— Мась, хочешь новость?
— Только если хорошую.
— Повышение! И сто тысяч!
— Ну, теперь мы вообще богачи. Главное, чтоб мама об этом не узнала.
— Почему?
— Она не лезет, пока не знает, куда лезть.
Всё началось как-то буднично. Ярослава вернулась с работы — злая, как бездомная кошка под дождём. День выдался тяжёлый: совещание затянулось, начальник пытался подколоть, не зная, что у неё сегодня первый день с новой должностью и первой взрослой зарплатой. А в голове весь день крутилась мысль: вот получу — и начну ремонт на кухне. Наконец-то эти облезлые фасады отправятся в утиль.
Максим, муж, встретил её у двери с пледом и кружкой какао — какой-то домашний ритуал, выработанный за годы. Тихий, понятливый. Не ангел, конечно, но старался.
— Мась, — она взъерошила его волосы, улыбаясь, — хочешь новость?
— Только если хорошую, — хмыкнул он, отступая в сторону, чтобы Ярослава скинула куртку.
— Повышение! И сто тысяч! — она резко повернулась к нему, как будто боялась не успеть сказать это вслух, — представляешь? Сто! И они наши! Ремонт, счёт на отпуск, всё. Я это сделала!
Максим притянул её к себе.
— Ну, теперь мы вообще богачи, — пробормотал он ей в волосы. — Главное, чтоб мама об этом не узнала.
Вот тут всё и началось.
— Почему? — насторожилась Ярослава, отстраняясь. — Ты же сам сказал, что она не лезет.
— Ну… — он почесал затылок. — Она не лезет, пока не знает, что есть куда лезть.
Ой, как прав был…
Через два дня Галина Петровна, мать Максима, стояла у них на кухне. В белой блузке, которую точно купила в «Снежной Королеве» на распродаже, и с видом, будто зашла на проверку к младшему менеджеру из филиала, а не в гости к сыну.
— Максим, а можно с тобой на минутку? Наедине, — почти шепнула она, кидая косой взгляд на Ярославу, которая, между прочим, резала сыр для пиццы.
— Говори при ней, — отозвался он спокойно. — Тут всё общее, включая уши.
— Ну если ты так считаешь, — драматично вздохнула свекровь, — просто у меня ипотека. Ты же знаешь. А мне как раз не хватает чуть-чуть до следующего платежа. Совсем немного — тридцать тысяч. Не могла бы ты, Ярослава, мне помочь?
— Помочь? — Ярослава поставила нож на стол. — Простите, а почему именно я?
— Потому что ты теперь вон как поднялась, — Галина Петровна пожала плечами. — А мы же семья. А в семье поддерживают друг друга. Неужели жалко?
— Мне не жалко, — спокойно ответила Ярослава. — Но мне и не смешно. Это мои деньги. И у меня на них планы.
— Планы, конечно… ремонт, плиточка. — свекровь смерила её взглядом, в котором Ярослава читала: молодуха, у которой мозгов только на косметику и инстаграм. — А у меня крыша над головой трещит. В буквальном смысле.
— Это вы сами влезли в ипотеку, — вмешался Максим, глядя матери в глаза. — Мы вас не просили.
— Да я ж не себе! Я ВАМ! — тут она уже почти вскрикнула. — Чтобы была недвижимость в семье! А теперь, выходит, я одна выгребаю, а вы тут с деньгами!
— А вы у меня деньги из кошелька доставали? — резко спросила Ярослава, отступив от стола.
На секунду воцарилась мёртвая тишина.
— Что ты такое говоришь?! — вскинулась свекровь, побелев.
— Не врите. Кошелёк был в спальне, в сумке, застёжка открыта, а денег не хватает ровно тридцатки. Я не из тех, кто считает каждую копейку. Но когда утром у тебя сто, а вечером — шестьдесят… ну, простите, я не настолько забывчивая.
— Ты обвиняешь меня в воровстве?! — голос Галины Петровны задрожал.
— Я не обвиняю. Я утверждаю. — Ярослава подошла вплотную, и голос её стал ледяным. — Если не вернёте — я напишу заявление. И мне будет абсолютно не важно, кем вы мне приходитесь.
— Максим! — она повернулась к сыну, — Ты слышишь?! Твоя жена…
— Я всё слышал, — он отвёл глаза. — И если это правда… тогда да. Ярослава права.
Галина Петровна резко встала, едва не уронив стул.
— Я не позволю так со мной разговаривать! Это всё ты, — она уставилась на Ярославу, — ты отдалила сына от меня! Ты разрушила всё!
— Нет, это вы перепутали понятие «семья» с «банком». А «любовь» с «финансированием». — Ярослава скрестила руки на груди. — И теперь пожинаете плоды.
Свекровь, не сказав больше ни слова, вылетела из квартиры, хлопнув дверью так, что в коридоре задребезжало зеркало.
Максим опустился на табурет, как будто из него вышел воздух.
— Ты уверена? — тихо спросил он.
— На сто процентов. Уверена в себе. В том, что я больше не потерплю ни одной копейки без моего согласия. И в том, что если ты не встанешь между мной и ней, я пойду дальше одна.
Он кивнул. Долго. Тяжело.
— Я с тобой.
Вечер закончился молча. Без телевизора. Без пиццы. Без смеха.
Зато с новой границей, которую, видимо, придётся отстаивать с боем.
Прошла неделя. От Галины Петровны — ни слуху ни духу. Ни звонка, ни пассивной агрессии в семейном чате. Даже сторис с утренним кофе и вязанием исчезли, а это уже был тревожный сигнал: свекровь в засаде. Значит, скоро будет вылазка.
Ярослава старалась не думать. У неё начались собрания по ремонту — она уже успела выбрать новую плиту и даже чуть не влезла в кредит, но Максим вовремя притормозил:
— Давай без фанатизма. Сначала разберёмся с долгами, потом с кафелем.
— Каким ещё долгом? — вспыхнула Ярослава. — У нас долгов нет. Разве что моральные — у твоей мамы передо мной.
Максим вздохнул, но промолчал. Он всё ещё балансировал между двумя женщинами, как горе-фокусник с крутящейся тарелкой на палке. Но тарелка уже давно дала трещину.
Вечером в дверь позвонили. Один раз — коротко. Второй — настойчиво. Третий — с вызовом.
— Жду экзорциста или судебного пристава, — буркнула Ярослава, направляясь к двери.
На пороге стояла свекровь. В чёрном плаще, с сумкой, в которой что-то звякало. Выглядела она… драматично. Как будто шла через пургу и измену. Хотя была обычная пятница и +22.
— Разговаривать надо, — сказала она сразу, без приветствий.
— У меня пять минут. Потом сериал. Там герои хотя бы не воруют у своих.
— Ты это брось, — вскинулась Галина Петровна. — Я всю неделю переваривала. Я — ВОР, да? Ты так решила? Потому что деньги исчезли?
— А ты их не брала?
— А если брала?! — вдруг выкрикнула она, заходя в квартиру без приглашения. — Это что, повод позорить мать твоего мужа? Угрожать полицией?
— Это повод охранять своё, — спокойно ответила Ярослава. — Или вы хотели, чтоб я молча сидела и надеялась, что с пенсии вернёте?
— Не перегибай! — в глазах свекрови метались злость, обида, что-то ещё. — Я не из-за жадности! Я хотела, чтоб вам было где жить! На случай, если вы расстанетесь! Чтоб мой сын не остался ни с чем!
— А я при чём тут?! — Ярослава громко хлопнула ладонью по столу. — Вы что, страховку оформляли? Или лотерейный билет на развод?
Максим, услыхав шум, вышел из комнаты. Постоял на пороге, потом заговорил глухо:
— Мама, это не повод воровать.
— Я не воровала, — уже тише проговорила она. — Я… заняла. Без спроса. Думала, положу обратно — и никто не заметит. Но ты, Ярослава… ты заметила. Конечно.
— Я замечаю, когда меня держат за идиотку, — сжала челюсти Ярослава. — А вы именно это и сделали.
— А ты что сделала?! — свекровь резко повернулась к ней. — Ты ссору развела! Ты сына настроила! А он… — она кивнула на Максима, — как тряпка! Раньше за мной бегал! А теперь тебя слушает, как собачка!
Максим не выдержал. Подошёл и, впервые за всю эту историю, произнёс спокойно, но с таким нажимом, что Галина Петровна вздрогнула:
— Хватит. Ты всю жизнь мною командовала. Даже когда мне было тридцать, я тебе отчёты сдавал, будто первоклассник. А теперь Ярослава — моя семья. Не ты.
— Я из-за тебя на две работы вышла, чтоб у тебя квартира была! — закричала она. — Я мужа своего в могилу загнала! А ты — чужую бабу называешь семьёй!
— Она не чужая, — сказал он тихо. — А ты теперь — гостья.
И тут случилось то, чего никто не ждал.
Галина Петровна вскинула руку — резко, по-молодому — и дала Ярославе пощёчину. Громкую. Не обидную — а яростную, как финальный аккорд в опере.
Ярослава отшатнулась. Помолчала. Потом подняла взгляд. Без слёз. Без крика.
— Вы больше никогда сюда не зайдёте, — сказала она медленно. — Ни по ключу, ни по зову. Ни с борщом, ни с бедой. Ваше время в этой семье закончилось.
— И ты меня выгонишь? — усмехнулась свекровь.
— Нет. Вас выгонит полиция. Через три минуты. Я уже набрала.
Пауза. Галина Петровна побелела. Потом вдруг резко повернулась и вышла. Не хлопнув дверью. Почти молча.
На следующее утро Ярослава сменила замки. Максим сам откручивал глазок и смеялся:
— Всё. Теперь никакого «я только на минуточку».
— Ни у кого. — Она положила руку ему на плечо. — У нас — теперь своя жизнь. Без кредитов чужих и без криков.
— Своими руками. — Он кивнул.
Через месяц они уехали на море. Снимок с пляжа попал в тот самый семейный чат, где Галина Петровна до сих пор молчит. Там под фото Ярослава написала:
— А ипотеку, как оказалось, можно было не оплачивать чужими деньгами. А просто отдать квартиру банку. Всем стало легче.
Галина вышла из чата.
