Рита никогда не думала о разводе всерьез, разве что в шутку, да и то редко. Только один раз по какой-то неведомой ей самой причине вдруг углубилась в эти мысли, в подробностях представляя свою жизнь без Вадима ― и испугалась. Нет, она не хотела стать разведенкой, не хотела остаться в одиночестве и видеть мужа по выходным. Им было хорошо и спокойно вместе; во всяком случае ей так казалось.
У них подрастала дочь Алена, любимый, желанный и долгожданный ребенок, у обоих ладилось с работой, и отношения в семье были просто на зависть другим. Рита не раз слышала от подруг восхищенные комментарии: мол, Вадим и с дочкой посидит, и по дому поможет, иногда даже готовит сам! А еще не гуляет, не пьет и приносит в дом деньги ― прямо мечта, а не муж. И Рита гордилась. Гордилась собой, Вадимом, Аленой, гордилась тем, что сумела создать такую замечательную семью.
И почему-то не замечала ― и не хотела замечать ― как тускнеет ее взгляд, как пылятся без дела заброшенные кисти и краски, как все реже и реже возникает желание сходить в салон красоты или на встречу с подругами. Она делала вид, что ее не раздражают танки, в которые Вадим мог играть до пяти утра, убеждала саму себя, что обожает готовить обеды и ужины из трех блюд, притворялась, будто не хочет вон то платье в витрине ― зачем, если есть несколько несношенных еще старых? Да и деньги «на тряпки» тратить не хочется, лучше ребенку что-нибудь купить.
― Чем краски свои мазать, лучше Аленке время удели, книжку с ней почитай, ― говорил Вадим. ― На твое хобби очень уж много финансов уходит. Холст купи, краски купи… А это все стоит прилично!
И Рита соглашалась. Не сразу ― постепенно, но она начала считать, что муж прав, что никакого толку от живописи нет, и не стоит тратить на это ни время, ни силы. Ведь теперь в ее жизни появились куда более значимые вещи. И из веселой девушки с озорными искорками в глазах они потихоньку превращалась в бледную моль ― вечно уставшую, с кругами под глазами и глухим раздражением где-то глубоко внутри. Оно стало ее постоянным, неизменным спутником; она настолько с ним сроднилась, что уже и не помнила ничего другого. А та жизнь, где она была другой ― живой, интересной, настоящей ― казалась сном.
Но Рита упорно продолжала считать, что у нее все хорошо. Ведь не у каждого есть такая замечательная, можно сказать, образцово-показательная семья! И, наверное, так бы все и продолжалось,, если бы не нелепая, смешная в своей простоте случайность.
Вадим в тот день пришел с работы чуть раньше обычного, когда Рита только-только забрала Алену из детского сада. Сразу, едва разувшись и помыв руки, пошел на кухню, где Рита как раз доваривала компот из сухофруктов. Аленка крутилась вокруг отца, показывала свои рисунки и новую куклу, рассказывала про события, что произошли в саду. Вадим рассеянно, без интереса слушал дочь, поедая щедрую порцию гречки с котлетами.
И вдруг спросил:
― Аленка, вот скажи, когда меня дома нет, к нам какие-нибудь дяди приходят?
Рита вздрогнула, замерла, обернувшись и выпучив на мужа глаза.
― Ты в своем уме?..
― Тихо! ― шикнул на нее Вадим. ― Пусть ребенок ответит! Дети в таком возрасте не врут. ― И снова перевел взгляд на дочь: ― Так что, приходят дяди к нам?
Алена задумалась на секунду, серьезно хмуря ровные брови.
― Да, приходят всякие дяди.
Рита опешила.
― Что?.. Алена, что ты такое говоришь?
― Помолчи! ― прикрикнул Вадим. ― Какие дяди, Алена?
― Ну, всякие. В костюме.
Рита переводила взгляд с дочери на мужа, силясь понять, кто это наведывался к ним в гости в костюме. И вдруг ее осенило: это старый сантехник с вечным перегаром, который частенько приходит чинить допотопные, поставленные еще при Иване Грозном трубы и краны. А костюм ― это его старая засаленная роба с порванным карманом и яркими красными пуговицами, которая, как и перегар, настолько слилась с его образом, что стала неотъемлемой частью. Рита уже даже его номер телефона наизусть помнила и набирала, не глядя, ― настолько часто им требовались сантехнические услуги.
Она облегченно выдохнула, заулыбалась:
― Вадь, так это она про дядь Толю говорит. Я же тебя уже который год прошу трубы заменить, наши текут чуть ли не каждую неделю. Вот дядь Толя и ходит их латать.
Вадим вскинул на нее неверящий взгляд. В глубине зрачков полыхал безумный, яростный огонь.
― Не смей врать и выкручиваться! ― прошипел он. ― Все с тобой понятно!
― Что тебе понятно? ― засмеялась Рита. ― Зачем мне тебя обманывать? Ты что, правда думаешь, что у меня кто-то на стороне есть?
Вадим сощурился.
― Уже давно думаю, что есть. Что-то ты больно часто краситься и наряжаться начала. И на работе задерживаешься. Знаем мы такие задержки, ага.
Рита поняла: он не шутит. Он правда ее в чем-то подозревает. Она просто стояла с половником в руке и смотрела на него во все глаза, не зная, как доказать, что у нее и помысла никогда не было даже смотреть на других мужчин ― ведь у нее самая лучшая и счастливая семья! Сердце отчаянно, со страхом то сжималось, то начинало бешено, до боли биться о ребра.
― Алена, иди к себе в комнату, поиграй там. У нас с мамой серьезный разговор.
Дочь послушно выскользнула за дверь. Некоторое время Рита и Вадим молчали, а потом разразился невиданный скандал. Рита сжималась в комочек, плакала, умоляла ей поверить ― ведь никакого обмана с ее стороны не было! Вадим верить ни во что не хотел, кричал, чтобы она «собирала манатки» и «валила на все четыре стороны», что он не потерпит гулящую жену.
― И чтоб ноги твоей тут не было! ― вопил он. ― Какую же ошибку я совершил, когда принял решение на тебе жениться! Боже мой, боже мой! ― он схватился за голову обеими руками. ― Как я мог быть таким наивным дураком!
― Вадим, как ты можешь так говорить? ― скулила Рита, дрожащими пальцами вытирая со щек слезы. ― Ну сам подумай, разве у меня есть время на гулянки? Я или на работе, или с Аленой, или дома! Когда, когда мне заводить кавалеров?!
― Не знаю! Вы, женщины, коварные! Вы все можете успеть.
Рита подняла на него заплаканные глаза. Ей вдруг стало противно: от самой себя, от своих унизительных попыток оправдаться, от этого недоверия и грязных слов, что летели в ее адрес из уст человека, которого она считала самым близким на свете.
― А знаешь… ― прошептала она. ― Ты прав. Наш брак был ошибкой.
Вадим изумленно моргнул: такой реакции он явно не ожидал. Но тут же вернулся в образ разгневанного, обманутого супруга.
― Давай! ― заорал. ― Иди и собирай свое барахло!
Сборы не заняли много времени ― вещей у Риты было совсем немного. Она удивленно оглядывала полки и вешалки в шкафу. А ведь прежде ей так нравилось ходить по магазинам! Так нравилось создавать образы, покупать одежду, придирчиво составлять гардероб! Куда же девался этот запал?..
«Туда же, куда и вдохновение», ― усмехнулась она про себя, складывая свои немногочисленные кофточки и юбки в старый, потертый чемодан. Холсты и давно засохшие краски тоже нашла, аккуратно обернула их упаковочной бумагой и положила сверху на вещи.
― Да, и мазню свою тоже забирай, ― язвительно поддержал ее Вадим. ― Художница-неудачница, блин!
Рита без эмоций взглянула на него, усмехнулась. Ее будто переключили, будто кто-то невидимый щелкнул каким-то тумблером, и она в один момент внезапно для себя поняла: никакая ее семья не идеальная, да и завидовать тут нечему. Хватит. Нельзя задвигать себя, свои потребности и увлечения в пыльный угол.
Через несколько часов они с Аленой уже вовсю обживались в старенькой «двушке», что досталась Рите в наследство от умершей десять лет назад бабушки. Рита с внутренним трепетом развешивала по стенам своим старые, забытые картины, Алена расставляла на книжной полке коллекцию балерин. Потом они вдвоем приготовили нехитрый ужин: макароны с сыром и курицей, почитали сказку про рыбака и рыбку, посмотрели «Ну, погоди!». Рита чувствовала себя на удивление спокойно и безмятежно: словно сбросила с плеч тяжелый дорожный рюкзак.
Она никогда и подумать не могла, что после развода ее жизнь наладится ― но так оно и случилось. Больше никто не требовал свежеприготовленной еды каждый день, не нужно было без конца стирать и гладить, собирать разбросанные по квартире грязные вещи, мыть горы посуды и терпеть танки до пяти утра. Никто теперь не спускал на эту дурацкую игру деньги, не доводил Алену до слез нелепыми, откровенно тупыми шутками, не критиковал Ритины увлечения и интересы. И даже долги, которые прежде казались неподъемными, она раздала за несколько месяцев.
Душа оживала, возрождалась из пепла. Вернулись и встречи с подругами, и интерес к шопингу и салонам красоты. Рита снова начала носить каблуки и делать макияж. Купила новые холсты и наборы красок ― и они с Аленой стали регулярно выбираться в парк на этюды. Пили чай со льдом, ели вкусный фруктовый лед и мороженое с печеньем, рисовали или подолгу бродили по извилистым тенистым дорожкам ― и Рита с каждым прошедшим днем все яснее осознавала, что стала чувствовать себя лучше. Свободнее. Счастливее.
С Вадимом после развода она увиделись только через полгода, когда теперь уже бывший муж решил проведать дочь. К тому времени Рита успела полностью сменить образ и из брюнетки с длинными волосами и полным отсутствием макияжа стала яркой блондинкой с короткой стрижкой и броскими стрелками на глазах. А еще затеяла в квартире ремонт и покрасила стены в сиреневый цвет ― как давно хотела.
― М-да, на кого ты стала похожа, ― с порога отвесил ей «комплимент» Вадим. ― Даже путаны и то приличнее выглядят.
― Не твое дело, ― беззлобно ответила Рита. ― Ты к дочери пришел? Вот и проводи с ней время. Моя личная жизнь тебя больше не касается.
― Ах, у тебя еще и личная жизнь есть, ― хохотнул Вадим. ― Впрочем, я не сомневался. Если у тебя и в браке был какой-то кавалер в костюме, то теперь и подавно есть… Или тебе честные отношения не интересны?
Рита пожала плечами, кивком указала на дверь Алениной комнаты: иди уже, мол, нет у меня охоты с тобой разговаривать. Вадим скинул кеды, оценивающе оглядел прихожую.
― И цвет какой придурочный выбрала…
― Не твое дело, ― повторила Рита.
― Ну да, не мое, ― проворчал Вадим. ― У тебя никогда вкуса не было. Ни к чему. И картины придурочные делаешь, и ремонт в стиле «хай так» у тебя, и одеваешься… хм…
― Я не поняла, ты пришел меня пооскорблять? ― взорвалась Рита. ― Если так, то лучше вали прямо сейчас, я твой бред слушать не намерена!
Вадим скривил губы, постучал в дверь в комнату Алены. Та встретила его без особого энтузиазма, равнодушно приняла принесенную шоколадку и мягкую игрушку. А Рита пошла на кухню ― там стояла на мольберте новая картина и остывал в изящной фарфоровой чашечке свежесваренный ароматный кофе. Взяла в руки испачканную кисть, мечтательно вздохнула, тихо улыбаясь самой себе, пробежалась взглядом по хаотично разбросанным на столе тюбикам с акриловой краской.
И засмеялась. Засмеялась легко, счастливо, искристо. Потому что знала: иногда после развода жизнь только начинается!
