В банке всегда душно. Даже зимой. Воздух там такой — пересушенный, пахнущий бумагой и чужими духами. Виктория сидела за низким столиком, сжимая ручку так, что пальцы побелели. Подписывала последнюю бумагу. Ипотека закрыта. Всё. Можно дышать.
Сердце билось в висках — то ли от кофе натощак, то ли от мыслей: «Пять лет. Пять лет я жила, как на пороховой бочке. Считала каждую зарплату, откладывала каждую премию, не покупала лишних сапог. И вот. Всё. Я справилась».
Менеджер банка, симпатичная девчонка лет двадцати пяти, протянула ей руку.
— Поздравляю, Виктория Сергеевна. Вы свободны.
Слово «свободны» звучало так, будто она только что из тюрьмы вышла. Вика даже хмыкнула. Ну да, ипотека — тоже вид отсидки.
Она вышла на улицу, вдохнула морозный воздух и сразу почувствовала себя легче. В голове замелькали картинки: романтический ужин в собственной квартире, бутылка вина, Андрей улыбается… И главное — никакого больше долга банку. Своя крыша над головой.
Дома её ждал сюрприз. Правда, не из тех, о которых мечтаешь.
Лена сидела на диване в спортивных штанах, красила ногти ярко-красным лаком. На журнальном столике валялись пустые пачки от чипсов, кружка с засохшим кофе и два её кроссовка, почему-то в разных углах комнаты.
— Привет, — лениво протянула она, даже не повернув головы. — У тебя хлеба нет?
Виктория сжала губы. Хлеб был, она утром купила. Но спрашивать, где он, смысла не было — наверняка уже съеден.
— Лена, ты ещё долго планируешь у нас жить? — осторожно начала она, снимая пальто.
Та вздохнула, дунула на ногти и наконец повернулась.
— Ну ты же знаешь, у меня сейчас сложный период. Денег нет, квартиру снимать дорого, а у друзей толкаться… неудобно. Ты же понимаешь.
Понимаю? Виктория внутренне скривилась. У этой девочки всегда «сложный период». Только почему-то на новые джинсы и салоны деньги находятся.
Андрей вошёл из кухни с кружкой чая. Взъерошенный, в домашней футболке. Улыбнулся Вике так тепло, что у неё аж сердце дрогнуло. И тут же сказал:
— Вик, надо будет кое-что обсудить.
Она насторожилась. Его «кое-что обсудить» никогда ничем хорошим не заканчивалось.
За ужином напряжение висело, как туман. Вика жарила куриные грудки, Лена громко смотрела сериалы на телефоне, роняя смех, словно у них здесь кафе. Андрей крутил вилку в руках.
— Вик, — начал он, откашлявшись. — Лена… в общем, она хочет взять ипотеку. Но банк ей не одобряет. Молодая, работа нестабильная. Ты сама понимаешь.
— И? — Вика подняла глаза.
— И я подумал… Может, ты оформишь? На себя. Всё равно у тебя хорошая кредитная история, зарплата белая.
Она чуть не уронила сковородку.
— Что?
Лена театрально вздохнула, приложила руку к груди.
— Викочка, я же не прошу тебя платить за меня! Просто оформить. А я всё сама буду. Честное слово.
Честное слово… Это звучало особенно абсурдно из её уст.
— Андрей, — Вика старалась говорить спокойно, но голос дрогнул. — Я только сегодня закрыла ипотеку. Только сегодня! Ты хоть понимаешь, что это значит для меня?
— Да чего ты так вспыхиваешь, — нахмурился он. — Это же для семьи. Для моей сестры. Она же родная кровь. А ты у меня такая молодец, умная, всё сможешь.
Она почувствовала, как в груди закипает злость.
— Так. Стоп. Я пять лет жила на гречке, чтобы выплатить эту квартиру. Пять лет! И теперь ты предлагаешь снова залезть в долговую яму — ради того, чтобы твоя сестра могла красиво жить?
Лена обидчиво вскинула подбородок.
— Какая я красиво? Я еле свожу концы с концами!
В этот момент телефон Лены пискнул. На экране мелькнуло сообщение: «Бронь Турция подтверждена».
Вика посмотрела на неё так, что та торопливо прикрыла экран ладонью.
— Ты серьёзно? — тихо спросила Вика. — У тебя денег нет, да? Прямо ни копейки?
— Это… это подружка бронировала! — запинаясь, пробормотала Лена.
Андрей отвёл глаза. Он явно знал, но делал вид, что нет.
И тут Вика поняла: они оба против неё. Он — потому что «семья», она — потому что удобно.
— Вик, — снова начал Андрей, уже раздражённо. — Ты какая-то чёрствая стала. Совсем не думаешь о близких.
Слово ударило, как пощёчина. Чёрствая. Значит, пять лет пахоты — это чёрствость?
— Чёрствая? — её голос сорвался. — Я для кого вообще старалась? Для нас! Для того, чтобы у нас был свой дом! А теперь мне говорят — будь добра, оформи ещё одну ипотеку, чтобы твоя золовка жила, как барыня?
Лена фыркнула.
— Слушай, если тебе жалко — так и скажи. Не нужно тут пафоса.
И тут Виктория не выдержала. Грохнула вилку об стол.
— Извините, но это мой дом. Моя квартира. И мои решения.
Тишина. Слышно было, как у Лены ноготь цепляет экран телефона.
Андрей посмотрел на жену, и в его взгляде впервые промелькнула неприязнь.
— Знаешь что, Вик? Может, ты действительно перегибаешь.
Она встала, сжала кулаки.
— Нет, Андрей. Это вы перегнули.
В тот вечер никто больше не разговаривал. Телевизор работал фоном, Лена вяло листала ленту, Андрей ушёл в спальню. А Виктория сидела на кухне в темноте и слушала, как в её квартире чужие люди делают вид, что всё нормально.
Виктория проснулась рано, хотя была суббота. Сон прервался от ощущения — в квартире кто-то чужой хозяйничает. Вышла на кухню и застала Лену: та стояла в её халате, вытаскивала из холодильника колбасу и жевала прямо на месте, оставляя дверцу открытой.
— Ты извиняй, — протянула Лена, даже не смутившись. — Просто есть охота.
— На завтрак, кстати, можно сесть за стол, — холодно сказала Виктория, наливая себе кофе.
Лена пожала плечами и ушла в зал, развалилась на диване, уткнулась в ноутбук. Там громко орал сериал.
Вот она, моя квартира. Моё гнездо. Только я здесь будто квартирантка.
Андрей вернулся с улицы к обеду. С пакетами. В пакетах — еда, да, но для «их» ужина, который они решили приготовить для Лены.
— Вик, ну чего ты, не сердись, — он подлез с улыбкой, пока раскладывал продукты. — Давай вечером устроим что-то вроде семейного ужина. Посидим. Поболтаем.
— Семья, значит, — усмехнулась Вика. — Только я в этой «семье» лишняя, да?
Андрей нахмурился.
— Ты перегибаешь. Она моя сестра. У неё трудности.
— Трудности? — Виктория с силой поставила чашку. — Она Турцию бронирует, Андрюша. Тур-цию.
Он дернулся, будто его поймали на лжи. Но быстро оправился.
— Это всё сплетни!
— Это скриншот у неё на телефоне. Ты сам видел.
— Да что ты за женщина! — сорвался он. — Всё копаешься, ищешь подвохи.
Вика чувствовала, как руки начинают дрожать.
— Я просто хочу жить спокойно. В своей квартире. Без твоей сестры, которая вросла в наш диван.
Вошла Лена, как назло, с телефоном в руках.
— Ну, началось. Давайте ещё меня выставите виноватой во всех бедах.
— А кто виноват, Лена? — Вика встала. — Ты месяц сидишь у нас на шее, не копейки в дом не приносишь.
Лена фыркнула:
— Я, между прочим, ищу работу.
— В «Инстаграме»? — саркастично спросила Вика.
Лена покраснела. Андрей хлопнул ладонью по столу:
— Всё, хватит! Вик, ты сама становишься невыносимой. Постоянно придираешься!
— Я придираюсь? — голос у неё дрогнул. — Я тебя не узнаю, Андрей. Ты был совсем другим.
Он отвернулся.
— Люди меняются.
Вечером всё рвануло. Виктория поставила на плиту суп, кинула мясо, но аппетита не было. Лена громко смеялась в телефоне, разговаривая с подругой о «горящих турах».
— Лена, — наконец сказала Виктория, сдерживая себя. — Собери вещи. Завтра тебе нужно съехать.
Та уставилась на неё, как на сумасшедшую.
— Чего? Съехать? Куда это?
— Куда угодно. Но не здесь.
Андрей вбежал, лицо налилось кровью.
— Ты охренела? Это моя сестра!
— Это моя квартира, — отрезала Виктория.
Лена театрально всхлипнула:
— Я же думала, ты как сестра мне… А ты вот так, да? Выгоняешь?
Вика подошла к шкафу, вытащила её спортивную сумку и бросила на диван.
— Сама соберёшь или помочь?
Лена вскочила.
— Да пошла ты! — выкрикнула она, замахнулась, будто хотела ударить.
Вика поймала её за запястье и резко оттолкнула. Сумка упала на пол, из неё высыпались косметичка и пачка евро.
Тишина. Все уставились на пачку.
— Так вот у тебя какие «трудности», — сказала Виктория. — Евро на отпуск есть, а за квартиру платить нечем.
Андрей попытался загладить:
— Вик, ну это… мало ли…
— Замолчи, — резко оборвала она.
Лена, собирая деньги, зашипела:
— Ты пожалеешь.
— Это вы пожалеете, если через пять минут я не увижу packed чемодан.
Ночь была адская. Ссора дошла до криков, пощёчин и хлопанья дверями. Андрей защищал сестру до последнего. Лена плакала «в три ручья», звонила кому-то жаловаться. Виктория, впервые за долгое время, чувствовала себя не жертвой, а человеком, который ставит точку.
Ближе к утру Андрей собрался сам. Свалил с Леной, хлопнув дверью.
В квартире стало тихо.
Судьбоносный разговор случился вечером, когда Виктория уже поставила чайник и радовалась тишине. Вдруг звонок. Долгий, настойчивый.
На пороге — Андрей. Щёки красные, глаза бегают. За спиной — Лена, прижав к груди папку с бумагами.
— Мы поговорим, — сказал он, не здороваясь.
Они прошли в кухню. Лена сразу плюхнулась на табуретку, как у себя дома, поставила сумку на стол.
— Виктория, — начал Андрей деловым тоном, — мы с юристом консультировались. Квартира нажита в браке. Мне положена доля.
— Какая доля? — Виктория даже усмехнулась. — Я её купила до брака. Ипотеку выплачивала своими деньгами. У тебя, кроме вечного нытья, никакого вклада не было.
Лена вскинула брови.
— Всё равно через суд отвоюем!
Виктория встала, вытащила из шкафа папку и бросила на стол.
— Документы. Справки из банка, платежи, договор. Всё на моё имя. Квартира моя.
Андрей замер. Лена побледнела, но быстро взвизгнула:
— Значит, ты выгнать нас хочешь?
— Я не хочу. Я делаю, — твёрдо сказала Виктория. — С вещами — на выход.
Андрей сжал кулаки, будто собирался спорить, но впервые в её взгляде увидел сталь. Ту самую, которой он всегда боялся.
Через полчаса дверь захлопнулась. В квартире снова было тихо.
Виктория наложила себе чай, села в кресло и впервые почувствовала: дом — это не стены и не мебель. Дом — это место, где никто не имеет права на твой труд и твою жизнь без спроса.
И да, теперь этот дом действительно принадлежал только ей.
