– Ты опять забыла купить мне кофе? – голос Кирилла раздался из кухни, и у Маши внутри всё сжалось.
– Нет, просто не успела. С утра ребёнок с температурой, я на работу опоздала…
– Опоздала, не успела… Ты вообще хоть что-то успеваешь в этой жизни, кроме нытья? – он захлопнул дверцу шкафа, будто ставя точку. – Вон, у Санька жена троих воспитывает, и дом — как картинка. А ты с одним еле справляешься.
Маша промолчала. Не потому, что не знала, что ответить, а потому, что в очередной раз поняла — всё равно не услышит.
Когда-то он говорил ей «моя сильная девочка», «ты у меня самая лучшая». Теперь же все разговоры сводились к упрёкам, претензиям и советам «брать себя в руки».
Она молча поставила на стол суп — вчерашний.
– Это что опять? – Кирилл скривился. – Ты хоть раз приготовь что-нибудь нормальное, а не это пойло! Мне тяжело, я работаю, а ты даже ужин сделать не можешь.
– Я тоже работаю, Кирилл. И тоже устаю.
– Да ты не работаешь, ты так, отсиживаешься в своём офисе. Настоящая работа — это когда ответственность, давление, когда ты мужчина.
Слова упали как камни. Маша машинально вытирала стол, чувствуя, как от бессилия внутри поднимается злость.
«Настоящая работа, мужчина…» — перед глазами встал отец, точно так же унижавший её мать. Тогда Маша клялась, что никогда не позволит так обращаться с собой.
Но прошло пятнадцать лет — и вот она стоит у плиты, слушая знакомую фразу:
– Ты женщина, твоё дело — дом. Мне нужен порядок и спокойствие. А не вечное «помоги», «сходи», «я устала».
Она хотела сказать, что любовь — это не про обязанности. Что семья — не армия, где один командует, а другой подчиняется. Но промолчала.
Позже, укладывая сына, услышала его шепот:
– Мам, а папа на тебя злится, потому что ты плохая?
Эти слова пронзили сильнее любого крика.
Когда ребёнок уснул, Маша долго сидела на кухне с кружкой остывшего чая. На телефоне мигнуло сообщение от подруги: «Ты живёшь как моя мама. Не дай Бог мне так.»
Маша улыбнулась с горечью.
Утром она снова собрала завтрак, разбудила сына, выгладила мужу рубашку.
– Ты что, не видишь, что я опаздываю? Где мои ключи? – раздражённо бросил Кирилл.
– На полке, где всегда.
– Не умничай. Без тебя знаю.
Дверь хлопнула, оставив после себя запах его дорогого парфюма и странное ощущение пустоты.
«Я ведь тоже хотела семью. Настоящую. Где любят, поддерживают… А получилось — служба. Только без формы и зарплаты».
Маша не знала, что именно изменится, но где-то внутри впервые мелькнула мысль:
«А может, хватит терпеть?»
***
– Ты хоть посмотри на себя! Волосы не уложены, ногти ободраны. Как жена мужчины, у которого есть статус, может так выглядеть? – голос Кирилла был колючим, как наждак.
Маша стояла у зеркала с расческой в руке. Хотела сказать, что вчера не спала всю ночь — у сына температура под сорок, а утром нужно было собрать отчёт для начальства. Но промолчала. Бесполезно.
– Я не на подиум иду, Кирилл. Я на работу. Главное — быть опрятной, а не нарядной.
– Тебе просто лень. Вот и всё. Женщина должна вдохновлять мужчину, а ты только утомляешь.
Он говорил это спокойно, без злобы, как неоспоримый факт. И именно от этой холодной уверенности Маше хотелось кричать.
«Женщина должна…» — она уже не считала, сколько раз слышала эти слова.
Вечером позвонила подруга Лена.
– Ты всё так же в своём аду живёшь?
– Да ладно тебе, Лен. У всех бывает тяжело.
– Не у всех. У нормальных людей тяжело вместе. А у тебя — тяжело тебе одной. Это разное.
Маша помолчала. Потом тихо сказала:
– Он ведь не злой. Просто устаёт. Работа нервная.
– А тебе не нервная? – голос Лены дрогнул. – Ты себя хоть раз пожалела, Маш?
– Нельзя всё разрушить из-за усталости.
– Иногда разрушить — это и есть спасение.
После разговора Маша долго сидела на кухне. Сын играл в соседней комнате, тихо напевая под мультик.
«Разрушить — это спасение» — звучало в голове снова и снова.
На следующий день Кирилл пришёл позже обычного, от него пахло алкоголем и чужими духами.
– Ты где был?
– На встрече. Рабочей.
– В субботу вечером?
– Ты следить за мной взялась? – он усмехнулся. – Не перегибай, Маш. Смотри, чтобы я домой возвращаться не передумал.
Она почувствовала, как поднимается волна унижения, но опять промолчала.
«Он просто пьян. Завтра извинится. Как всегда».
Но на следующий день он не извинился. Зато к вечеру устроил скандал, обвинив её в том, что в доме «всё не по-человечески»:
– Посуда недомытая, ребёнок в пижаме, я прихожу — и никакой гармонии! У тебя вообще совесть есть?
– Кирилл, я не робот! Я человек! Мне тоже тяжело! Неужели ты не видишь, что я стараюсь?
– Ты стараешься быть жертвой, а не женой!
Сын заплакал. Маша метнулась к нему, а Кирилл, раздражённо махнув рукой, вышел на балкон.
Позже, когда ребёнок уснул, она подошла к окну. Внизу шли люди — кто-то смеялся, кто-то обнимался, кто-то нес цветы.
«А я… Я будто живу под стеклом. Всё вижу, всё слышу, но не могу дышать. И что страшнее — уже почти привыкла».
Телефон снова завибрировал. Сообщение от Лены:
«Ты ведь сильная. Просто забыла, что это значит».
Маша не ответила. Но впервые за долгое время задумалась, какой была до всего этого: живой, мечтательной, любившей жизнь.
В ту ночь она не спала.
Пока Кирилл громко храпел, Маша смотрела на потолок и впервые позволила себе подумать:
«А если я уйду? Неужели без него станет хуже? Или… наконец станет легче?»
***
На юбилее у коллеги Маша чувствовала себя лишней. Кирилл настоял, чтобы она пошла — «для приличия», как он выразился.
– Не хочу, Кирилл. Не люблю эти корпоративы.
– Хватит строить из себя скромницу. Надень нормальное платье и веди себя прилично. Я не хочу, чтобы надо мной потом смеялись из-за твоего вида.
Она выбрала своё лучшее — синее, простое, но подчёркивающее фигуру. Сделала макияж, как умела, и собрала волосы. Кирилл смерил её взглядом:
– Ну… хоть не стыдно будет рядом стоять.
В зале он сразу отделился от неё, пошёл к коллегам. Маша стояла у стены с бокалом шампанского, чувствуя себя невидимой.
В какой-то момент услышала за спиной:
– Это твоя жена?
– Ну да, бывает и такое, – усмехнулся Кирилл. – Дома полезная, конечно, но на люди с ней не выйдешь — скучная до ужаса. Вот если бы ты рядом со мной стояла, совсем другое дело.
Слова ударили в грудь, будто кто-то выстрелил. Маша обернулась — он не видел, что она всё слышала.
Она стояла неподвижно, чувствуя, как горло сжимается, а глаза наполняются слезами.
Вечером в машине Кирилл был весёлый, выпивший.
– Ты чего такая мрачная? Весь вечер молчала, даже неловко было перед людьми.
– А ты не подумал, что неловко было слушать, как ты меня высмеиваешь?
– Да ладно, не драматизируй. Это же шутка.
– Шутка? А мне больно было.
– Тебе всё больно. Может, пора учиться относиться к жизни проще?
Она отвернулась к окну. За стеклом проплывали огни ночного города.
«Он унижает меня — и считает это нормой. А я молчу. Почему?»
На следующий день Маша снова пошла на работу, будто ничего не произошло.
Но внутри что-то надломилось. Она не могла сосредоточиться, не слышала, что ей говорят.
Вечером подруга Лена прислала короткое сообщение — она твердо решила вернуть Машу к жизни, какой бы ценой это ни стоило:
«Ты достойна любви, а не жалости. Приезжай ко мне. Просто побудь без него хотя бы день.»
Маша не ответила. Но когда вечером Кирилл сорвался из-за того, что сын пролил сок на ковер, и накричал на ребёнка, у неё что-то оборвалось.
Она закрыла сына в комнате, чтобы тот не слышал, и впервые за долгое время крикнула:
– Хватит! Ты орёшь на всех, будто король, а сам… боишься остаться один!
Он отшатнулся — будто не ожидал.
– С ума сошла?
– Нет, Кирилл. Я просто устала быть твоей тенью.
Она подняла с пола куртку сына и вышла. Не хлопнула дверью — просто тихо закрыла её за собой.
На улице было холодно, и впервые за много лет Маша вдохнула полной грудью.
В парке рядом с домом она сидела на скамейке и долго смотрела на мокрый асфальт.
«Я ведь правда стала такой, как мама… Только она прожила с отцом всю жизнь. А я, может быть, всё-таки успею выбраться».
В телефоне загорелся экран — Лена писала:
«Ну что, решилась?»
Маша набрала ответ:
«Пока просто дышу. Но впервые — без страха.»
***
Маша сняла небольшую квартиру рядом с парком. Старенькая мебель, обои в цветочек, запах свежей краски — но это было её место.
Без крика. Без страха. Без постоянного ожидания, что сейчас снова обидят.
Первые недели она просто училась жить заново.
Вставала рано, вела сына в садик, на работу шла пешком — чтобы почувствовать, что жизнь продолжается.
Иногда ловила себя на странной тишине — без Кирилловых упрёков дом будто дышал.
Иногда, правда, было тяжело. Особенно вечерами, когда ребёнок спрашивал:
– Мам, а папа к нам придёт?
Она отвечала мягко:
– Он может приходить, если захочет тебя увидеть. Но жить мы теперь будем отдельно.
И добавляла мысленно: и слава Богу.
***
Кирилл первое время звонил часто.
– Ты что, с ума сошла? – кричал в трубку. – Куда ты собралась? У тебя денег кот наплакал, я вас обоих содержал! Без меня вы пропадёте!
– Посмотрим, – отвечала она спокойно.
Через пару недель он начал уговаривать:
– Я просто устал, Маш. Давай попробуем всё заново. Я всё понял.
– Ты понял, что я больше не верю, – ответила она и повесила трубку.
Когда она подала на развод, Кирилл взбесился.
– Я не дам тебе развода, слышишь? Без меня ты никто!
– Ошибаешься, Кирилл. Без тебя я — наконец-то я сама, – сказала Маша спокойно.
Он тянул время, не подписывал бумаги, устраивал сцены, приходил на заседания с ухмылкой и говорил судье, что она «просто в истерике».
Но суд всё же состоялся. Квартиру разделили поровну — как положено по закону, несмотря на все его возмущения.
На алименты Маша подала сразу, без колебаний.
«Я не прошу подачек. Я защищаю сына», — твёрдо сказала она юристу.
После этого Кирилл словно сник. Он всё ещё пытался звонить, писать, приходить, но Маша уже не боялась.
В её голосе появилась твёрдость, которой не было прежде.
***
Постепенно Маша перестала вздрагивать от его сообщений. Научилась радоваться мелочам: утреннему солнцу, ароматному кофе, тихим вечерам с сыном.
Впервые за много лет она записалась в спортзал, сделала стрижку, купила платье — яркое, смелое, совсем не «домашнее».
Коллеги удивлялись:
– Маша, ты похорошела! Влюбилась, что ли?
Она улыбалась:
– Да. В жизнь.
Прошло полгода.
Однажды, собираясь на прогулку, она увидела знакомую машину у подъезда. Кирилл.
Стоял у капота, растерянный, с букетом.
– Ты изменилась, – сказал, едва она подошла. – Такая… уверенная. Красивая. Я скучаю.
– Ты скучаешь не по мне, а по власти, которую потерял.
– Зачем ты так? Я просто хочу вернуть семью.
– Ты не семью хочешь, Кирилл. Ты хочешь, чтобы я снова молчала.
Он отвёл взгляд.
– Дай шанс, Маш.
– Нет.
Она произнесла это спокойно, без злости. Просто констатировала факт.
В тот момент она поняла: всё. Назад дороги нет.
Когда он уехал, Маша закрыла глаза и глубоко вдохнула.
«Вот так и выглядит свобода. Без крика. Без слёз. Просто тишина — и покой внутри».
Позже вечером Лена позвонила:
– Ну что, как ты?
– Хорошо. Впервые за много лет — по-настоящему хорошо.
– Горжусь тобой.
– А я — собой.
Она подошла к окну, за которым уже гасли фонари.
Сын рисовал за столом, мурлыкал себе под нос.
Маша улыбнулась — и поняла, что именно с этого момента началась её новая жизнь.
Без «должна». Без страха. С любовью — к себе и к миру.
