Тридцатилетие свадьбы. Жемчужная свадьба. Елена вертела в руках небольшую бархатную коробочку. Жемчуг. Сергей всегда был предсказуем в своих жестах. На десятую годовщину – оловянные солдатики в его коллекцию, на двадцатую – фарфоровая статуэтка пастушки для серванта. Теперь – жемчуг. Красивые, ровные, холодные бусины серег. Идеальный подарок. Слишком идеальный. Как и весь их вечер, расписанный по минутам.
– Ну что, Ленуся, готова покорять мир? – Сергей вышел из спальни, поправляя воротник дорогой рубашки. Он пах свежестью и успехом, его любимым одеколоном, который она дарила ему на каждый Новый год.
Он подошел к зеркалу в прихожей и критически осмотрел свое отражение. В свои пятьдесят семь он выглядел великолепно: подтянутый, с густой шевелюрой, в которой лишь несколько серебряных нитей намекали на возраст, и с этой его мальчишеской, обезоруживающей улыбкой. Он работал региональным директором в крупной торговой компании, много ездил по стране и привык быть в центре внимания. Елена, бывшая заведующая школьной библиотекой, на его фоне всегда чувствовала себя… фоном. Уютным, надежным, но не более того.
– Очень красиво, Сережа. Спасибо, – она примерила серьги. Жемчуг холодил мочки ушей. – Тебе идет эта рубашка.
– Еще бы! – он подмигнул своему отражению. – В «Уральских зорях» сегодня будет вся наша элита. Надо соответствовать. Ты же не забыла, что сегодня юбилей не только у нас, но и у фирмы-партнера? Два в одном. Практично.
Елена промолчала. Конечно, она не забыла. Она вообще редко что-то забывала. Она помнила, как тридцать лет назад они, студенты, расписывались в стареньком ЗАГСе, а потом ели торт на скамейке в парке. Тогда не было никаких «элит» и дорогих ресторанов, но было чувство, что впереди – целая вечность, наполненная счастьем. Куда оно подевалось, это чувство? Растворилось в череде одинаковых дней, в его бесконечных командировках, в ее тихой жизни среди книг и пыльных стеллажей.
– Такси ждет, – скомандовал Сергей, накидывая на ее плечи легкую шаль. – Улыбайся, Лен. У нас сегодня праздник.
Ресторан «Уральские зори» гудел, как растревоженный улей. Хрустальные люстры бросали блики на накрахмаленные скатерти, пахло дорогим парфюмом и горячими блюдами. Сергей тут же окунулся в свою стихию: пожимал руки, обменивался любезностями, представлял Елену как «свою верную спутницу и музу». Она вежливо улыбалась, кивала и чувствовала себя частью декорации. Ее мир был в другом – в тишине ее маленькой лоджии, заставленной горшками с геранью и петуниями, в шелесте страниц старых, любимых книг, в запахе свежесваренного кофе по утрам, когда дом еще спал.
Они сели за заказанный столик у окна. Сергей тут же достал телефон.
– Надо ответить партнерам из Новосибирска, секунду, – бросил он, не поднимая глаз.
Елена смотрела на него. Красивый, успешный, уверенный в себе мужчина. Ее муж. Почему же тогда между ними словно выросла невидимая стеклянная стена? Он был здесь, рядом, но в то же время – бесконечно далеко, в своем мире цифр, сделок и деловых ужинов. Она вздохнула и стала рассматривать узоры на скатерти. «Чего я хочу на самом деле?» – промелькнула в голове шальная мысль, которую она тут же испуганно отогнала. Чего хотеть? Все есть. Квартира в хорошем районе Екатеринбурга, взрослый сын, который давно живет своей жизнью в Москве, стабильность. Многие о таком только мечтают.
– Прошу прощения за задержку, – к их столику подошла молоденькая официантка с блокнотом. Совсем девчонка, лет двадцати, с высоким хвостом светлых волос и ясными голубыми глазами. – Готовы сделать заказ?
Сергей оторвался от телефона, поднял голову и ослепительно улыбнулся. Его коронный прием, работающий безотказно на женщин всех возрастов.
– Да, милая, мы готовы. Нам, пожалуйста, бутылочку вашего лучшего…
Он не договорил. Девушка, до этого смотревшая в блокнот, вскинула на него глаза. Ее лицо на мгновение застыло. Узнавание, удивление, а потом… что-то еще. Смущение? Растерянность? Она перевела быстрый, почти испуганный взгляд на Елену, потом снова на Сергея. Наклонившись к нему чуть ближе, так, чтобы слышал только он, но в мертвой тишине замершего разговора ее шепот прозвучал для Елены оглушительно громко:
– Снова сменили жену?
Мир Елены на секунду перестал существовать. Звон бокалов, гул голосов, музыка – все схлопнулось в одну точку, в звенящую, оглушающую тишину. Она видела, как замерло лицо Сергея, как улыбка сползла с него, словно дешевая маска. Он на мгновение растерялся, по-настоящему растерялся, и в этой секундной панике Елена увидела больше правды, чем за все тридцать лет их брака.
– Что?.. – он выдавил из себя, пытаясь вернуть самообладание. – Девушка, вы что-то путаете.
Официантка покраснела до корней волос. Она поняла, что совершила ужасную ошибку.
– Ой, простите, пожалуйста, я… я, наверное, вас с кем-то спутала. Извините, ради бога! – залепетала она и, не дожидаясь ответа, почти убежала в сторону кухни.
Сергей нервно рассмеялся. Слишком громко, слишком искусственно.
– Вот молодежь пошла! Совсем ничего не соображают. Переработала, бедняжка. Лен, ты слышала? С кем она меня спутала?
Он посмотрел на нее, ожидая поддержки, совместного смешка над нелепой ситуацией. Но Елена молчала. Она смотрела не на него, а на то место, где только что стояла девушка. И в голове у нее билась одна-единственная мысль, холодная и острая, как осколок льда: «Снова». Не «сменили жену», а «снова сменили». Это значит, что был и прошлый раз. А может, и не один.
– Лен? Ты чего замолчала? – в его голосе появились раздраженные нотки. – Неужели ты поверила этой… пигалице? Я тридцать лет с тобой живу!
Она медленно перевела на него взгляд. И впервые за много лет посмотрела на него не как жена, а как посторонний человек. Как библиотекарь, изучающий редкий, но очень неприятный экземпляр.
– А с кем она тебя спутала, Сережа? – тихо спросила она. Голос был чужим, бесцветным. – У тебя есть двойник, который ходит по ресторанам с разными женщинами?
– Да что за бред ты несешь! – взорвался он, понизив голос до шипения. – У нас юбилей! А ты устраиваешь сцену из-за глупости какой-то соплюхи!
Но Елена уже его не слушала. Пазл, который она годами отказывалась собирать, начал складываться сам собой. Его частые командировки, особенно в Казань, откуда он почему-то всегда привозил чак-чак, который сам терпеть не мог. Его внезапные «встречи с одноклассниками», о которых она узнавала постфактум. Его раздражение, когда она задавала «слишком много вопросов». Его телефон, который он никогда не оставлял на видном месте. Все эти мелкие странности, которые она списывала на усталость, на особенности его работы, на мужские причуды, теперь выстроились в одну уродливую, неопровержимую картину.
– Я хочу домой, – сказала она, поднимаясь из-за стола.
– Сядь! – прошипел он, схватив ее за руку. – Не позорь меня! На нас все смотрят!
Она посмотрела на его пальцы, сжимавшие ее запястье. И с ледяным спокойствием произнесла:
– Убери руку.
Что-то в ее голосе заставило его подчиниться. Он разжал пальцы. Елена, не говоря больше ни слова, развернулась и пошла к выходу. Она шла, не оборачиваясь, прямой спиной, чувствуя на себе его испепеляющий взгляд и десятки любопытных глаз. Ей было все равно. Внутри нее что-то оборвалось. Тонкая нить жемчуга, на которой держались тридцать лет ее жизни.
Дорога домой в такси показалась вечностью. Сергей сел рядом, источая волны гнева и обиды. Он молчал, и это молчание было хуже любой крика. Елена смотрела на проплывающие за окном огни ночного Екатеринбурга и чувствовала странное, страшное опустошение. Будто из нее вынули душу, а вместо нее оставили звенящую пустоту.
Дома он не выдержал.
– Ты довольна?! Ты испортила всем праздник! Мой юбилей, юбилей фирмы! Ты выставила меня посмешищем! – кричал он, расхаживая по гостиной.
Елена молча сняла туфли, прошла в спальню. Сняла серьги, подаренные несколько часов назад, и положила их на туалетный столик. Холодные, безжизненные жемчужины.
– Это не я его испортила, Сережа. Это ты, – ответила она тихо, глядя на свое отражение в зеркале. На нее смотрела незнакомая женщина с усталыми глазами и жесткой складкой у губ.
– Да что я?! Что?! Поверила девчонке, которая меня в первый раз в жизни видит? Ты в своем уме?
– Она тебя видела не в первый раз. Иначе бы она не сказала «снова».
Он замолчал, ища, что ответить. Но ложь уже не работала.
– Даже если и так! – выпалил он наконец, переходя в наступление. – Ну, было пару раз! С кем не бывает? Я мужик! Мне нужно… разнообразие! Но я же всегда возвращался к тебе! Я же тебя не бросил!
Вот оно. Признание. Брошенное в лицо, как подачка. «Я тебя не бросил». Какое великое одолжение.
Елена медленно повернулась к нему.
– Уходи, – сказала она.
– Что? – он опешил.
– Уходи из этой комнаты. Я хочу побыть одна.
– Да это наш дом! Наша спальня! Ты не будешь мне указывать!
– Тогда уйду я, – она взяла с кресла плед и подушку и направилась в гостиную.
Эта ночь была самой длинной в ее жизни. Она лежала на диване, глядя в темное окно, и прокручивала в голове их жизнь. Кадр за кадром. Вот они молодые, строят планы. Вот родился сын, и Сергей с гордостью носит его на руках. Вот они покупают эту квартиру, и она, счастливая, выбирает обои. А где и когда появилась первая трещина? Когда она перестала задавать вопросы, чтобы не провоцировать ссору? Когда согласилась, что его работа важнее ее желаний? Когда научилась быть удобной, незаметной, всегда понимающей?
Она вспомнила, как несколько лет назад хотела пойти на курсы итальянского языка. Мечтала съездить во Флоренцию, увидеть своими глазами галерею Уффици. «Лен, ну какой итальянский? – отмахнулся тогда Сергей. – Зачем тебе это? Времени нет, да и деньги на ветер. Лучше вон на даче порядок наведи». И она не пошла. И на даче порядок навела.
Она вспомнила, как нашла в кармане его пиджака, вернувшегося из командировки в Казань, билет в кино на двоих. На романтическую комедию, которую он бы в жизни не стал смотреть. «С коллегой ходил, делать было нечего», – небрежно бросил он. И она поверила. Или сделала вид, что поверила.
Всю ночь эти воспоминания, как назойливые мухи, кружились в ее голове, не давая уснуть. И чем больше она вспоминала, тем яснее понимала: девушка в ресторане не разрушила ее мир. Она просто включила в нем свет.
Утром, когда Сергей, демонстративно гремя посудой на кухне, ушел на работу, Елена позвонила своей единственной близкой подруге, Ольге. Ольга, резкая и прямолинейная женщина, пережившая тяжелый развод десять лет назад, выслушала ее сбивчивый рассказ молча.
– Ну и? – спросила она, когда Елена замолчала.
– Что «ну и»? – не поняла Елена.
– Что ты делать собираешься, я спрашиваю? Проглотишь, как обычно, и будешь дальше изображать идеальную семью?
– Я не знаю, Оля… Тридцать лет… Куда я пойду? Мне пятьдесят пять…
– Лена, послушай меня, – голос Ольги стал серьезным. – Тебе не пятьдесят пять. Тебе всего пятьдесят пять. Ты еще можешь пожить для себя. Не для Сереженьки-павлина, не для взрослого сына, а для себя. Ты помнишь, как ты мечтала о своей маленькой библиотеке? Как хотела книжный клуб для пенсионеров организовать? Ты все это задвинула ради его «карьеры». А он что? Он в это время по ресторанам с девицами гулял. И знаешь что? Он не изменится. Никогда. Вопрос только в том, изменишься ли ты.
Разговор с Ольгой стал тем самым толчком. Елена положила трубку и долго сидела в тишине. Потом встала, подошла к книжному шкафу и достала старый, потрепанный фотоальбом. Вот их свадьба. Вот маленький сын делает первые шаги. Вот они на море… Лица, улыбки, моменты… Было ли все это ложью? Нет. Не все. Но та жизнь закончилась вчера, в ресторане «Уральские зори».
Она приняла решение. Спокойно и твердо, как когда-то принимала решение о списании ветхих книг в своей библиотеке. То, что нельзя починить, нужно убирать из своей жизни.
Вечером Сергей вернулся с букетом ее любимых белых хризантем. Попытка номер два. Примирение.
– Ленусь, ну прости меня, дурака, – начал он с порога с виноватой улыбкой. – Бес попутал. Я все осознал. Это было давно и неправда. Больше ни-ни. Вот, купил нам путевки в Кисловодск, в лучший санаторий. Поедем, отдохнем, все забудем.
Он протянул ей букет и конверт с путевками. Елена на цветы даже не посмотрела.
– Сережа, я подаю на развод.
Он застыл. Улыбка медленно исчезла с его лица.
– В каком смысле? – переспросил он так, будто она сказала это на неизвестном ему языке.
– В прямом. Мы разводимся. Квартиру будем делить через суд.
– Ты… ты с ума сошла? – он смотрел на нее, как на сумасшедшую. – Развод? Из-за какой-то ерунды? После тридцати лет? Да ты без меня пропадешь! Кто ты без меня? Пенсионерка-библиотекарша!
Именно эти слова стали для нее последним подтверждением, что она на верном пути. «Кто ты без меня?». Все эти годы он не видел в ней личность. Он видел лишь функцию, приложение к своей блестящей персоне.
– Узнаем, – спокойно ответила она. – Я поживу пока у Ольги. Свои вещи я уже собрала.
– Вещи? – он огляделся и только сейчас заметил у двери два больших чемодана. – Ты это серьезно? Лен, одумайся! Ну хочешь, я на колени встану?
Он действительно сделал шаг, собираясь исполнить этот театральный жест. Но Елена остановила его взглядом.
– Не надо, Сережа. Не унижай ни себя, ни меня. Уже поздно.
Она взяла чемоданы, открыла дверь и вышла на лестничную клетку. Он что-то кричал ей вслед, говорил про общую ипотеку, которую они только-только выплатили, про сына, про то, «что люди скажут». Но она уже не слушала. Нажав кнопку вызова лифта, она вдруг почувствовала, как с плеч упал невидимый, но невероятно тяжелый груз, который она носила десятилетиями.
Развод был грязным и унизительным. Сергей, уязвленный в самое сердце, мстил ей, как мог. Он нанял лучшего адвоката, и они оспаривали каждую ложку, каждую книгу из ее библиотеки. Он рассказывал на суде, что она была плохой хозяйкой, не уделяла ему внимания, «запустила себя». Елена молча слушала это, и ей не было больно. Ей было брезгливо. Она смотрела на человека, с которым прожила тридцать лет, и не узнавала его. Или, наоборот, впервые увидела его истинное лицо, лишенное лоска и обаяния.
Суд разделил квартиру пополам. Ей пришлось продать свою долю и на вырученные, довольно скромные деньги купить крошечную однокомнатную квартирку на окраине города, в старой пятиэтажке. Ольга ахала и предлагала помочь, но Елена отказалась.
Ее новая квартира была маленькой, со старыми деревянными окнами и скрипучими полами. Но она была ее. Только ее. Первым делом она выкрасила стены в светлый, солнечный цвет, а на широченный подоконник в комнате выставила все свои герани и петунии, которые чудом удалось забрать из прошлой жизни.
Она записалась на курсы итальянского. В ее группе были такие же, как она, женщины «за пятьдесят», которые вдруг решили, что жизнь еще не кончилась. Они вместе зубрили неправильные глаголы, смеялись над своим произношением и мечтали о поездке в Италию.
По выходным она ходила в ближайшую районную библиотеку и часами сидела там, вдыхая ни с чем не сравнимый запах старой бумаги. А потом ей в голову пришла идея. Она договорилась с заведующей и организовала на добровольных началах маленький книжный клуб – «Читаем по средам». Сначала пришли всего три старушки из соседнего подъезда. Потом шесть. Через полгода в маленьком читальном зале по средам не было свободных мест. Они пили чай с печеньем, которое пекла сама Елена, и горячо спорили о книгах – от классики до современных романов. Она смотрела на их оживленные, помолодевшие лица и чувствовала, что делает что-то настоящее. Что-то важное.
Однажды, спустя почти год после развода, она столкнулась с Сергеем в продуктовом магазине. Он был не один. Рядом с ним шла эффектная, ярко накрашенная женщина лет сорока, в дорогой шубке. Он увидел Елену, на мгновение смутился, но тут же принял свой привычный вальяжный вид.
– Лена? Здравствуй. А ты… неплохо выглядишь, – процедил он, окинув ее взглядом. Она была в простом пальто, без макияжа, с хозяйственной сумкой в руках.
– И тебе не хворать, Сережа, – улыбнулась она. Улыбнулась легко и искренне, без горечи и обиды.
Она прошла мимо них к кассе, расплатилась за свой кефир и батон и вышла на улицу. Шел снег. Крупные, пушистые хлопья медленно опускались на город. Елена подняла лицо к небу, подставляя его под холодное прикосновение снежинок. Она ни о чем не жалела. Да, ее жизнь теперь не была похожа на глянцевую картинку. В ней не было дорогих ресторанов и жемчужных серег. Но в ней была она сама. Настоящая. И эта простая мысль согревала лучше любой шубы. Она поправила шапку и неспешно пошла домой, в свою маленькую, но такую теплую и родную крепость, где на подоконнике цвела герань и ждала непрочитанная книга. Впереди была ее собственная, ни от кого не зависящая жизнь. И это было бесценно.
