— Не вы платите, не вам и контролировать! — отрезала я мужу и свекрови. Её власть закончилась, когда я повернула ключ в замке

В замке поворачивается ключ, но это не Сергей, никогда не возвращается так рано.

На пороге кухни появляется Мария Павловна, свекровь. В пальто, с сумкой, из которой торчит пучок укропа.

— Катя, ты хоть сама-то ешь что-нибудь? Вот тебе борщ, котлеты и пшено. Мы с отцом решили заехать, пока нет пробок.

Я стою у мойки, держа в руках детскую кружку.

— Спасибо, Мария Павловна, я вчера суп варила, у нас всё есть.

— Да какой там у тебя суп! Ты ведь работаешь, ребёнок маленький, да ещё дом на тебе.

Мария Павловна, не дожидаясь приглашения, снимает крышку с моей кастрюли.

— Господи, да тут же вода одна! Ты себя совсем не щадишь. Надо, чтобы муж ел, чтобы силы были.

— Мы нормально едим, — тихо говорю я.

— Нормально, говоришь? И это ты называешь холодильником? Полка пустая! Я тебе денег оставлю, сходи в магазин, купи нормальной еды.

Вечером, когда я уложила Тимошку, с работы вернулся Сергей.

— Мама звонила, говорит, ты опять обиделась.

— Я не обиделась, просто устала.

— Ну, она ведь помогает, ей не сидится на пенсии, пусть приходит, тебе жалко?

— Мне не жалко, Серёжа, а дышать нечем, когда она в доме.

— Вот опять ты начинаешь, мама очень расстраивается от этого, ты бы хоть пожалела её.

Я не отвечаю, иду на кухню. На плите, в центре стоит кастрюля с её борщом, на поверхности плавает слой жира.

Свекровь отчитала меня при всех в магазине, а муж поддержал: — Мы и правда на ерунду деньги тратим

Через пару дней Мария Павловна напросилась со мной в магазин. «Помогу сумки нести, ты одна с дитём, тяжело». Я не смогла отказать.

Эта помощь поставила меня в очень неловкое положение, у полки с курицей она громко, чтобы слышали другие покупатели, отчитала меня:

— Зачем ты эту дорогую грудку берёшь? Возьми лучше окорочка по акции! Практичнее надо быть, Катя!

У стеллажа с макаронами она выхватила у меня из рук пачку итальянской пасты.

— Катя, не бери это! Одна химия! Вот, наши, проверенные!

Молча клала в корзину то, что она говорила, чувствуя на себе взгляды других женщин, было стыдно не за свой выбор, а за то, что позволяю так с собой обращаться.

Потом деньги стали появляться на кухонном столе, скомканные купюры под сахарницей, но это была не помощь, это был контроль.

— Катенька, это тебе на мясо, — говорила по телефону. — Только купи на рынке, у проверенного мясника, а не эту свою заморозку из супермаркета.

Молчала и покупала заморозку, а деньги эти лежали на полке, нетронутые.

Сергей, видя, что мать помогает деньгами, начал транслировать её позицию.

— Мама права, Кать, — сказал как-то вечером, когда купила Тимошке дорогой творожок. — Мы и правда на ерунду деньги тратим, надо экономнее быть.

Не просто избегал конфликта, а перешёл на её сторону, потому что так было проще. Смотрела на него и не узнавала. Последней каплей стало её появление в моё отсутствие.

В один из дней я вернулась с Тимошкой с прогулки и поняла, что в квартире кто-то был.

В шкафу на кухне крупы были переставлены, специи которые я собирала годами, были сдвинуты в дальний угол, а на передний план выдвинуты пачки с солью и содой.

— Мама заходила, я ей ключи дал, на всякий случай.

— На какой случай?

— Ну, мало ли что, вдруг помощь какая понадобится, она же волнуется.

Свекровь барабанила в дверь. Я впервые закрыла замок, а мужу ответила: — Не вы платите, не вам и контролировать

Ночь была длинной, Тимошка плохо спал, капризничал, сидела у его кроватки и меняла на его лбу прохладные тряпочки.

Казалось, вся наша маленькая квартира пропиталась усталостью.

Утром, когда я пыталась заварить себе кофе, зазвонил телефон.

— Что у вас там стряслось? — голос свекрови резанул по ушам.

Я начала объяснять, что Тимошка очень беспокойно спал всю ночь…

— Так и знала! Ребёнку нужен нормальный куриный бульон, а не твоя еда из пакетиков. Я уже выехала, всё сделаю как надо.

— Не надо, Мария Павловна, мы справимся.

— Что значит — не надо?! Ты в своём уме? Ребёнку покой нужен, а ты гордая!

— Не надо, — и положила трубку.

И в этот момент внутри что-то встало на место.

Подошла к входной двери и повернула щеколду, это был мой первый в жизни бунт.

Через полчаса в дверь позвонили, потом забарабанили кулаком.

Я стояла, прислонившись спиной к двери, в груди всё колотилось так, будто хотело выпрыгнуть наружу.

Тимошка захныкал в комнате, и этот звук вернул меня к реальности, пошла к нему, оставив свекровь за дверью.

Сергей не вошёл, а влетел домой поздно вечером. Лицо его было красным от возмущения.

— Что ты устроила?! — закричал он с порога. — Мама мне звонила, очень расстроенная! Соседи из квартиры напротив выглядывали! Ты нас поставила в неловкое положение!

— Неловкое положение? Тем, что не пустила в дом к уставшему ребёнку постороннего человека?

— Не посторонняя! Она добра хочет, тебя кормит, помогает, всё для нас делает! Мама права, ты вообще не умеешь деньгами распоряжаться! Всё на ерунду спускаешь!

И тут я перестала бояться.

— Стоп, а вы кто такие, чтобы мои расходы контролировать?

Он опешил.

— Мама твоя хоть копейку в наш бюджет принесла? Ты сам хоть раз в магазин по списку сходил и чеки посмотрел? Не вы платите, не вам и контролировать.

Муж хлопнул дверью и уехал к маме: — Живи как хочешь!

Ошеломлённый моим внезапным отпором, несколько секунд просто смотрел на меня, потом схватил куртку, которую только что повесил.

— Знаешь что… живи как хочешь!

Дверь хлопнула. Я осталась стоять посреди кухни.

Первые сутки тишина в квартире была непривычной, вздрагивала от каждого звука — от гудения холодильника.

Мне всё казалось, что сейчас снова повернётся ключ в замке, и всё начнется сначала.

Но никто не пришёл.

А потом тишина стала другой, проснулась на следующее утро и поняла, что выспалась впервые за много недель.

Сварила себе простой куриный суп с лапшой — не наваристый, не жирный, а такой, как любила. Включила на кухне радио, работала, и никто не гремел кастрюлями за спиной, гуляла с Тимошкой, и никто не звонил с вопросом, почему мы так долго.

Вечером, уложив сына, я села в кресло с книгой и чашкой ромашкового чая, и вдруг поняла, что я не скучаю, а дышу.

Тем временем Сергей, потом узнала, задыхался.

Приехал к матери, и та окружила его той самой заботой, от которой он когда-то сбежал, женившись на мне.

— Серёженька, я тебе рубашку погладила, а то ходишь мятый. — Не ешь всухомятку! Я тебе супчика налила, свежего! — Ты почему шапку не надел? На улице ветер!

Она суетилась, хлопотала, любила его навязчиво, не оставляя ни сантиметра личного пространства.

И он, взрослый почти сорокалетний мужчина, начал чувствовать, как эта забота ложится ему на плечи тяжёлым грузом.

Он стоял на пороге, небритый, осунувшийся, и признал: — Ты должна сама установить границы с матерью

Прошла неделя, Сергей не звонил, Мария Павловна тоже.

Тимошка снова был бодр и весел, я закончила большой проект по работе и впервые за долгое время почувствовала, как расправляются плечи.

Однажды вечером, когда уже уложила сына и сидела с книгой на кухне, в дверь тихонько позвонили, посмотрела в глазок.

— Катя, открой, это я.

Повернула замок, он стоял на пороге со спортивной сумкой, небритый, осунувшийся, вошёл и остановился в коридоре, оглядывая чистую, спокойную квартиру. Увидел, что мир не рухнул, что справляюсь.лучше без него и его «помощи».

— Проходи.

Сел за стол, на своё обычное место, оглядел чистую столешницу, плиту, на которой в кастрюле остывал наш ужин.

— Ты справляешься.

— Да, и знаешь… мне стало легче дышать.

Долго молчал, вертел в руках ложку, взгляд у него был растерянным.

— Мама звонила, говорит, хочет помириться.

— Пусть, но по телефону, и только если перестанет лезть с советами и помощью.

Он кивнул.

Я передавала ответственность ему, он должен был сам установить границы со своей матерью.

— Я, наверное, не сразу понял…Что ты просто хотела своего пространства.

— Просто хотела, чтобы нас с сыном уважали.

Снова кивнул.

Из комнаты донесся сонный голос Тимошки:

— Мам?

— Папа пришёл, — сказала я.

— Пап, а ты теперь дома? — в голосе сына была надежда.

— Дома, сынок, надолго.

Оцените статью
— Не вы платите, не вам и контролировать! — отрезала я мужу и свекрови. Её власть закончилась, когда я повернула ключ в замке
— Да ты мне по гроб жизни обязана, — кричал отец, которого Нина двадцать лет не видела, — я — старый и больной человек…