сейчас вызову такси и приеду. Аллу? Хорошо, и ее с собой возьму.
Договорив и убрав телефон в сумку, Марина младшей сестре скомандовала:
— Допивай кофе и поехали. Там опять приступ.
Алла отодвинула чашку и молча встала. Капризы престарелой родственницы у нее в печенке уже сидели.
До дома бабушки доехали молча и быстро — разговаривать друг с другом не хотелось. На улице их уже поджидала подруга бабули, Зинаида Игоревна. От нее-то сестры и узнали, что бабушка «пластом лежит и с трудом разговаривает». Зинаида Игоревна велела внучкам подруги подниматься, а сама пообещала встретить скорую.
Почти сразу начался концерт. Бабушка, услышав хлопок входной двери, застонала:
— Явились?! Бегом сюда! Хочу озвучить вам свое последнее слово…
Представление закончилось через полчаса. Зинаида Игоревна фельдшеров встретила, до квартиры больной проводила. И сама решила при осмотре поприсутствовать. Фельдшер старушку осмотрел и стал записывать ее данные.
— Шерстобитова Клавдия Григорьевна, — врач «скорой помощи» заполнял бланк под диктовку Марины.
— По кличке «Клавка — золотая ручка», — подсказала Алла.
— По кличке… Что вы несете, девушка?! — опомнился врач, — не будем мы ее госпитализировать с такими симптомами! Еще раз будет ложный вызов — наложим штраф. У нас машин не хватает, а вы тут развлекаетесь со своей родственницей. Неужели вы никак на нее повлиять не можете?!
Марина закрыла за эскулапом дверь и вернулась в комнату.
— Бабуль, ты сколько еще нас мучать будешь? Ну не болит же у тебя ничего! И давление в норме, и температуры нет.
— Много ты, понимаешь, девка, — довольно улыбаясь, проговорила Клавдия Григорьевна, — у меня внутри будто пламя горит!
— Давай тебя завтра на рентген запишем?
— Не пойду на рентген, не буду под смертоносными лучами жариться!
— Ну, бабуля, я тогда не знаю, что с тобой делать. Тебе доставляет удовольствие отрывать нас от дел и заставлять нестись через весь город?
— А то! Конечно, доставляет, — осклабилась Клавдия Григорьевна, — и будете плясать под мою дудку! И вы, и родители ваши окаянные. И никуда не денетесь, потому как если поперек моей воли пойдете, завещание порву и новое составлю. И вас туда вписывать не буду!
Алла с Мариной устало переглянулись и поплелись в прихожую. У бабки, если верить словам родителей, водились не только деньги, но и кое-что поинтереснее. Говорят, картина у нее была припрятана цены неимоверной. А досталась она ей от покойного мужа, а тому — от отца, служившего адъютантом у одного известного генерала. Доподлинно происхождение этой картины никому известно не было, знали только, что получил ее бабкин свекор за верную службу давным-давно.
Клавдия Григорьевна в молодости была нраву бешеного и по сей день не растеряла своей резвости. Все ее подруги уже давно покоились во сырой земле, только она одна — как тысячелетний баобаб — жила и здравствовала. И понемножку пила кровь из своих родственников.
Она не испытывала привязанности ни к сыну, ни к невестке. И, правильно делала, потому что те тоже ее недолюбливали. И это понятно — сложно очень было любить вздорную бабку с ядовитым языком. После визита к ней чета Шерстобитовых долго отходила от стресса. Доставалось и невестке, и сыну, и внучкам.
Последние полгода бабка издевалась особо изощренно: изображала из себя смертельно больную. Когда она позвонила первый раз, Галина — мать Марины и Аллы — даже обрадовалась. Перед ее глазами замаячила бесценная картина.
— Сергунь, собирайся, мы едем к твоей маме. Она вроде как попрощаться собирается!
— Мама? Да она здоровее нас с тобой вместе взятых. Ну, поехали. Раз просит, надо уважить старушку.
Вызванные по бабкиному адресу медики констатировали легкое сердцебиение, вызванное употреблением алкоголя.
— Позор-то какой, мама! — причитал сын, — ты что, пить начала?
— Имею законное право. Я сорок пять лет на оборонке оттарахтела, от звонка до звонка. Не то что вы, дармоеды!
Галина, красная, как рак и злая, как пиранья, молча выскочила из квартиры. По дороге домой мужу она всю плешь проела:
—Сережа, это уже ни в какие ворота не лезет! Ну что такое? Мамашу твою ломом не пришибешь, она здоровее нас, вместе взятых! И долго это будет продолжаться?
Сергей, не меньше супруги уставший от выходок драгоценной маменьки, пробурчал:
— Галь, да я-то откуда знаю? Чего ты ко мне примоталась? Я говорил ведь тебе, что мама шутит! Это ты загорелась: поехали да поехали! Отец тоже удружил, взял все матери оставил! Двести тысяч только мне перепало. Вот где справедливость? Да если бы мебельная фабрика мне перешла, я бы давно уже олигархом бы стал! Я бы так ее раскрутил!
Супруги поругались, а Клавдия Григорьевна ликовала — она еще раз щелкнула по носу сына с невесткой. А чтобы неповадно было!
Галина после этого случая наотрез отказывалась ездить к свекрови. Сергей супругу поддерживал, и старательно игнорировал звонки маменьки. Бабка, сообразив, что сын с невесткой вырвались из под его пяты, на этом не остановилась — она стала доставать супругов через внучек.
Марина собиралась замуж за одногруппника. Со своим молодым человеком она встречалась довольно долго, брать ипотеку. Клавдия Григорьевна прознала про это и пообещала внести посильную лепту в создание семейного гнезда внучки. А за это просила навещать ее трижды в неделю. Иногда Марина навещала только дважды: подготовка к экзаменам, свидания с женихом — все это очень отвлекало от визитов к бабке. Клавдию Григорьевну это очень огорчало:
— Я смотрю, Марина, в помощи моей ты не шибко-то и нуждаешься? Была бы потребность в жилье, ты б дневала у меня и ночевала! Мы как договаривались? Три раза в неделю, по вторникам, четвергам и субботам ты должна меня навещать. Во вторник и субботы ты пришла, а в четверг — нет!
— Бабушка, — объясняла Клавдии Григорьевне девушка, — не смогла я. Занята была, к экзамену готовилась. Сессия на носу!
А с недавних пор Клавдия Григорьевна приспособилась звонить Марине по ночам и притворяться больной. Первые два раза Марина верила, будила своего молодого человека и вместе с ним мчалась на выручку к бабушке. А на третий раз заартачилась. Клавдия Григорьевна позвонила внучке в четвертом часу утра и бодрым голосом потребовала:
— Маринка, немедленно ко мне! Быстро! Помираю я, с минуты на минуту старуху с косой ожидаю!
Марина выразила сомнение:
— Ба, опять шутишь? Никуда я не поеду, мне через три часа на учебу вставать!
— Маринка, смотри у меня. Денег не получишь!
И Марина, вызвонив младшую сестру Аллу, покорно ехала на другой конец города к бабке.
Недавний вызов неотложки обернулся проблемами — после угрозы штрафа за ложные вызовы Клавдия Григорьевна настояла на том, чтобы вызывать платную скорую. Платить, естественно, за их услуги должны были внучки.
— Ба, ну у тебя же ничего не болит, — взывала к совести престарелой родственницы Марина, — ну зачем тебе скорая?!
— Молчи! Если сказано вызывать, значит, вызывай! У платных и обхождение лучше, и лекарства.
В надежде на утешительный приз в виде картины и квартиры приходилось раскошеливаться на платных врачей. Первый же вызов платной скорой обернулся конфузом: бабка так натурально стонала, что ее даже спустили на носилках и хотели везти в клинику, чтобы «с ног до головы обследовать». Марина и Алла переглянулись и обрадовались: у них будет небольшая передышка! Хотя бы пару недель они поживут спокойно. Мысль о том, что все расходы за обследование лягут на их плечи, ни Марине, ни Алле не пришла.
Сестры радовались не долго — через пятнадцать минут входная дверь распахнулась и в квартиру въехала восседавшая на носилках Клавдия Григорьевна.
— Тебя что, так и подняли на пятый этаж, ба? — ахнула Алла.
— Попробовали бы только не поднять, — зыркнула свирепо бабка, — я б их прокляла!
Медики сгрузили бабулю на кровать и убрались восвояси, не забыв прихватить вознаграждение за вызов. Марина, закрывая за медиками дверь, посетовала:
— Я разорюсь на этих вызовах!
— Не гунди, девка! — ухмыльнулась Клавдия Григорьевна, — лучше метнись на кухню, возьми бокал и из квадратной бутыли туда плесни. Лимон возьми из холодильника, порежь и на тарелочке сюда неси.
Марина тогда впервые узнала о том, что ее бабушка частенько закладывает за воротник. Девушка искренне возмутилась:
— Ба, не может настолько больной человек хлестать крепкие напитки! Ты притворяешься? Немедленно признавайся!
— Ничего подобного, — ухмыльнулась Клавдия Григорьевна, — сосуды я расширяю. Не гавкай, Маринка! Делай то, что велено!
В конце концов младшим Шерстобитовым надоело ублажать бабку и на семейном совете они решили немножко «подрезать ей крылья». Подруга Галины работала в аптеке и могла достать сильнодествующее средство, которые мягко и ненавязчиво вводили пациента в состояние перманентной расслабленности и даже, можно сказать, некоторой вялости.
— Я Тоньке описала все, что твоя мать с нами делает. Она настолько прониклась, что обещала помочь. Вреда ей никакого не будет, просто проспит часов двенадцать, и все. Видишь, как удобно все складывается? Мать твоя перед сном чай пьет, а днем горький кофе глушит. Без сахара! Мы немного совсем сыпанем, я дозировку знаю. Вот когда ей действительно поплохеет, тогда она поймет, что со здоровьем не шутят!
На следующий день всем семейство нагрянуло к бабке. С тортиком. Выбрали, конечно, тот, что нравился Клавдии Григорьевне — с безе и маслянистыми розочками по периметру.
Галина под каким-то предлогом выскользнула в кухню и всыпала в сахарницу порцию белого порошка. Тщательно все перемешала ложкой и удовлетворенно цокнула. Вернувшись, Галина стала нарочито громко собираться домой:
— Вы, Клавдия Григорьевна, без нас сладеньким полакомьтесь, — верещала невестка, — а мы поедем. Голова у меня что-то разболелась, аж в глазах темно! Девочки? А девочки тоже не останутся, они тоже с нами поедут. У меня, видимо, мигрень разыграется вот-вот, поэтому по хозяйству мне помогут.
— Ну, Галка, — укладываясь спать, удовлетворенно произнес Сергей, — выспимся на полгода вперед. Маменька, наверное, дрыхнет уже без задних ног!
В два ночи раздался звонок.
— Шерстобитова К. Г — ваша родственница? — деловито осведомился голос в трубке.
— Да, а что случ…, — начал Сергей.
Незнакомый голос его бесцеремонно перебил:
— Приезжайте, она в семнадцатой городской. Ей стало плохо, когда она была в гостях у соседки. Сейчас состояние стабильно тяжелое.
Галина и Сергей, естественно, тут же бросились в больницу. По дороге мужчина громко ругал жену, обвиняя ее в произошедшем. Перепуганная Галина плакала — не такого исхода она хотела.
Прямо у входа их встретил врач.
— Ваша мама что, совсем ку-ку? Часто она у вас алкоголь с…, — тут дядька назвал какое-то труднопроизносимое название, — часто она у вас эти несовместимые вещи миксует?
— Пе-первый раз, — испуганно произнес Сергей.
Бабка после ухода гостей выпила большую кружку чая, добавив туда целых три ложки сахара, и минут через пятнадцать задремала. Препарат на крепкую, полностью здоровую женщину, подействовал не сразу. А потом к ней зашла соседка и пригласила к себе в гости. Бабка прихватила бутылочку и быстренько спустилась на этаж ниже.
Подружки весело щебетали о своем о девичьем, когда Клавдия Григорьевна начала медленно заваливаться вбок. Хорошо, что сбоку была батарея центрального отопления, по которой бабка благополучно сползла.
Перепуганная Зинаида Игоревна вызвала скорую и назвала свой адрес. Ее адрес никто в черный список не вносил, поэтому бригада приехала довольно быстро.
Сергей за мать все же переживал, а Галина успокоилась быстро. Ни муж, ни дочки ее не выдадут, кто в чем ее обвинит? Может, благодаря ей семья скоро разбогатеет. Если вредная бабка не выкарабкается, то все останутся в плюсе.
Оставив супруга на посту около палаты, Галя отправилась с дочками домой. На полпути ей в голову пришла блестящая мысль.
— Девчонки, а давайте, пока бабки нет в квартире, поищем картину?
— Нехорошо же, мам. Мы, получается, воруем, — слабо отбивалась Марина.
— А измываться над нами целый год — это хорошо? Все и так нам достанется! Поехали, другого такого шанса не будет!
Против этого аргумента ни у кого возражений не нашлось. Поехали к бабке, вспомнили, что нет ключей. Смотались обратно в больницу, уговорили дать покопаться в бабкиных вещах, выудили оттуда связку ключей, поехали обратно.
Все перерыли, ничего не нашли. Орудовали, впрочем, аккуратно, не исключая того, что бабка может вернуться домой живой и невредимой — здоровья Клавдия Григорьевна и правда была богатырского. Так и вышло.
Клавдия Григорьевна пришла в себя через трое суток и сразу устроила разнос санитарам за недостаточно стерильное судно. Врачам тоже досталось на орехи.
Оказавшись в родных стенах, Клавдия Григорьевна потребовала к себе двойного внимания. Отныне Марина должна была ее навещать не трижды в неделю, а ежедневно, помимо пятницы и субботы.
— Не расслабляться, — помыкала она девушкой, пока та мыла полы, — я еще выяснять буду, откуда у меня в доме эта зараза появилась. Что-то мне подсказывает, что не обошлось без вашего вмешательства! Душегубы! Изуверы!
Следующие полгода члены семьи Шерстобитовых ездили к бабке поочередно, как на работу. Был составлен даже график дежурств. От усиленного питания и внимания бабка расцветала.
— Мне кажется, она нас переживет, — однажды устало сказала Алла, вымотанная беготней по бабкиным поручениям.
Морозным декабрьским утром Клавдия Григорьевна шла по тротуару, вдыхая полной грудью чистый воздух и вдруг неожиданно поскользнулась. Старуха честно пыталась удержаться на ногах, но не смогла. Падая, она приложилась головой о бетонный бордюр. Скорую вызвали прохожие, обнаружившие бездыханную старушку.
Сын с невесткой организовали все необходимые случаю мероприятия и приготовились к оглашению завещания. Сюрприз всех ожидал неприятный: все свое движимое и недвижимое имущество бабка завещала соседке, Зинаиде Игоревне.
— За спасение моей драгоценной жизни в момент, когда она (драгоценная жизнь, то бишь) подвергалась опасности, — зачитал нотариус.
Сыну она завещала свою пуховую подушку. Невестке и внучкам — ровным счетом ничего.
Сын и невестка били себя в грудь и, размазывая слезы, что-то кричали прямо в лицо нотариусу. Марина и Алла сидели, как в воду опущенные. Просчитались! Причем, всем семейством!
После сороковин семья Шерстобитовых засобиралась на дачу. Всем просто жизненно необходим был отдых. Да и к огородному сезону пора было готовиться. Супруги приняли решение разобрать гараж и кое-что отвезти на дачу.
— Сергунь, не забудь хламье всякое собрать из гаража. Простыни старые тоже возьми, и подушки. В парник с огурцами перья эти закопаю. Говорят, как компост будет, когда перепреет.
Сергей безропотно согласился.
Приехали, переночевали на даче. Утром глава семьи взял газету и устроился в гамаке. Когда раздался вопль супруги, он аж подскочил.
— Галка, ты чего? У меня перепонки-то не казенные.
Бледная Галина в одной руке держала вспоротую подушку свекрови, а другой указывала на сверток, из которого торчал какой-то холст.
— Сергуня, вот она…картина… Эта та подушка, на диване которая лежала…Мать твоя к ней прикасаться запрещала, помнишь? Маринка зачем-то ее прихватила, когда после похорон прибиралась в квартире…
— Ну, мать, ну, конспираторша, — трясущимися руками разворачивал сверток Сергей, — а я уж думал,
Через полтора часа машина Шерстобитовых остановилась у дома оценщика. Оказалось — неизвестная картина известного художника. На аукционе за такое богатство бешеные деньги дают.
