— Общий бюджет? Когда ты последний раз клал туда хоть рубль?! — взорвалась Лариса, глядя на его пустой кошелёк.

Лариса сидела на кухне, как обычно — в майке, с растянутыми коленками, и смотрела в телефон. Не листала, не залипала, а смотрела, как на икону. Там мигал нолик, потом три, потом ещё кучка ноликов… три миллиона. Настоящие. На её счёте. Каждая купюра — с потом, нервами и “нет, спасибо, я с собой взяла”.

Она провела пальцем по экрану. Никакого волшебства. Это не сон. Деньги настоящие. И они её.

Из коридора глухо раздалось:

— Лара, ты где? — голос был такой, как будто он потерял тапки, а не жену.

— На кухне, где ж ещё, — отозвалась она, быстро закрывая приложение и запихивая телефон в карман халата. Сунула — как будто любовника спрятала.

Андрей появился в дверях как герой офисной войны. Галстук — как петля, рубашка — как будто в ней грабили банк, волосы — креативная зачёска «Унесённый ураганом».

Он рухнул на табуретку. Устал, бедолага. Мышкой кликал весь день.

— Как дела? — спросил, не глядя. Голосом кочегара, который в душе поэт.

— Нормально. А у тебя? — она наливала чай, но уже знала, что этот разговор ей не понравится. Уж слишком он в последнее время стал ласковый.

— Да как всегда. — Он потёр лоб. — Слушай, помнишь, мы про накопления говорили?

Вот она — прелюдия. Идёт медленно, но уверенно. Лариса насторожилась, как кошка у миски с валерьянкой.

— Про какие конкретно накопления? — прищурилась.

— Ну, ты же помнишь, мы договорились копить отдельно.

— Помню. И чё?

— Просто… интересно, сколько у тебя уже вышло, — Андрей попытался сделать лицо «просто спросил». Получилось «сейчас спрошу, потом ограблю».

Лариса смерила его взглядом, как мясник партию гнилого фарша.

— А у тебя сколько? — спросила она спокойно. Но голос у неё был такой, что термометр бы от стресса лопнул.

Он отвёл взгляд, как школьник, спалившийся на списывании.

— Ну, не очень пока… Траты, понимаешь…

Понимала. Новый айфон, кроссовки, посиделки с друзьями, “мы просто попили кофе” за четыре тысячи. Муж у неё — щедрый, но не к себе.

— И ты думаешь, это повод лезть в мои?

— Лара, ну мы же семья! — внезапно взорвался он, как чайник без крышки. — Какие, к чёрту, “твои” деньги?!

— Те самые, на которые я отказывала себе в роллах и туфлях три года подряд. Напоминает?

— Да брось ты! — махнул рукой. — Мы тогда вообще не знали, как жить будем.

— А теперь ты решил, что все договорённости — в топку?

— Да ну какие договорённости, — заворчал он. — У всех нормальных людей — общий бюджет!

— Конечно! Особенно если у жены есть три миллиона, а у мужа — мечта о машине.

Он замолчал. Пальцами стучал по столу, как дятел с бессонницей. Видно было — ищет подходящий аргумент, желательно не слишком тупой.

— Давай позже обсудим, а? Я реально устал, — поднялся с табурета и уже было пошёл, но на пороге притормозил. — Всё-таки… сколько у тебя?

— Андрей, да отстань.

— Я ж не прошу перевести! Просто интересно.

— Вот и умри с этим интересом.

Он замер.

— То есть теперь у нас секреты?

— Не секреты. Уважение к личному вкладу.

— Понятно… — процедил он и вышел, как герой из плохой мыльной оперы.

Тишина. Потом — бац! — телевизор в гостиной орёт на всю квартиру. Знак “я обижен, заметьте это, пожалуйста”.

— Лара! — крикнул вдруг. — Мама звонит! Тебя просит!

Она вскинула глаза к потолку. Вот она, тяжёлая артиллерия. Галина Петровна, министр финансов их семейной жизни.

— Лариса, доченька! — залилась голосом свекровь, сладким, как борщ с сахаром. — Как там вы с Андрюшей? Всё ладненько?

— Вполне.

— А он говорит, недопонимание у вас. Ты знаешь, я всегда считала…

— Что бюджет должен быть общий, — перебила Лариса. — Да-да, знаю, вы это каждый раз говорите, как прогноз погоды.

— Ну а как иначе? Мы с папой всегда всё вместе!

— А мы — по-другому.

— Лариса, милая, но это же не по-семейному…

— Галина Петровна, давайте я сама решу, как по-семейному. У нас с Андреем договор.

— Ну ты же девочка умная… — голос стал приторно-мягким. — А он расстроен. Очень. Прям сердце болит.

— Может, у него просто машина на уме, а не сердце.

Пауза. На том конце провода — калибровка тона.

— Ларочка… но ведь мужчине сложнее! Им тяжелее копить. У них психология такая — импульсивная.

— Так пусть импульсы под контролем держит. У нас дома не казино.

— Лариса, не будь жёсткой…

— А вы не будьте манипулятивной.

Свекровь ахнула. Телефон слегка зашипел.

— Просто подумай. Семья — это компромиссы.

— Компромисс — это когда оба уступают. А не когда один копит, а второй “интересуется”.

Она повесила трубку. Пошла в гостиную. Андрей на диване, держит пульт как оружие. Новости, спорт, кулинарное шоу, опять спорт…

— Ну как, поговорила? — спросил, не отрываясь от экрана.

— Она за тебя держит фронт.

— А ты?

— Я — за договор. И за то, чтобы мечты были свои.

— Машина — не моя мечта. Наша.

— Я не вожу.

— А я — не коплю, — парировал он, но как-то уж слишком горько.

Молчание. Телевизор выключился. Андрей встал.

— Так ты не поможешь?

— А ты бы помог мне, если бы у тебя было три миллиона, а я просила на косметику?

Он не ответил. Просто ушёл. Хлопнула дверь.

Лариса осталась одна. В квартире — ни звука. Только в голове крутилось:

«Интересно, а если бы я сказала, что купила машину на себя — он бы обиделся или порадовался?»

А потом подумала… а может, и правда купить? Себе. И научиться водить. Пусть у кого-то будет импульс, а у неё — права.

Она щёлкнула чайник, села за стол и уставилась в никуда. Голова гудела — как будто туда вместо мыслей набили вату и запустили туда хор собственных подозрений.

Андрей явно решил идти в наступление. А мама его — генералом записалась. Тоже мне, союз по защите обиженных мужей.

Телефон завибрировал. Сообщение:

«Остаюсь у мамы на ночь. Подумай о том, что я сказал.»

Лариса фыркнула и покачала головой.

— Ага, подумай, подумай… Интересно, это он сам придумал или мама помогла сочинить драму на вечер?

Проверила баланс. Три миллиона. Вот они, лежат на счету, сверкают, как трёхглазый ежик под фонарём. И вот на это богатство теперь налетели, как чайки на бутерброд.

Утром её разбудил назойливый звонок. На экране — Галина Петровна. «Бой быков» начинается.

Она сбросила. Через минуту — второй раунд.

— Лариса, доченька! — Галина Петровна аж залепетала, будто не свекровь, а сахарная вата. — Как спалось-то?

— Нормально. А вам? — Лариса отодвинула прядь волос и уже начинала готовиться к словесной драке.

— Плохо, милая. Андрюша-то пришёл — весь на взводе, бедняжечка. Всю ночь ворочался.

— Жаль, — сухо выдала Лариса и потянулась за чашкой.

— Мы поговорили… Он ведь переживает! Очень!

— Из-за чего это вдруг?

— Как из-за чего?! Ты же от него секреты держишь! Это же ненормально!

— Галина Петровна, хватит. Я вам вчера уже объяснила — никаких секретов. Есть договорённость. Вполне взрослая, между прочим.

— Какая ещё договорённость?! — голос стал стальной, будто она на бронепоезде подъехала. — Семья — это одно целое! А не два разных кошелька!

— Мы решили копить раздельно. Это нас обоих устраивало. — Лариса нарочно не добавила «раньше».

— Глупости! — вспыхнула свекровь. — В нормальных семьях всё общее!

— А почему тогда Андрей не предложил это сразу? После свадьбы? — она сделала глоток кофе и посмотрела в окно.

— Он… ну… думал, что ты сама поймёшь. Это ведь очевидно!

— Ага. Как в сказке: сиди, гадай, чего принцу надобно.

— Лариса, не ерничай. Давай встретимся. Посидим втроём, поговорим по душам. Как люди!

— Не получится.

— Почему нет? Мы же семья!

— Вот именно, — и сбросила звонок.

Душ, кофе на бегу, рабочие чаты. Голова как пчелиный улей — звонит, гудит, зудит. Андрей писал каждый час: сначала каялся, потом умолял, потом начал обвинять. Классика жанра — сначала «прости», потом «ты сама виновата».

К вечеру Лариса просто выключила телефон. Всё. Хватит. Хочет говорить — пусть пишет письма голубями.

Она зашла домой и застыла. На кухне, как на сцене дешёвого спектакля, — букет роз в вазе. А рядом, сияя, как лампочка в подъезде, — Андрей. Весь из себя радушный.

— Привет, дорогая! — он встал, шагнул к ней и потянул руки.

— Угу. Красивые цветы. Сколько стоили? — она не улыбнулась, даже бровь не дёрнулась.

— Да ерунда, тысяча полторы.

— Тысяча полторы? На растения, которые завянут через два дня? — Лариса сбросила куртку.

— Лара, ну хватит считать каждую копейку! Надо уметь радоваться жизни!

— Ага. За мой счёт, да? Радоваться?

— Да за наш, Господи! У нас же всё общее!

И вот тут её переклинило. Маска рухнула, голос стал звонкий, как у новостной ведущей с характером:

— Общее? С каких это пор?

— С тех самых! Как только поженились!

— Интересно. А когда ты в последний раз положил хоть копейку на общий счёт?

— Забудь ты про это! — он отмахнулся. — В нормальных семьях никто не ведёт учёт!

— А в нормальных семьях мужики не сидят на шее у жены! — Лариса уже кипела. — А ты три года жил за мой счёт!

— Я не жил! Я вкладывался!

— Во что? В модные кроссовки? В наушники за двадцать тысяч? В доставку еды из ресторана, когда я ем гречку три дня подряд?!

— Ну извини, я что, должен как нищий ходить?

— Да ты и есть нищий! Только с амбициями! — она вскинула руки. — Я копила. На квартиру. А ты — на «стильно выглядеть»!

— Никто тебя не заставлял!

— Меня заставляла мечта! О своей квартире! Без тебя!

Он отступил. Прежнюю Ларису он знал. А эта — с горящими глазами, с трясущимися руками — была чужая.

— Лара, давай поговорим спокойно…

— Поздно. Цветочки свои забери! — она схватила букет и метким броском отправила его в мусорное ведро. — Вот туда они и подходят!

— Это же просто жест доброй воли!

— Доброй воли? Ты цветами меня купил? Может, на кольцо сразу замахнулся бы, чтоб я обратно в «общий бюджет» прыгнула!

Он молчал.

— Слушай, иди лучше к маме. У неё там, глядишь, и бюджет общий, и забота, и тапочки по размеру.

— Лара…

— До свидания! Я устала от этого спектакля!

Дверь спальни хлопнула так, что Андрей вздрогнул. Он остался на кухне с мусорным ведром, полным роз и разобранной жизнью.

Утро. Чемодан, ноутбук, паспорт. Всё по списку.

— Ты куда? — Андрей стоял в дверях, как школьник, который забыл сделать домашку.

— Съезжаю.

— Ты не можешь вот так взять и уйти!

— Могу. И ухожу.

— Из-за денег?!

— Нет. Из-за тебя. Ты оказался не тем, за кого я тебя принимала.

Он бросился к двери, перекрывая выход:

— Ну подожди! Всё будет по-другому! Забудем про деньги!

— Да? И как мы заживём? Как раньше? Когда я копила, а ты тратил?

— Я… ну…

— Нет между нами доверия, Андрей. Оно умерло. Вместе с букетом в мусорке.

Он шёл за ней, как потерявший щенка.

— Лара, ну не уходи. Пожалуйста. Я исправлюсь. Не буду больше просить…

— Не будешь. Потому что просить будет уже не у кого.

Хлопнула дверь. На лестничной площадке — тишина. Чемодан в руке. Пустота в груди. Но какая-то лёгкая, освобождающая.

Прошло полгода.

Офис застройщика. За столом — менеджер, парень лет двадцати, с ухоженной бородкой и голосом, как у ведущего лотереи.

— Угловая, восьмой этаж, вид на парк. Первый взнос — три с половиной миллиона. Будете подписывать?

Лариса кивнула.

— Буду.

Она взяла ручку и поставила подпись. Строчка за строчкой. Каждая буква — как шаг по лестнице вверх. Навстречу к себе. К своей жизни.

Андрей звонил первые два месяца. Цветы, слова, угрозы от мамы. Но всё в холостую. Развод прошёл быстро и без слёз — делить было нечего. Кроме разочарований.

Теперь она жила в студии и ждала ключи. Сама. Без советчиков, без маминых сынков, без «общего бюджета».

Улыбнулась себе в отражении витрины. Женщина, у которой всё получилось. Потому что она пошла не в семью. А в люди.

Оцените статью
— Общий бюджет? Когда ты последний раз клал туда хоть рубль?! — взорвалась Лариса, глядя на его пустой кошелёк.
Обещать — не значит, выступить. Концертный график Семенович и Малинина претерпел изменения