Всё началось с разбитой чашки.
Обычная фарфоровая чашка из кухонного гарнитура. Я мыла посуду, поскользнулась мокрыми руками, и она упала.
— Неуклюжая корова! — рявкнул Роман.
— Рома, это просто чашка, — попробовала я оправдаться.
— ПРОСТАЯ?! Да это же мамин сервиз! Антикварный!
Вошла свекровь, Алла Викторовна. Увидела осколки и ахнула:
— Что это?! Мой бабушкин сервиз!
— Мама, она разбила твою чашку, — пожаловался Роман.
— КАК разбила?! — Свекровь побелела. — Это же наследство прабабушки! Ей сто лет!
— Алла Викторовна, я не специально! Руки были мокрые…
— НЕ СПЕЦИАЛЬНО?! — заорала она. — Ты же знала, что это семейная реликвия!
— Знала, но…
— НИКАКИХ «НО»! — влез Роман. — Ты вечно что-то ломаешь, портишь!
— Роман, это неправда…
— ПРАВДА! На прошлой неделе пятно на моей рубашке оставила!
— Так ты же сам соус пролил!
— НЕ ПЕРЕЧЬ МНЕ!
И тут Роман замахнулся.
Я даже не поняла сразу, что произошло. Просто вдруг щека загорелась болью, в ушах зазвенело.
А потом услышала:
— Молодец, сын!
Это свекровь похвалила мужа за то, что он меня ударил.
— Правильно! Пусть знает своё место! — продолжала Алла Викторовна. — Я всегда говорила — бабы должны руки чувствовать!
Роман растерянно посмотрел на свою ладонь:
— Мам, я не хотел… это случайно…
— Что случайно?! — возмутилась свекровь. — Отлично получилось! Наконец-то ты как мужик себя повёл!
— Но мама…
— Никаких «но»! Твой отец меня всю жизнь в рамках держал! И правильно делал!
Я стояла с пылающей щекой и не могла поверить в происходящее.
Алла Викторовна подошла ко мне:
— А ты, голубушка, запомни раз и навсегда — в этом доме хозяева мы! А ты никто!
— Алла Викторовна…
— Молчи! — рявкнула она. — И убери осколки! Немедленно!
Роман виновато посмотрел на меня:
— Лена, прости… я погорячился…
— Что значит «прости»?! — взъярилась свекровь. — Это она должна прощения просить! За разбитую чашку!
— Мама, но я же её ударил…
— И правильно сделал! Пусть аккуратнее будет!
Я наклонилась собирать осколки. Руки дрожали.
— Вот видишь! — торжествующе сказала Алла Викторовна. — Сразу послушной стала! Значит, метод действует!
Роман неуверенно кивнул:
— Да, мам… наверное…
— Не наверное, а точно! Женщин нужно держать в строгости! Иначе на шею сядут!
Я собрала осколки и выбросила в мусор.
— Ну вот и славно, — довольно сказала свекровь. — Теперь иди чай завари. Со сладким.
— Алла Викторовна, я пойду в аптеку. Щека болит…
— Какая аптека?! Чай завари, сказала!
— Но…
— Рома! — позвала свекровь сына. — Объясни жене, кто в доме главный!
Роман нерешительно посмотрел на меня:
— Лена… ну давай без капризов… Маме чай завари…
— А щека?
— Щека пройдёт, — отмахнулась Алла Викторовна. — От такой ерунды не умирают!
Я пошла на кухню заваривать чай.
Руки всё ещё тряслись. Щека пульсировала от боли.
Но больше всего болела душа.
Не от удара. А от того, что муж меня ударил. И от того, что свекровь его похвалила.
За чаем Алла Викторовна продолжала поучать:
— Лена, запомни — семейные ценности превыше всего! А ты разбиваешь наследство!
— Я не хотела…
— Хотела не хотела, а разбила! — отрезала свекровь. — И хорошо, что Рома тебя одёрнул!
— Мама, может, хватит? — неуверенно сказал Роман. — Она поняла…
— Ничего она не поняла! — возразила Алла Викторовна. — Таких только строгостью брать можно!
Роман виновато взглянул на меня:
— Лена, ты не обижайся… я просто вспылил…
— Что значит не обижайся?! — возмутилась свекровь. — Обижаться должна я! На неё! За разбитую чашку!
— Мама, ну всё же…
— Ничего не всё! И в следующий раз, если что — действуй так же! Понял?
Роман неопределённо промычал.
А я встала из-за стола:
— Извините, пойду полежу. Голова болит.
— Куда полежу?! — вскинулась свекровь. — Посуду помой сначала!
— Алла Викторовна, у меня щека распухла…
— Вот и хорошо! Будешь помнить!
Роман смущённо потупился.
Я пошла в ванную. Посмотрела в зеркало.
На левой щеке красовался отпечаток мужниной ладони. Припухлость. Краснота.
И тут до меня дошло.
Муж меня УДАРИЛ.
При свекрови.
А она его ПОХВАЛИЛА.
Сказала: «Молодец».
Значит, это теперь норма?
Значит, если я что-то не так сделаю, муж будет меня бить?
А свекровь будет аплодировать?
Нет.
Этого не будет.
Я достала телефон и включила камеру. Сделала несколько фотографий своего лица. Под разными углами.
Потом достала диктофон, который купила для записи лекций. Включила запись и положила в карман халата.
И вернулась на кухню.
Алла Викторовна и Роман сидели за столом и обсуждали мой «неподобающий характер».
— …избаловалась она у тебя, — говорила свекровь. — Отца небось не было в семье? Или слабохарактерный был?
— Мама, при чём тут её отец?
— При том, что если бы отец её в детстве воспитывал, знала бы своё место!
— А какое у неё место? — спросил Роман.
— Место жены! Молчать, слушаться, не возражать! А она что делает? Пререкается!
Я встала в дверном проёме:
— Простите, а что я такого сказала?
Алла Викторовна оглянулась:
— А ты зачем подслушиваешь?
— Я не подслушиваю. Пришла посуду помыть.
— Вот и мой! А не встревай в разговор взрослых людей!
— Алла Викторовна, а разве я не взрослая?
— Взрослая, но неразумная, — отрезала свекровь. — Иначе не разбивала бы семейные реликвии!
— Это была случайность…
— НЕТ НИКАКИХ СЛУЧАЙНОСТЕЙ! — взорвалась Алла Викторовна. — Есть неуважение к семье мужа!
— Мама, ну хватит уже, — попробовал вмешаться Роман.
— НЕ ХВАТИТ! — рявкнула свекровь. — Рома, ты что, опять её защищаешь?
— Не защищаю… просто…
— ПРОСТО ЧТО? Забыл, как она твою семью не уважает?
— Алла Викторовна, я уважаю вашу семью, — тихо сказала я.
— НЕ УВАЖАЕШЬ! — заорала она. — Иначе берегла бы наше наследство!
— Но это была всего лишь чашка…
— ВСЕГО ЛИШЬ?! — Свекровь вскочила с места. — ВСЕГО ЛИШЬ?! Да как ты смеешь?!
И тут она подскочила ко мне и толкнула в грудь:
— Убирайся отсюда! Вон из моей кухни!
— Мама! — испугался Роман. — Что ты делаешь?
— Воспитываю твою жену! — рявкнула Алла Викторовна. — Раз ты не можешь!
— Но…
— НИКАКИХ НО! — Свекровь снова толкнула меня. — Убирайся вон, разбивательница!
Я попятилась к стене.
— Алла Викторовна, перестаньте…
— НЕ ПЕРЕСТАНУ! — заорала она. — Рома, ты видишь? Она мне перечит!
Роман растерянно встал:
— Лена, не провоцируй маму…
— Я ничего не провоцирую!
— ПРОВОЦИРУЕШЬ! — взвизгнула свекровь. — Рома, дай ей ещё раз! Пусть знает!
— Мама, я не могу…
— МОЖЕШЬ! И должен! Я тебя родила и вырастила! А эта… эта никто!
Роман неуверенно подошёл ко мне:
— Лена, ну попроси у мамы прощения…
— За что?
— За чашку. За то, что перечишь.
— Я не перечу. Я объясняю.
— НЕ НАДО ОБЪЯСНЕНИЙ! — заорала Алла Викторовна. — Рома, она опять спорит! Ну что ты как размазня?!
И тогда Роман снова замахнулся.
— Стой, — сказала я.
— А? — растерялся он.
— Не смей меня трогать.
— Лена, а что ты такая дерзкая стала?
— Не дерзкая. Я просто не позволю себя бить.
— КАК НЕ ПОЗВОЛИШЬ?! — взвилась свекровь. — Он твой муж! Имеет право!
— Никто не имеет права поднимать на меня руку.
— ИМЕЕТ! — заорала Алла Викторовна. — Рома, ты слышишь? Она тебе угрожает!
— Я не угрожаю. Я предупреждаю.
— Лена, — растерянно сказал Роман, — ты что, мне угрожаешь?
— Я говорю: если ты меня ещё раз ударишь, я вызову полицию.
— КАКУЮ ПОЛИЦИЮ?! — взвизгнула свекровь. — Это семейное дело!
— Побои — это уголовное дело.
— ЧТО?! — Алла Викторовна побелела. — Рома, ты слышишь? Она нас в тюрьму хочет посадить!
— Лена, ты с ума сошла? — испугался Роман. — Какая полиция между мужем и женой?
— Самая обычная. Статья 116 УК РФ. Побои.
— Откуда ты это знаешь? — подозрительно спросила свекровь.
— Юридическое образование.
— НУ И ЧТО! — заорала Алла Викторовна. — Рома, не дай себя запугать! Ударь её ещё раз!
Роман нерешительно поднял руку.
А я достала телефон и нажала кнопку вызова.
— Что ты делаешь? — испугался муж.
— Вызываю полицию.
— Лена! — Роман схватил меня за руку. — Положи трубку!
— Не положу.
— ПОЛОЖИ! — заорала свекровь. — Рома, отбери у неё телефон!
— Алло, полиция? — сказала я в трубку. — Мне нужна помощь. Мой адрес…
— ОТБЕРИ У НЕЁ ТЕЛЕФОН! — истерично кричала Алла Викторовна.
Роман попытался вырвать у меня телефон, но я увернулась:
— …домашнее насилие. Муж меня ударил при свекрови…
— Лена, прекрати! — взмолился Роман. — Отбой!
— …да, есть телесные повреждения. И свидетель…
— КАКОЙ СВИДЕТЕЛЬ?! — заорала свекровь.
— Вы. Вы видели, как муж меня ударил. И хвалили его за это.
Алла Викторовна растерялась:
— Я… я ничего не видела…
— Видели. И я всё записала.
— ЧТО записала?!
Я достала диктофон:
— Нашу беседу. Вот тут вы говорите: «Молодец, сын!» А вот тут: «Правильно! Пусть знает своё место!»
— Это… это подстава! — заикалась свекровь.
— Это доказательства.
Роман побелел:
— Лена, ну что ты делаешь? Я же муж!
— А я жена. А не боксёрская груша.
— Но это же семейные разборки!
— Побои — это преступление. Не важно, кто их наносит.
Через полчаса приехал наряд полиции.
Два молодых лейтенанта осмотрели мою щёку, сфотографировали повреждения, опросили всех участников.
Роман лепетал:
— Это недоразумение… я не хотел… случайно получилось…
— А свидетель утверждает, что вы ударили жену намеренно, — сказал старший лейтенант.
— Какой свидетель? — попытался возразить Роман.
— Ваша мать.
Алла Викторовна попробовала отвертеться:
— Я ничего не видела… может, споткнулась она…
— А как же фразы: «Молодец, сын» и «Правильно! Пусть знает своё место»? — спросил лейтенант, включая диктофон.
Из динамика раздался голос Аллы Викторовны:
«Молодец, сын! Правильно! Пусть знает своё место! Я всегда говорила — бабы должны руки чувствовать!»
Свекровь осела на стул:
— Это… это не то… я не так сказала…
— А вот здесь, — продолжил лейтенант, перематывая запись, — вы говорите сыну: «И в следующий раз, если что — действуй так же!»
«И в следующий раз, если что — действуй так же! Понял?»
— Я… я пошутила… — пролепетала Алла Викторовна.
— Побои — не повод для шуток, — сухо заметил второй полицейский. — Особенно когда есть подстрекательство к повторному насилию.
Роман метался по кухне:
— Лена, ну скажи им, что это недоразумение! Скажи, что не хочешь заявления писать!
— Хочу, — твёрдо ответила я.
— КАК ХОЧЕШЬ?! — взвыла свекровь. — Ты что, семью разрушить решила?!
— Семью разрушил тот, кто поднял руку на жену.
Старший лейтенант кивнул:
— Роман Игоревич, вы задерживаются по статье 116 УК РФ. Побои.
— Как задерживаюсь?! — ошалело спросил Роман.
— А вот так. Руки за спину.
— Лена! — взмолился муж, когда на него надевали наручники. — Ну что ты делаешь?! Я же не хотел!
— Должен был подумать раньше.
— Мама, скажи ей что-нибудь!
Алла Викторовна растерянно молчала.
— А вам, — обратился лейтенант к свекрови, — тоже придётся дать объяснения. Как соучастнице.
— Какой соучастнице?! — взвилась та.
— Подстрекательство к побоям. Статья 33.
— Я ничего не подстрекала!
— У нас есть аудиозапись, где вы прямо призываете сына ударить жену ещё раз.
Свекровь побледнела окончательно.
Романа увели.
Алла Викторовна осталась одна со мной на кухне.
Она долго молчала, а потом тихо спросила:
— Лена, ты понимаешь, что натворила?
— Понимаю. Защитила себя от домашнего тирана.
— Он не тиран! Он мой сын!
— Который поднял руку на жену по вашей наводке.
— Я не думала, что так получится…
— А как вы думали? Что я буду терпеть побои и благодарить за воспитание?
Алла Викторовна снова замолчала.
— Алла Викторовна, — сказала я, — хотите знать, почему я записывала разговор?
— Почему?
— Потому что это не первый случай. Просто раньше свидетелей не было.
— Что значит не первый?!
— Роман уже несколько раз меня толкал, давил на плечи, хватал за руки. А вы всегда говорили: «Правильно делает». Помните?
Свекровь растерянно кивнула.
— Я понимала, что рано или поздно он решится на открытый удар. Вот я и подготовилась.
— Но он же муж…
— Муж не имеет права бить жену. Никто не имеет такого права.
— А развод? — тихо спросила Алла Викторовна.
— Подам завтра.
— Лена, ну может, не надо? Роман исправится…
— Не исправится. Знаете почему?
— Почему?
— Потому что вы его всю жизнь учили, что женщина должна терпеть. А мужчина имеет право её «воспитывать».
— Я так воспитана была…
— И как, нравилось, когда муж вас бил?
Алла Викторовна вздрогнула:
— Откуда ты знаешь?
— По вашим словам понятно. «Твой отец меня всю жизнь в рамках держал». Это же о побоях, да?
Свекровь отвернулась:
— Зато порядок в семье был…
— Какой порядок? Страх?
— Уважение к мужу.
— Это не уважение. Это страх. И я не хочу так жить.
Алла Викторовна заплакала:
— А что теперь будет с Романом?
— Штраф. Или исправительные работы. За первый раз серьёзно не накажут.
— А с семьёй что будет?
— Семьи больше нет. Вы её разрушили в тот момент, когда сказали: «Молодец, сын».
— Лена, прости…
— Поздно просить прощения. Надо было думать раньше.
Я взяла сумку и направилась к выходу.
— Лена! — окликнула меня свекровь. — А куда ты?
— К подруге. Здесь я больше жить не буду.
— А вещи?
— Завтра приеду с понятыми. Заберу самое необходимое.
— Лена, ну останься… поговорим…
— О чём говорить? О том, как хорошо получать по морде от любимого мужа?
— Я не то имела в виду…
— А что имели в виду?
Алла Викторовна замялась:
— Ну… что семья должна быть крепкой…
— Крепкая семья строится на любви и уважении. А не на побоях.
— Но мы же тебя любим…
— Если бы любили, то защищали бы. А не учили мужа драться.
Я вышла из квартиры и закрыла за собой дверь.
Больше я туда не вернулась.
Через месяц суд вынес приговор: Роману назначили штраф 30 тысяч рублей и обязательные работы.
Алле Викторовне — предупреждение за подстрекательство.
А я подала на развод.
Роман звонил, просил вернуться, обещал исправиться.
Но я помнила мудрые слова своей бабушки: «Лена, если мужчина ударил женщину один раз, он ударит и второй. И третий. И каждый следующий раз будет сильнее».
Сейчас прошло полгода.
Я живу в съёмной квартире, работаю юристом в женском кризисном центре.
Помогаю таким же, как я была — запуганным, забитым женщинам вырваться из порочного круга домашнего насилия.
И знаете, что я им говорю?
— Вас никто не имеет права бить. НИКТО. Ни муж, ни сын, ни отец. Никто.
— Но он же обещает исправиться…
— Обещать легко. А вот держать слово — трудно.
— А если он правда изменится?
— Если изменится — докажет это не словами, а делами. И не дома, а в кабинете психолога.
— А вдруг я больше никого не встречу?
— Лучше быть одной, чем с тем, кто тебя унижает.
— Но люди подумают…
— Люди всегда что-то думают. А жить-то вам.
— А если он мстить станет?
— Для этого есть закон. И полиция.
Многие женщины боятся сделать первый шаг.
— А вдруг хуже будет? — спрашивают они.
— Хуже, чем получать побои каждый день? — отвечаю я. — Что может быть хуже?
— Одиночество…
— Одиночество лечится. А сломанные кости и битая психика — нет.
За полгода через центр прошло больше сотни женщин.
Кого-то мужья избивали годами. Кого-то только начали «воспитывать».
Некоторые возвращались к мужьям. Потом приходили снова — с новыми синяками.
Других мы устраивали в безопасные места, помогали с документами, работой, жильём.
И каждый раз, видя их благодарные глаза, я понимаю: правильно поступила.
Месяц назад позвонила Алла Викторовна.
— Лена, можно с тобой поговорить?
— О чём?
— О Романе. Он… он пьёт.
— Сочувствую.
— Лена, может, ты вернёшься? Он обещает, что больше не тронет…
— Алла Викторовна, а помните фразу: «И в следующий раз, если что — действуй так же»?
— Помню…
— Вот видите. А я помню тоже.
— Но люди меняются!
— Меняются те, кто хочет меняться. А не те, кто обещает.
— Лена, он же сына твоего…
— У меня нет сына от Романа.
— Но мог бы быть! Если бы ты вернулась!
— Алла Викторовна, я не хочу, чтобы мой будущий сын рос в семье, где отец бьёт мать, а бабушка говорит: «Молодец».
Свекровь заплакала в трубку:
— Лена, прости меня… я не подумала тогда…
— Алла Викторовна, я вас прощаю. Но это не значит, что я забываю.
— А как же семья?
— Семья — это место, где тебя любят и защищают. А не то, где тебя бьют и унижают.
Положила трубку.
Вчера встретила на улице Романа.
Выглядел неважно — небритый, помятый, пахло перегаром.
— Лена! — обрадовался он. — Какая встреча!
— Привет, Роман.
— Как дела? Как жизнь?
— Нормально.
— А я вот… трудно мне без тебя… — И посмотрел жалобно.
— Понятно.
— Лена, а может, кофе где-нибудь выпьем? Поговорим?
— О чём говорить?
— Ну… о нас… о семье…
— Роман, семьи у нас больше нет.
— Но она может быть! Если ты захочешь!
— Не захочу.
— Почему? — искренне удивился он.
— Потому что ты меня ударил.
— Так это же давно было! Я исправился!
— Исправился? А почему тогда пьёшь?
— Не пью я… так, иногда…
— Понятно. Идти мне пора.
— Лена, постой! — схватил он меня за руку.
Я резко освободилась:
— Руки убери.
— Лена, ну что ты как чужая?
— Я и есть чужая. Для тебя.
— Не чужая! Ты моя жена!
— Бывшая жена.
— По документам бывшая, а по сути…
— По сути тоже. Романчик, ты же меня ударил. При своей матери. А она сказала: «Молодец». Забыл?
Роман потупился:
— Не забыл… Но я же извинился…
— После того, как полиция приехала.
— Ну да… но всё же извинился…
— А если бы полиция не приехала?
— Не знаю… наверное, тоже извинился бы…
— Наверное — не считается.
— Лена, но люди же ошибаются! Имеют право на вторую попытку!
— Имеют. Но не со мной.
— Почему?
— Потому что я себя уважаю.
Роман растерялся:
— А что, я тебя не уважал?
— Ты меня УДАРИЛ, Роман. При своей матери. И не остановился, когда она тебя хвалила.
— Но я же не хотел…
— А вот вторую попытку хотел. Помнишь? Когда мама сказала: «Ударь её ещё раз!»
— Помню… — тихо сказал он.
— И что ты сделал?
— Замахнулся…
— Вот именно. А останавливала тебя я. Сама.
Роман виновато молчал.
— Романчик, — сказала я, — найди себе женщину, которая готова терпеть побои. Которая будет говорить: «Да, дорогой, конечно, дорогой, я неправа, дорогой». А я не такая.
— А какая ты?
— Я такая, которая помнит, что достойна уважения.
И пошла дальше.
А он остался стоять посреди улицы с растерянным видом.
Знаете, о чём я думаю?
Не жалею. Ни на секунду не жалею.
Да, живу одна. Да, иногда бывает одиноко.
Но зато просыпаюсь без страха. Засыпаю спокойно. Никого не боюсь.
Никто не смеет поднять на меня руку. Никто не называет меня «неуклюжей коровой». Никто не заставляет просить прощения за разбитую чашку.
А ещё я помогаю другим женщинам понять простую истину:
Тебя никто не имеет права бить. Никогда. Ни за что.
И если это случилось — не жди, что «само пройдёт».
Не пройдёт.
Защищай себя сама. Потому что кроме тебя этого никто не сделает.
А «молодцы», которые бьют жён при одобрении мамочек, пусть сидят в наручниках и думают о своём поведении.
Может быть, хоть тогда поймут, что женщина — это не боксёрская груша.
А человек.
Который достоин уважения и любви.
А не кулаков.
