Тихий осенний вечер. Ольга Михайловна медленно поднималась по лестнице, перебирая в руках ключи. Сегодня она задержалась у подруги – Лида настойчиво угощала чаем с вареньем, а потом еще долго жаловалась на больные суставы. Но теперь, наконец, дом.
Она открыла дверь, и сразу же почувствовала – что-то не так. В прихожей горел свет, но в квартире стояла странная, напряженная тишина. Из гостиной доносились приглушенные голоса.
— Ну наконец-то! Теперь мы сможем купить свою квартиру! — это был голос Кати, звонкий, возбужденный.
Ольга Михайловна нахмурилась. Что за радость такая? Она сняла пальто, повесила его на вешалку и не спеша прошла в гостиную.
Алексей сидел на диване, сжав в руках какие-то бумаги. Лицо у него было напряженное, даже бледное. Катя стояла рядом, сияя. Увидев свекровь, она на секунду замерла, но тут же улыбнулась еще шире.
— Ольга Михайловна! Наконец-то вы дома!
— Что случилось? — спросила Ольга Михайловна, медленно опускаясь в кресло.
Алексей взглянул на нее, потом быстро отвел глаза.
— Мам… Мы хотели поговорить с тобой.
— О чем?
Катя не выдержала и выпалила:
— Мы нашли покупателя на квартиру! И очень выгодные условия!
Ольга Михайловна почувствовала, как что-то холодное сжалось у нее внутри.
— На какую квартиру?
Алексей вздохнул.
— На эту. На твою.
Тишина.
Ольга Михайловна медленно поднялась с кресла.
— А разве я давала согласие на продажу моей квартиры? — голос ее был тихим, но в нем дрожала сталь. — С чего ты решил, что я позволю продать мою квартиру?
Катя сразу же нахмурилась.
— Но вы же обещали нам помочь!
— Я обещала подумать. Не решать за меня!
Алексей попытался вставить слово:
— Мам, мы просто хотели…
— Что? Продать мой дом без моего ведома?
Катя перебила:
— Мы не можем так жить! Нам нужно свое пространство!
— И поэтому вы решили выставить меня на улицу?
— Никто вас не выставляет! — Катя закипела. — Вы сами говорили, что хотите переехать в меньшую квартиру!
— Когда-нибудь! Не сейчас!
Алексей сжал бумаги в руках так, что они затрещали.
— Мам, мы уже внесли задаток за новостройку. Если мы не продадим эту квартиру, мы потеряем деньги.
Ольга Михайловна посмотрела на сына. В его глазах читалась мольба. Но еще больше — страх.
И тогда она поняла.
Это уже не ее мальчик. Это муж Кати.
И он выбрал сторону.
Тишина повисла густым, тяжёлым облаком. Ольга Михайловна стояла посреди гостиной, чувствуя, как дрожь медленно поднимается от кончиков пальцев к горлу.
— Так… — она медленно провела ладонью по спинке кресла, будто ища опору. — Давайте разберёмся. Алексей, ты хочешь сказать, что уже договорился о продаже? Без меня?
Он не смотрел ей в глаза, перебирая края документов.
— Ну… не совсем. Мы нашли покупателя, который готов дать хорошую цену. Но… конечно, всё только с твоего согласия.
— Конечно, — фыркнула Катя, скрестив руки на груди. — Просто мы думали, что вы уже всё решили. Вы же сами говорили, что вам тяжело здесь одной управляться.
Ольга Михайловна резко повернулась к ней.
— Я говорила, что мне тяжело? Или вам тяжело жить со мной?
Катя замерла, губы её дрогнули.
— Я… я не это имела в виду.
— А что тогда?
Алексей вскочил, пытаясь встать между ними.
— Мам, хватит! Катя не хотела тебя обидеть. Мы просто… мы просто хотим начать свою жизнь.
— В моей квартире вы её не начинали?
— Нет! — Катя вдруг вспыхнула. — Потому что это не наша квартира! Это ваша! И мы каждый день это чувствуем!
Ольга Михайловна сжала кулаки.
— Вот как. Значит, я вам тут мешаю?
— Не вы… — Катя сделала шаг назад, но голос её звенел от накопившихся эмоций. — А то, что мы не можем даже гвоздь в стену вбить без вашего разрешения! Что мы должны отчитываться за каждый рубль! Что мы…
— Хватит! — Алексей резко дернул её за руку, но было поздно.
Ольга Михайловна медленно кивнула.
— Понятно. Значит, я — тиран. Я — хозяйка, которая не даёт вам жить.
— Мам…
— Нет, я всё поняла, — её голос дрогнул, но она взяла себя в руки. — Вы уже всё решили. Нашли покупателя, внесли задаток… Осталось только выгнать меня.
— Мы не хотим вас выгонять! — Катя почти кричала. — Мы предлагаем вам деньги, новую квартиру!
— Мою квартиру вы уже поделили? — Ольга Михайловна посмотрела на сына. — Или ты хоть подумал, куда я денусь?
Алексей побледнел.
— Мам… мы же не…
Но она уже не слушала.
— Всё. Разговор окончен. Квартиру я не продаю.
Катя ахнула.
— Но мы уже…
— А разве я подписывала что-то? — Ольга Михайловна резко повернулась к двери. — Разбирайтесь со своими проблемами сами.
Она вышла, хлопнув дверью.
В коридоре было тихо. Только часы на стене мерно тикали, отсчитывая секунды.
Алексей стоял, опустив голову.
Катя схватила его за руку.
— Ты что, ничего не скажешь?!
Он медленно поднял на неё глаза.
— Что я могу сказать?
— Что мы не отступим! Что это наш шанс!
Алексей молчал.
А за стеной Ольга Михайловна прижала ладонь к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Это была война.
И она только началась.
Три дня в квартире царило ледяное молчание. Ольга Михайловна запиралась в своей комнате, выходила только на кухню, когда знала, что там никого нет. Алексей ходил мрачный, избегая встреч с матерью. Катя демонстративно громко разговаривала по телефону, обсуждая «невыносимые условия».
На четвертый день взорвалось.
Ольга Михайловна зашла на кухню как раз в тот момент, когда Катя, размахивая руками, что-то горячо доказывала Алексею.
—…она просто ненавидит меня! С самого начала! Ни одного доброго слова, ни одного…
Катя замолчала, увидев свекровь в дверях.
Ольга Михайловна спокойно подошла к плите, налила себе чай.
— Продолжайте, не стесняйтесь. Мне самой интересно послушать, как я вас мучаю.
Алексей нервно провел рукой по лицу.
— Мам, давай не будем…
— Нет, пусть говорит!— Ольга Михайловна резко поставила чашку. — Давно хотела узнать, за что мне такая немилость.
Катя закусила губу, потом резко выпалила:
— Вы никогда не считали меня достойной вашего сына! Я для вас всегда была ‘эта девчонка’! Когда мы поженились, вы даже не поздравили нас нормально!
Ольга Михайловна побледнела.
— Я подарила вам свадьбу!
— Деньги — это не поздравление! — Катя была на грани слез. — Вы ни разу не обняли меня, не сказали дочка… Я пять лет живу в этом доме, а вы до сих пор называете меня Катя, как какую-то чужую!
В комнате повисла тягостная пауза. Алексей смотрел в пол.
Ольга Михайловна медленно выдохнула.
— А ты… — её голос дрогнул, — ты когда-нибудь называла меня мамой? Или я для тебя всегда была Ольга Михайловна — эта старая карга на вашем пути?
Катя растерялась. Алексей поднял голову:
— Мам, хватит…
— Нет, не хватит! — Ольга Михайловна вдруг повысила голос. — Вы хотите правды? Давайте всю правду! Ты, — она ткнула пальцем в Катю, — с первого дня решила, что я враг. Что я мешаю твоему счастью. А ты, — теперь палец был направлен на Алексея, — даже не попытался нас помирить! Просто встал на её сторону и ждал, когда я умру, чтобы получить квартиру!
Алексей вскочил, опрокинув стул.
— Как ты можешь такое говорить! Я…
— Что ты? Любишь меня? Тогда почему уже три года не заходишь просто поговорить? Почему забываешь мой день рождения? Почему…
Голос её сорвался. Она отвернулась к окну, чтобы они не видели её глаз.
Катя неожиданно тихо сказала:
— Мы просто хотим быть семьёй. Без… без всего этого.
Ольга Михайловна не обернулась.
— У вас уже есть семья. Просто в ней нет места для меня.
На кухне стало тихо. Потом хлопнула дверь — это ушёл Алексей. Катя постояла ещё мгновение, затем тоже вышла.
Ольга Михайловна осталась одна с остывающим чаем.
За окном шёл дождь. Капли стекали по стеклу, как слёзы.
Она вдруг вспомнила, как маленький Лёша прибегал к ней на кухню после школы, болтал без умолку, смеялся…
Куда делся тот мальчик?
И когда она потеряла его?
Звонок в дверь раздался в самый неподходящий момент — Ольга Михайловна как раз вытирала слезы краем фартука.
Открыв, она увидела Максима.
— Привет, мам, — сын широко улыбнулся, протягивая бутылку дорогого коньяка. — Зашел проведать.
Он всегда появлялся неожиданно, всегда с подарками, и всегда — когда ей было хуже всего.
— Заходи, — она машинально поправила волосы, пропуская его в прихожую.
Максим, как всегда, заполнил собой все пространство — громкий, уверенный, пахнущий дорогим парфюмом. Он бросил куртку на стул и сразу направился на кухню.
— О, чайник кипит! Как раз вовремя.
Ольга Михайловна молча поставила перед ним чашку.
— Где брат? — Максим притворно огляделся.
— В своей комнате. С Катей.
— А-а-а… — он сделал многозначительную паузу, разливая чай. — Значит, скандал-таки случился?
Она резко подняла на него глаза:
— Ты что, знал?
— Мам, — он снисходительно улыбнулся, — весь дом знает, что они собираются продавать твою квартиру. Алексей еще две недели назад у меня спрашивал, как лучше оформить сделку.
Ольга Михайловна почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Две недели…
— Ну да, — Максим небрежно отхлебнул чай. — Они уже и риелтора нашли, и покупателя. Катюха, говорят, вообще рвется в бой — чуть ли не каждый день новые варианты просматривает.
Он внимательно наблюдал, как его слова впиваются в мать, как нож.
— Но… но зачем тебе рассказывать? — она пыталась сохранить спокойствие.
Максим усмехнулся:
— Думаешь, мне приятно это слушать? Мой родной брат собирается оставить тебя без жилья, а ты еще меня подозреваешь?
Он резко встал, делая вид, что обижен.
— Максим, подожди…
— Нет, мам, я все понимаю, — он уже доставал телефон. — Ты всегда ему верила больше. Даже когда он в шестнадцать лет твои золотые серьги Кате подарил — ты его простила. А я…
— Какие серьги? — Ольга Михайловна замерла.
Максим сделал удивленное лицо:
— Ты… не знала?
В этот момент из коридора раздался голос Алексея:
— Макс, хватит нести чушь!
Братья столкнулись взглядами — один холодный и расчетливый, другой — взбешенный.
— Ой, простите, я, кажется, лишний, — Максим театрально вздохнул, направляясь к выходу.
Ольга Михайловна схватила его за руку:
— Объясни!
— Мам, он врет! — Алексей шагнул вперед.
— Вру? — Максим медленно достал телефон, листал галерею. — Вот, посмотри сама.
На экране — Катя на каком-то празднике, в золотых серьгах с бирюзой. Тех самых, которые пропали у Ольги Михайловны десять лет назад.
Комната поплыла перед глазами.
— Это… это можно объяснить, — Алексей побледнел.
— Объясняй! — голос матери звучал чужим.
— Они… они были в бабушкиной шкатулке. Я думал…
— Ты думал я не замечу? — Ольга Михайловна вдруг закричала: — ВЫ ВСЕ ДУМАЕТЕ, ЧТО Я УЖЕ УМЕРЛА?
Максим незаметно улыбнулся в сторону брата — мол, проверь-ка теперь, чья взяла.
Дверь в спальню распахнулась — на пороге стояла бледная Катя.
— Что здесь происходит?
— А вот, дорогая, — Максим сладко протянул, — как раз обсуждаем твои украшения.
Катя растеряно посмотрела на мужа, на свекровь, на фото в телефоне…
— Я… я не знала…
— Врешь! — Ольга Михайловна вдруг рванулась к ней. — Ты знала! Ты всегда знала!
Алексей едва успел встать между ними.
— Мам, успокойся!
— УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕГО ДОМА! — она кричала, не узнавая сама себя. — ВСЕ ВОН!
Максим уже открывал дверь, довольный произведенным эффектом.
— Я предупреждал тебя, братец, — шепнул он Алексею на прощание. — Катя тебя погубит.
Дверь захлопнулась.
В квартире повисла мертвая тишина.
Ольга Михайловна стояла, прижав руки к груди — сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет.
Алексей медленно поднял глаза:
— Мам…
— Вон, — прошептала она. — Пока я не вызвала полицию.
Катя уже рылась в шкафу, доставая чемоданы.
Алексей стоял как вкопанный.
— Ты действительно этого хочешь?
Ольга Михайловна не ответила. Она смотрела в окно, где по стеклу стекали дождевые капли.
Как слезы.
Глухая ночь. В квартире царил хаос — распахнутые шкафы, пустые вешалки, следы спешных сборов. Катя металлась между комнатами, сгребая в сумки косметику, украшения, мелкие безделушки. Алексей стоял у окна, курил, не обращая внимания на запрет.
Ольга Михайловна наблюдала за этим из дверного проема, опираясь о косяк, чтобы не упасть.
— Ты точно все продумал? — ее голос звучал хрипло. — Где будете жить?
Алексей резко выдохнул дым.
— У Кати есть подруга. На время.
— А потом?
— Потом… — он бросил окурок в чашку с недопитым чаем, — разберемся.
Катя вышла из спальни, волоча за собой тяжелый чемодан.
— Все, я готова.
Ольга Михайловна неожиданно шагнула вперед.
— Подожди.
Она исчезла в своей комнате, вернулась с небольшой шкатулкой.
— Возьми.
Катя осторожно открыла крышку — там лежали те самые серьги с бирюзой.
— Я… я не могу…
— Это не тебе, — Ольга Михайловна закрыла глаза. — Это моему внуку. Если он когда-нибудь родится.
Алексей резко поднял голову.
— Мам…
— Уезжайте уже.
Катя судорожно сглотнула, сунула шкатулку в карман куртки, схватила чемодан и выбежала в коридор.
Алексей задержался у двери.
— Ты простишь меня когда-нибудь?
Ольга Михайловна посмотрела на сына — на его осунувшееся за эти дни лицо, на преждевременную седину у висков.
— Я прощаю тебе все. Но ты сам себе этого не простишь.
Он резко кивнул, вышел, прикрыл за собой дверь.
Она стояла посреди опустевшей гостиной, слушая, как затихают шаги на лестничной площадке. Как хлопает дверь подъезда.
Тишина.
Ольга Михайловна медленно опустилась на диван, на то самое место, где любил сидеть Алексей.
На столе перед ней лежал забытый документ — предварительный договор купли-продажи ее квартиры.
Она взяла его в руки, внимательно рассмотрела подпись сына.
А потом разорвала.
Медленно.
Тщательно.
На мелкие кусочки.
За окном завывал ветер, гоня по улице первые осенние листья.
Где-то там, в этой темноте, уезжал ее мальчик.
И она знала — он не вернется.
В пустой квартире зазвонил телефон. Ольга Михайловна машинально подняла трубку.
— Алло?
— Оль, это Лида. — В трубке послышалось беспокойство. — Ты в порядке?
Она долго молчала.
— Оль?
— Я… — голос сорвался. — Я осталась одна, Лида.
И тогда, впервые за много лет, Ольга Михайловна разрешила себе заплакать.
Прошла неделя. Ольга Михайловна жила как во сне — механически ела, спала, смотрела в окно. Телефон молчал.
Утром в дверь позвонили.
На пороге стояла Лида с сумкой продуктов.
— Впустишь старую подругу?
Они пили чай на кухне, когда Лида неосторожно спросила:
— Максим не приходил?
— Нет. А что?
Лида заерзала на стуле.
— Оль… Я вчера в магазине видела его с каким-то мужчиной. Они о чём-то горячо спорили. Про квартиру…
Ольга Михайловна медленно поставила чашку.
— Что именно они говорили?
— Да я не вслушивалась… Но фразу «быстрее оформить документы пока мать не опомнилась» — точно слышала.
Ледяная волна прокатилась по спине.
Она вскочила, опрокинув стул, бросилась к телефону.
— Что ты?
— Риелтора вызываю!
Через час в квартире появился солидный мужчина с папкой документов. Просмотрев кадастровые выписки, он нахмурился:
— Ольга Михайловна, ваша квартира уже выставлена на продажу.
— Как?!
— Вот, смотрите. — Он открыл сайт агентства. На экране красовалось фото её гостиной. «Срочно! 3-комнатная в центре!»
— Но я же…
Риелтор показал пальцем на графу «доверенность».
— Здесь всё оформлено по закону. Ваш сын Максим действует по генеральной доверенности.
Она схватилась за стол.
— Я никогда не…
И вдруг вспомнила.
Тот вечер три месяца назад. Максим принёс какие-то бумаги на подпись. Говорил что-то про переоформление страховки…
Она подписала не глядя.
Лида ахнула:
— Так это же мошенничество!
Риелтор покачал головой:
— Доверенность заверена нотариусом. Юридически всё чисто.
Телефон в кармане дрогнул — пришло сообщение.
Неизвестный номер.
Фото.
Максим в кафе с тем самым «покупателем». Подпись: «Спасибо за квартиру, мама. Деньги нам с братом очень пригодятся».
Ольга Михайловна медленно опустилась на пол.
В ушах стоял звон.
Лида трясла её за плечи:
— Оль, давай вызывай полицию!
Она качнула головой.
— Поздно…
За окном завыл ветер.
Где-то в этом городе шли её сыновья.
Один — обманутый.
Другой — предатель.
А она сидела на полу опустевшей квартиры, которая уже не принадлежала ей.
И вдруг засмеялась.
Громко.
Горько.
Безумно.
Лида в ужасе отпрянула:
— Оль, что с тобой?
— Понимаешь, — сквозь смех Ольга Михайловна вытерла слёзы, — я думала, теряю только одного сына…
На стене тикали часы.
Те самые, что когда-то подарил ей Алексей.
Последний подарок.
Последняя память.
Последняя ниточка.
Темнота.
Ольга Михайловна сидела на подоконнике в пустой гостиной, прижав лоб к холодному стеклу. Завтра в эту квартиру должны были прийти новые хозяева.
На полу валялись коробки с её жалкими пожитками — старыми фотоальбомами, потрепанными книгами, дешевым сервизом, который никто не захотел купить.
В кармане халата жгло письмо от Максима:
«Мама, не делай драмы. Ты же сама говорила — большая квартира тебе не нужна. Мы с братом подобрали тебе прекрасную однокомнатную на окраине. Алексей знает…»
Она скомкала бумагу. Алексей не звонил. Не приходил.
Телефон вибрировал — Лида.
Ольга Михайловна выключила аппарат.
Внизу под окном заскрипели тормоза. Она машинально выглянула — такси, из него вышла Катя. Одна.
Сердце ёкнуло.
Дверной звонок прозвучал как взрыв.
— Забыли что-то? — Ольга Михайловна распахнула дверь, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Катя стояла на пороге, бледная, с красными глазами. В руках — та самая шкатулка с серьгами.
— Он… он ушел к нему. К Максиму.
Ольга Михайловна медленно кивнула:
— Так и знала.
Катя вдруг разрыдалась:
— Он сказал… сказал, что я разрушила его семью!
Старая женщина отвернулась, пропуская невестку в квартиру.
— Заходи. Чай будешь?
Они сидели на кухне среди коробок. Катя дрожащими руками гладила шкатулку.
— Я не знала про доверенность… Алексей не верил, пока Максим сам не признался. Они… они подрались.
Ольга Михайловна сжала чашку.
— Жив?
— Да… но… — Катя вдруг подняла на неё мокрое от слёз лицо, — он сказал мне страшную вещь. Что Максим… что он давно хотел квартиру. Что специально стравливал нас.
Старуха горько усмехнулась:
— Я-то думала, ты главная злодейка.
Катя вдруг упала перед ней на колени:
— Простите меня! Я была глупой, эгоистичной…
Ольга Михайловна погладила её по волосам, как когда-то маленькому Лёше.
— Вставай, девочка. Не твоя вина.
Ночь тянулась мучительно долго. Они говорили. Плакали. Молчали.
Под утро Катя уснула на диване. Ольга Михайловна накрыла её пледом, подошла к окну.
Город просыпался.
Где-то там бродил её мальчик. Один.
Преданный. Раздавленный.
Она взяла со стола ключи, тихо вышла.
Лифт довёз её до последнего этажа.
Чердачная дверь скрипнула.
Холодный ветер обнял её, как давно забытый друг.
Ольга Михайловна подошла к краю.
Внизу копошились люди — маленькие, ничтожные.
Где-то среди них были её сыновья.
Один — предатель.
Другой — потерянный.
Она сделала шаг вперед.
И отпустила всё.
***
В это утро Катя проснулась от странной тишины.
На кухне не звенел чайник.
На столе лежала шкатулка с серьгами.
А под ней — записка:
«Отдай Алексею. И скажи… что мама простила.»
За окном завыла сирена.
Но Катя уже знала.
И плакала.
Плакала за всех троих.
