— Игорь, ну что ты молчишь, как воды в рот набрал? Мать с отцом к тебе обращаются, а ты на жену свою смотришь! — голос Тамары Петровны, обычно медовый и вкрадчивый, сейчас звенел натянутой струной, готовой вот-вот лопнуть.
Кухня в их крошечной съёмной «однушке» казалась ещё меньше от присутствия свёкра и свекрови. Воздух был густым и тяжёлым, пах валерьянкой — Тамара Петровна демонстративно капнула себе в стакан перед началом «серьёзного разговора» — и подгоревшим луком. Лена, хозяйка дома, отвлеклась и не уследила за зажаркой для супа. Теперь аппетита не было ни у кого.
Игорь, её муж, сидел, ссутулившись, и массивными, привыкшими к баранке автобуса руками мял уголок скатерти. Он вернулся с рейса час назад — вымотанный, с красными от недосыпа глазами и серым лицом. Он мечтал только о душе и тишине, а получил семейный совет в полном составе.
— Мам, я же только приехал, — глухо проговорил он, не поднимая головы. — Дай хоть выдохнуть.
— Выдыхать потом будешь, на пенсии! — отрезала Тамара Петровна. Её полная фигура, затянутая в нарядное домашнее платье, источала праведный гнев. — У нас с отцом дело срочное, дело жизни и смерти! Дача горит!
Лена внутренне усмехнулась. «Горящая дача» была их вечным семейным проектом. Старый, покосившийся домик, который достался в наследство, свёкры решили превратить в «родовое гнездо». Каждый год на это «гнездо» требовались немалые вливания: то крышу перекрыть, то забор поставить, то скважину пробурить. И каждый раз деньги на это, по умолчанию, должен был давать единственный сын.
Олег Петрович, свёкор, сидел рядом с женой и молчаливо изучал узор на линолеуме. Он был человеком тихим, неконфликтным, и всегда плыл в кильватере своей энергичной супруги. Сейчас ему было явно не по себе. Он лишь изредка бросал на сына виноватый взгляд и тяжело вздыхал.
— Что на этот раз случилось с дачей? — спокойно спросила Лена, убирая со стола тарелки. Она была учителем математики в младших классах и привыкла к порядку во всём: в мыслях, в вещах, в финансах. Эта привычка к точности и логике сейчас была её единственной защитой от нарастающего абсурда.
Тамара Петровна метнула в неё острый, как игла, взгляд.
— А тебя, Леночка, это как касается? Разговор у нас с сыном. Он — глава семьи, ему и решать.
— Я его жена, Тамара Петровна, — так же ровно ответила Лена, глядя свекрови прямо в глаза. — У нас общий бюджет. И если речь идёт о деньгах, то это касается меня напрямую.
Это была их вечная война. Тамара Петровна с самого начала не одобряла выбор сына. «Учителка! Что она там зарабатывает, копейки! Ни рожи, ни кожи, ни приданого. Голозадая пришла на всё готовенькое!» — шипела она за спиной, но так, чтобы Лена обязательно услышала. Она никак не могла смириться с тем, что её Игорь, её кровиночка, теперь делит свою зарплату не только с ней, но и с какой-то «посторонней девкой».
Игорь наконец поднял голову. Во взгляде его метались усталость, раздражение и сыновний долг.
— Мам, говори, что случилось. Только короче, у меня голова раскалывается.
— Крыша! — трагически выдохнула Тамара Петровна. — Протекла! Весь потолок в разводах, грибок пошёл. Мастер сказал, если до дождей не перекрыть, всё сгниёт к чёртовой матери! А это не три копейки, Игорёк. Это серьёзные деньги. Триста тысяч, как с куста!
Лена замерла с тарелкой в руках. Триста тысяч. Это была именно та сумма, которую они с Игорем откладывали почти три года. Каждый месяц, ужимаясь во всём, отказывая себе в отпуске, в новой одежде, в походах в кино. Они собирали на первоначальный взнос по ипотеке. На свою собственную, пусть и маленькую, но квартиру. Подальше от съёмных углов и визитов родственников без предупреждения. Эти деньги лежали на банковском счёте, и Лена каждый вечер, как молитву, проверяла баланс в приложении, радуясь каждой новой тысяче. Это была их мечта. Их будущее.
— Триста тысяч… — эхом повторил Игорь. Он прекрасно знал, о какой сумме идёт речь. — Мам, да где мы такие деньги возьмём?
И тут Тамара Петровна нанесла свой главный удар. Она пододвинулась ближе, её голос из звенящего превратился в заговорщицки-ласковый.
— Игорёчек, сынок… Я же не чужая, всё знаю. Знаю, что вы копите. На квартиру свою… — она сделала паузу, давая словам впитаться. — Но вы же молодые! Вы ещё сто раз заработаете! А мы с отцом — пенсионеры. Нам откуда взять? В гроб с этой дачей ложиться? Она же для вас строится, для внуков будущих! Чтобы вы приезжали, шашлычки жарили, воздухом свежим дышали!
Это была коронная манипуляция. «Всё для вас, всё для детей». Лена слышала это сотни раз. Только почему-то за это «всё» всегда должны были платить они.
Игорь колебался. Лена видела это по тому, как он снова опустил взгляд, как заходили желваки на его щеках. Он был хорошим сыном. Слишком хорошим. С детства ему внушали, что родители — это святое, что он им обязан по гроб жизни. И эта программа, заложенная в подсознание, работала безотказно.
— Мам, ну я не знаю… — промямлил он. — Это все наши деньги. Совсем все. Мы тогда опять с нуля начнём…
— Ну и что! — всплеснула руками свекровь, снова переходя в наступление. — Руки-ноги есть, здоровые лбы! Заработаете! А отцу, может, жить год остался, а он на гнилую крышу смотреть должен? Олег, ну скажи ты хоть слово! — она толкнула мужа в бок.
Олег Петрович вздрогнул, поднял на сына свои выцветшие, грустные глаза и тихо, почти шёпотом, произнёс:
— Тамара права, сынок. Помочь надо бы…
Лена поняла, что проигрывает. Ещё пара минут, и Игорь сломается. Он отдаст их мечту, их три года экономии, их будущее. Он отдаст, а потом будет приходить с работы ещё более злым и уставшим, срываться на ней из-за безденежья, и они снова погрязнут в этом болоте безнадёги. А Тамара Петровна перекроет крышу и через полгода придумает новую «смертельно важную» причину вытянуть из них деньги.
Она поставила тарелку на стол. Звук получился резким, и все трое обернулись на неё. На её лице не было ни гнева, ни обиды. Только спокойная, холодная ясность. Она посмотрела не на мужа, а прямо на свекровь.
— Тамара Петровна, — произнесла она тихо, но отчётливо, так, что каждое слово повисло в напряжённой тишине. — Я вам задам всего один вопрос.
Свекровь вскинула брови, мол, ну давай, попробуй.
— Представьте, — так же тихо продолжала Лена, — что мы отдадим вам все наши деньги. Все до копейки. А завтра Игоря, не дай Бог, сократят. Или он заболеет. Или со мной что-то случится. И мы останемся на улице, без денег на съёмную квартиру и даже на еду. Просто представьте на секунду. Вы примете нас жить к себе? В вашу трёхкомнатную квартиру?
На кухне воцарилась оглушительная тишина. Было слышно, как гудит старый холодильник и как за окном проехала машина.
Вопрос был простой. И ответ на него должен был быть таким же простым. «Да, конечно, вы же наши дети». Но Тамара Петровна молчала. Её лицо, только что пышущее праведным гневом, вдруг как-то обмякло, взгляд забегал по сторонам, на мужа, на сына, на цветастый узор скатерти — куда угодно, только не на Лену.
— Ну… зачем же такие крайности… — наконец выдавила она из себя, и голос её был уже не требовательным, а каким-то жалким, оправдывающимся. — Что за глупости ты говоришь… Кто же вас сократит…
Но это было всё. Ответ был получен.
Лена молча смотрела на неё. И в этот момент она поняла — разговор окончен. Она выиграла. Не криком, не скандалом, а одним-единственным тихим вопросом, который сорвал все маски.
И самое главное, это понял Игорь. Он медленно поднял голову и посмотрел на свою мать. В его взгляде больше не было колебаний. Там было что-то новое — холодное прозрение. Он как будто впервые увидел её не как святую, страдающую маму, а как обычную женщину со своими эгоистичными желаниями. Женщину, которая говорила «всё для вас», но впустить «вас» в свой дом в случае беды была не готова.
— Мам, — сказал он твёрдо, и в его голосе появилась сталь, которой Лена не слышала уже давно. — Мы вам деньги не дадим.
Тамара Петровна ахнула, схватилась за сердце.
— Сынок! Да ты…, да она тебя!..
— Она тут ни при чём, — перебил её Игорь, вставая из-за стола. — Это моё решение. У нас своя семья и свои планы. А вы с отцом… Продайте гараж. Или возьмите кредит. Вы оба ещё работающие пенсионеры. Справитесь.
Он повернулся к Лене, взял её за руку и посмотрел в глаза. В его взгляде была благодарность. И извинение. И обещание, что такого больше не повторится.
Тамара Петровна ещё что-то кричала им в спину про неблагодарных детей, про то, что она на них жизнь положила, но её никто не слушал. Олег Петрович тихонько тянул её за рукав к выходу.
Когда за ними захлопнулась дверь, Игорь крепко обнял Лену и уткнулся лицом в её волосы.
— Прости меня, — прошептал он. — Я чуть всё не испортил.
— Всё хорошо, — так же шёпотом ответила Лена, гладя его по спине. — Теперь всё будет хорошо.
Они стояли посреди своей маленькой кухни, которая больше не казалась тесной. Буря миновала. И они оба знали, что сегодня не просто отстояли свои деньги. Они отстояли свою семью.
Следующие несколько недель прошли в оглушительной тишине. Тамара Петровна не звонила. Это было настолько необычно, что поначалу даже тревожило. Раньше её звонки раздавались минимум трижды в день: утром — узнать, позавтракал ли Игорёчек, днём — напомнить, чтобы он надел тёплые носки, и вечером — потребовать подробный отчёт о прошедшем дне. Теперь телефон молчал.
Игорь поначалу дёргался, брался за аппарат, но, видя, что звонок не от матери, разочарованно клал трубку.
— Может, позвонить? — с надеждой спрашивал он у Лены. — Вдруг с ними что-то случилось?
— С ними всё в порядке, — спокойно отвечала Лена, проверяя тетради. — Это называется манипуляция молчанием. Она ждёт, что ты первый придёшь с повинной.
— Да какой повинной! — злился Игорь. — Я просто хочу знать, как у них дела.
— Если бы они хотели, чтобы ты знал, они бы позвонили. Игорь, пойми, она не может простить нам не отказ, а то, что её власть над тобой пошатнулась. Дай ей время остыть. И себе дай время привыкнуть.
Постепенно Игорь начал расслабляться. Без ежедневного контроля он стал спокойнее, меньше раздражался по пустякам. Вечерами они с Леной гуляли в парке, строили планы, как обустроят свою будущую квартиру, спорили о цвете обоев в спальне и смеялись. В их дом вернулся мир.
Лена же, наоборот, была настороже. Она слишком хорошо изучила свою свекровь и знала, что такое затишье — лишь прелюдия к новой, более изощрённой атаке.
Поддержка пришла, откуда не ждали. В учительской, во время обеденного перерыва, Лена поделилась своей историей с Анной Сергеевной, пожилой учительницей русского языка и литературы. Анна Сергеевна была женщиной-кремень: острая на язык, с пронзительным взглядом умных глаз и потрясающим чувством юмора. В школе её побаивались и безмерно уважали.
Выслушав Лену, она хмыкнула и отхлебнула чай из своей любимой чашки с надписью «Царица».
— Деточка, — сказала она, поправляя очки. — Твоя свекровь — классический энергетический вампир с элементами финансового рэкетира. Поздравляю, ты выдернула из её челюстей самый лакомый кусок — чувство вины своего мужа. Теперь она будет искать новый способ вцепиться.
— И что мне делать? — с надеждой спросила Лена.
— Держать оборону, милая, держать оборону. И помни золотое правило: с манипуляторами нельзя играть в их игры. Только факты, логика и спокойствие. Они этого боятся больше огня. И ещё, — она подмигнула, — никогда не недооценивай силу хорошо сформулированного вопроса. Ты молодец, что додумалась.
А потом, понизив голос до заговорщицкого шёпота, Анна Сергеевна добавила:
— У меня была соседка, баба Клава, царствие ей небесное. Тоже любительница за чужой счёт пожить. Вечно у всех то соли просила, то сахару, то до пенсии перехватить. А пенсия у неё, между прочим, была больше моей зарплаты. И вот однажды она приходит ко мне и говорит: «Анечка, дай сто рублей, а то у меня кошка не кормлена, последние деньги на корвалол потратила». А я смотрю, у неё на пальце перстенёк новый, золотой, с камушком. Я ей и говорю: «Клавдия Ивановна, а вы перстенёк кошке в миску положите. Он калорийный, ей на неделю хватит». Ты бы видела её лицо! Как будто я ей предложила этим перстеньком закусить. Больше она ко мне с такими просьбами не подходила. Так что, Леночка, иногда нужно просто предложить им альтернативу, от которой у них дар речи пропадает.
Лена рассмеялась. Рассказ Анны Сергеевны и её уверенность придали ей сил. Она была не одна.
Тем временем Тамара Петровна, не дождавшись покаяния от сына, сменила тактику. Она начала действовать через «тяжёлую артиллерию» — родственников. Звонила троюродным тёткам, двоюродным сёстрам, жаловалась на чёрствое сердце невестки, которая «околдовала сыночка» и «стакан воды в старости не подаст». Родственники, не особо вникая в суть дела, начинали обрывать телефон Игоря.
— Игорёк, ты что ж это, мать обижаешь? — голосила в трубку тётя Зина из Саратова. — Она же у тебя одна!
— Игорь, это не по-мужски, — басил дядя Валера из Воронежа. — Родителям помогать надо!
Игорь сначала пытался что-то объяснять, оправдываться, но потом, по совету Лены, просто стал отвечать одно и то же:
— Тёть Зин, дядь Валер, это наше семейное дело. Давайте не будем его обсуждать.
Родственники, наткнувшись на вежливый, но твёрдый отпор, постепенно отстали. План «А» провалился. Тамара Петровна перешла к плану «Б».
План «Б» был коварным и жестоким. Однажды вечером, когда Игорь был на смене, в дверь Лены позвонили. На пороге стояла Тамара Петровна. Вид у неё был убитый: заплаканные глаза, дрожащие губы, в руках скомканный платок.
— Леночка, пусти, — прошептала она. — Разговор есть.
Сердце Лены ёкнуло. Она поняла — это оно. Началось. Но виду не подала.
— Проходите, Тамара Петровна.
В кухне свекровь рухнула на стул и зарыдала. Не так, как в прошлый раз — театрально и с надрывом, а по-настоящему, горько, с всхлипами.
— Всё, Леночка… Всё пропало… Обманули нас, старых дураков…
И она поведала душераздирающую историю. Оказывается, после их отказа, она, втайне от мужа и сына, решила «быстро заработать» на крышу. Какая-то давняя знакомая предложила ей вложить деньги в «супер-выгодный инвестиционный проект». Обещали 100% годовых. Тамара Петровна, всю жизнь проработавшая товароведом и привыкшая считать себя умнее других, решила, что поймала удачу за хвост.
Она не только вложила все их с мужем скромные сбережения, но и, войдя в азарт, взяла в банке кредит на полмиллиона рублей под залог их квартиры.
— Она так убедительно говорила, Леночка! Показывала документы, графики какие-то… Говорила, что через три месяца мы не только крышу покроем, но и машину Игорю новую купим! А сегодня я пришла в их офис… а там пусто. Дверь опечатана. И телефон не отвечает.
Тамара Петровна подняла на Лену полное слёз и отчаяния лицо.
— Мы на улице останемся, Лена! Банк квартиру отберёт! Что же нам делать? Игорёк же нас убьёт, если узнает…
Лена слушала и чувствовала, как внутри всё холодеет. С одной стороны, она понимала, что это и есть тот самый «закон бумеранга», о котором говорила Анна Сергеевна. Жадность и глупость свекрови привели её к закономерному финалу. Но с другой стороны… на улице останутся родители её мужа. И Игорь, несмотря на все обиды, этого не переживёт.
— Почему вы сразу Игорю не позвонили? — спросила Лена, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Боюсь! — взвыла свекровь. — Он же говорил, не лезть никуда! А я… я ведь как лучше хотела! Для всех!
И снова это «для всех». Лена тяжело вздохнула.
— Давайте документы. Кредитный договор, договор с этой… фирмой. Всё, что у вас есть.
Тамара Петровна с готовностью выложила на стол пухлую папку. Лена начала внимательно изучать бумаги. Договор с «инвесторами» был составлен так хитро, что комар носа не подточит: «вложение в высокорисковые активы», «отсутствие гарантий возврата средств». Классическая финансовая пирамида. А вот кредитный договор с банком был настоящим. И пункт о залоге квартиры был прописан чётко и недвусмысленно.
— Так, — сказала Лена, отодвигая от себя бумаги. — Во-первых, вы сейчас же звоните Игорю и всё ему рассказываете. Слово в слово. Во-вторых, завтра утром мы идём писать заявление в полицию о мошенничестве. В-третьих, я позвоню знакомому юристу.
Тамара Петровна смотрела на неё с надеждой, как утопающий на соломинку. Вся её спесь, вся её уверенность в себе испарились. Перед Леной сидела просто напуганная, глупая пожилая женщина, натворившая дел.
Когда вернулся Игорь и узнал обо всём, он сначала потемнел от ярости, потом схватился за голову, а потом просто сел на стул и долго молчал. Лена подошла и обняла его.
— Мы что-нибудь придумаем, — тихо сказала она.
— Как она могла? — прошептал он. — Как? Под залог квартиры… нашей квартиры, где я вырос…
На следующий день начались хождения по мукам. В полиции заявление приняли, но следователь честно предупредил, что шансов найти мошенников и вернуть деньги практически нет. Таких, как Тамара Петровна, у него по три человека в день.
Юрист, Виктор Павлович, друг отца одной из учениц Лены, оказался толковым и деловым мужчиной. Он внимательно изучил документы и вынес вердикт:
— С пирамидой дело гиблое. А вот с банком можно побороться. Кредит они выдали, конечно, законно. Но можно попробовать подать на реструктуризацию долга, ссылаясь на тяжёлое материальное положение и мошеннические действия третьих лиц. Это даст нам отсрочку. Но платить всё равно придётся.
Вечером у них дома снова состоялся семейный совет. Только теперь роли поменялись. Тамара Петровна и Олег Петрович сидели на стульях, как провинившиеся школьники, а Лена и Игорь стояли перед ними, как строгие учителя.
— Значит, так, — начал Игорь, и в его голосе не было и тени прежней мягкости. — Вариантов у нас немного. Мы не можем погасить за вас полмиллиона. У нас этих денег нет. И свою мечту, — он посмотрел на Лену, — мы рушить из-за вашей глупости не будем.
Тамара Петровна всхлипнула. Олег Петрович ещё ниже опустил голову.
— Поэтому, — продолжал Игорь, — будет так. Первое: дачу вы продаёте. Немедленно. По любой цене, которую предложат. Вырученные деньги пойдут на частичное погашение кредита. Второе: вы оба находите подработку. Мама может пойти уборщицей в подъезде, отец — сторожем на стоянку. Каждая копейка на счёт. Третье: мы с Леной будем помогать вам с ежемесячным платежом, но не более десяти тысяч в месяц. И это не подарок. Это долг, который вы нам вернёте, когда всё закончится. И четвёртое, — он сделал паузу и посмотрел на мать, — отныне все финансовые решения в вашей семье принимаются только после согласования со мной и Леной. Все до единого. Вы согласны?
Это был ультиматум. Жёсткий и безапелляционный. Тамара Петровна открыла было рот, чтобы возразить, но, встретившись с холодным взглядом сына и спокойным, внимательным взглядом невестки, проглотила слова.
— Согласны, — прошептал за двоих Олег Петрович.
Прошло два года. Эти годы были трудными для всех. Дачу продали за бесценок, едва покрыв треть кредита. Тамара Петровна, проглотив гордость, действительно устроилась мыть полы в соседнем супермаркете. Олег Петрович по ночам сторожил машины на парковке. Они похудели, осунулись, с их лиц сошла печать вечного недовольства и появилась печать усталости.
Они исправно платили по кредиту. Каждый месяц Игорь и Лена переводили им на счёт обещанные десять тысяч. Свекровь больше не звонила с советами и требованиями. Её звонки стали редкими, короткими и исключительно по делу. Власть была безвозвратно утеряна.
А Игорь и Лена… Они наконец-то взяли ипотеку. Их накоплений хватило на первоначальный взнос за небольшую, но уютную «двушку» в новостройке. Они сами делали ремонт, по вечерам и выходным. Клеили обои, клали ламинат, собирали мебель. Это была их крепость, построенная на терпении, любви и взаимном уважении.
Однажды, когда они уже почти закончили, в их новую квартиру пришли свёкры. Без приглашения, по старой привычке. Но теперь в этом не было наглости. Они стояли на пороге, мялись, в руках у них был торт в коробке и комнатный цветок в горшке.
— Мы… это… на новоселье, — смущённо пробормотал Олег Петрович. — Поздравить.
Лена и Игорь переглянулись.
— Проходите, — сказала Лена.
Они пили чай на их новой кухне, за новым столом. Тамара Петровна с непривычным для неё интересом рассматривала квартиру.
— Хорошо у вас, — тихо сказала она. — Светло.
Потом она достала из сумки потрёпанный конверт и положила его перед Игорем.
— Здесь десять тысяч, — сказала она, не поднимая глаз. — Мы вам долг принесли. Первый.
Игорь посмотрел на мать, на её огрубевшие от швабры руки, на морщины у глаз. Он посмотрел на отца, который, казалось, постарел лет на десять. В нём не было ни злорадства, ни чувства победы. Только лёгкая грусть.
Он отодвинул конверт обратно к ней.
— Мам, не надо. Оставьте себе. Купите что-нибудь.
Тамара Петровна подняла на него удивлённые, влажные глаза.
— Но… мы же должны…
— Ничего вы нам не должны, — вмешалась Лена, улыбнувшись. — Считайте, что это наш вам подарок на новоселье.
Впервые за много лет Тамара Петровна посмотрела на свою невестку без враждебности. В её взгляде было что-то похожее на благодарность.
Когда родители ушли, Игорь обнял Лену сзади, пока она мыла посуду.
— Ты святая, — прошептал он ей на ухо.
— Я не святая, — ответила она, поворачиваясь к нему. — Просто я знаю, что прощать иногда важнее, чем наказывать. Они уже получили свой урок.
Он поцеловал её. За окном садилось солнце, окрашивая стены их новой квартиры в тёплые золотистые тона. Впереди была новая, счастливая жизнь. Их жизнь.
А через год в этой квартире зазвучал детский смех. Лена родила сына, которого назвали Алёшкой. Тамара Петровна и Олег Петрович стали самыми лучшими на свете бабушкой и дедушкой. Они не лезли с советами, не пытались учить молодых родителей жизни. Они просто любили внука — тихо, трепетно и безгранично. Иногда Тамара Петровна, глядя, как Лена качает малыша, тихо говорила: «Какая же ты у нас мудрая, Леночка…». И в этих словах не было ни лести, ни фальши.
История с кредитом научила их многому. Они выплатили его досрочно, продав старую родительскую машину и отказавшись от всего лишнего. Они научились жить по средствам. Но главное — они научились уважать границы семьи своего сына.
Иногда, сидя вечером на своей кухне, Лена вспоминала тот страшный разговор. И думала о том, как одна-единственная фраза, один вопрос, заданный в отчаянии, смог не разрушить, а, наоборот, построить заново целых две семьи.
