— Как вы могли? Кто дал вам право? Вы нам вообще-то отдых сорвали. Мне нужно было до обеда оплатить бронь. Всё, её отменили. Я месяц готовила эту поездку!
– Доченька, – Елизавета Вячеславовна шагнула к ней, – ну что ты так разволновалась? Я же верну, если…
– Сёма, ты можешь объяснить, что случилось с нашими деньгами? – голос Людмилы в телефоне звучал напряжённо.
– С какими деньгами? Я на совещании…
– С теми, что мы полгода откладывали! Я пыталась оплатить бронь гостиницы, а их нет на счёте. Вообще нет! Ты их куда-то перевёл?
На этих выходных Людмила с Семёном собирались съездить отдохнуть, побыть вдвоём, уделить внимание друг другу. А то в последнее время их общение всё чаще сводилось к спорам и ссорам. Людмила мечтала хоть каким-то образом это изменить. И вот, когда она собралась оплатить бронь номера в гостинице, она обнаружила, что на их общем счёте совершенно нет денег. Исчезли.
– Подожди… Как это нет? – Семён торопливо открыл банковское приложение. – Не может быть…
– Представь себе! И что мне теперь делать? Я же всё спланировала, договорилась на работе…
– Люда, я перезвоню через пять минут. Мне кажется, я понял, в чём дело, но я должен кое-что проверить.
– Нет уж, объясни сейчас! Что происходит с нашими деньгами?
В трубке послышался какой-то шорох, приглушённые голоса, потом тихое и растерянное:
– Кажется… Кажется, это мама. Тут стоит её номер счёта в переводах. Подожди, я сейчас у неё выясню, что произошло.
Он положил трубку. Людмила ещё несколько смотрела на экран телефона, словно желая продолжить разговор с мужем.
А началась эта история три года назад, когда скоропостижно скончался отец Семёна. Его мать, Елизавета Вячеславовна, осталась совсем одна в их старой трёхкомнатной квартире. Она держалась, конечно, – учительница с тридцатилетним стажем, привыкла быть примером для других. Но сын при каждом визите замечал, как постепенно гаснет её взгляд, как всё чаще дрожат руки, когда она наливает чай.
Год назад, вернувшись от матери, он впервые заговорил с женой о своих опасениях:
– Люда, мама совсем плохо выглядит. Боюсь, ей скоро понадобится серьёзная помощь.
– Сёма, ну что ты переживаешь? Если что, поможем, конечно. Не бросать же её одну.
Тогда он успокоился – всё-таки жена у него понимающая. А потом случился этот визит к кардиологу. «В нашей больнице, – развёл руками немолодой врач, – мы можем только поддерживающую терапию назначить. А вам нужно серьёзное обследование, наблюдение…»
Семён тогда предложил ей переехать к ним. Елизавета Вячеславовна поначалу отказывалась наотрез: «Что ты, Сёмушка, как же я могу? У вас своя жизнь, зачем вам старуха в доме? Да и квартиру эту мы с отцом всю жизнь обживали…»
Но с каждым его приездом сопротивлялась всё меньше. А когда он в очередной раз приехал и увидел её задыхающейся, с синими губами, сидящей на кухне, решение созрело мгновенно:
– Мама, всё, хватит! Продавай квартиру и переезжай к нам. Тебя нельзя оставлять одну!
Он был так взволнован её состоянием, что даже не подумал посоветоваться с женой. Да и зачем? Ведь Люда тогда сама сказала, что они помогут…
Людмила навсегда запомнила тот вечер, когда Семён объявил ей новость:
– Люда, мама продала квартиру. Завтра я еду за ней, она переезжает к нам.
– В смысле продала? – она даже отставила чашку с чаем. – Когда? И почему я узнаю об этом только сейчас?
– Ну… Так получилось.
– И она едет к нам, да?
– Ну её же надо где-то жить, – развёл руками Семён.
– И ты вот просто так решил, что твоя мама будет жить с нами? Даже не спросив меня?
– А что тут спрашивать? – искренне удивился он. – Ты же сама говорила, что мы поможем.
– Сёма, помочь и жить вместе – это разные вещи!
Но дело было сделано. На следующий день Елизавета Вячеславовна уже раскладывала вещи в кабинете Людмилы, который спешно превратили в спальню. Людмиле пришлось разместить свой ноутбук и рабочие материалы на крохотном столике в спальне.
Первые дни прошли в суматохе – устраивали быт, налаживали новый распорядок. Людмила старалась быть радушной, но постоянно ловила себя на мысли, что ей не нравятся, очень не нравятся эти перемены.
Началось с кухни. Елизавета Вячеславовна, всю жизнь проработавшая учителем, привыкла считать себя мерилом нормы, эталоном. Всё вокруг должны знать то же, что и она, и вести себя также, как и она. Она молча переставила банки в шкафу – «так удобнее», переложила кастрюли – «так логичнее», даже полотенца развесила по-новому – «гигиеничнее будет».
– Сёма, – пожаловалась как-то Людмила мужу, – я уже десять минут ищу специи. Почему они теперь в дальнем шкафу?
– Милая, ну пойми, она так привыкла, у неё стресс, и она старается привнести в свой изменившийся мир что-то привычное и знакомое. Дай ей время освоиться, она поймёт, что у нас свои порядки.
И если бы этим ограничивалось… Но потом начались замечания. Сначала осторожные, вскользь: «Людочка, ты когда шторы последний раз стирала? Ну посмотри, они же уже серые», потом более настойчивые: «В приличных домах обед всегда в час дня подают, а у вас тут кто когда вздумает…»
Однажды вечером, после очередного замечания свекрови, Людмила не выдержала:
– Елизавета Вячеславовна, у меня своя семья и свои правила. Мы привыкли жить по-своему.
– Привыкли они, – вздохнула свекровь. – А сосед мой по вечерам привык пить всё, что горит. И что, это правильно? А я хочу, чтобы у Сёмушки был настоящий домашний уют…
Перед сном Людмила снова попыталась объяснить мужу:
– Сёма, я не могу так. Я чувствую себя чужой в собственном доме. Твоя мама контролирует каждый мой шаг.
– Ну что ты преувеличиваешь? – отмахнулся он. – Мама права, между прочим. Обедать в одно и то же время – это здоровый режим. Да и вообще, она пожилой, больной человек. Будь мудрее.
Однако Людмила не хотела быть мудрее, она хотела спокойно жить в своём доме, делать то, что привыкла, так, как привыкла, а не отстаивать своё право ходить в душ по утрам. Да, эта её привычка тоже чем-то раздражала свекровь.
И вот теперь ещё эта выходка с деньгами. Людмила просто не понимала, зачем она это сделала? Что вообще она собиралась делать с их деньгами? Да, было как-то раз, свекровь заикалась о том, что им необходимо больше экономить. Откуда она вообще это взяла? Людмила попыталась ей объяснить, что зарплата позволяет им и откладывать, и жить спокойно, без чрезмерной экономии. Объяснила и забыла. И вот как это закончилось.
В обед её всё же перезвонил Семён и принялся объяснять, что да, мама посчитала, что они совершенно не умеют экономить, и у неё деньги будут в лучшей сохранности. Людмила, услышав это, была просто возмущена. Она чувствовала себя, наверное, как её племянница, которой она на день рождения подарила тысячу рублей. Тут же к девочке подошла мать, сестра Людмилы, и заявила:
– Ну ты же понимаешь, что ты пока не умеешь правильно тратить деньги. Давай они пока побудут у меня, потом сходим вместе в магазин и купим что-нибудь полезное.
Людмила с сочувствием смотрела тогда на племянницу, и ей в голову не приходило, что вскоре она окажется ровно в том же положении.
Но, чёрт возьми, её-то не восемь лет. И эти деньги она заработала сама. А Семён, как обычно, просит войти, войти в положение, простить мать.
– Я только понять не могу, почему перестраивать и входить в положение всегда должна только я?! – её голос звенел, как натянутая струна. – Я полгода терпела, как твоя мама перекраивает наш дом. Я молчала, когда она переставляла вещи, указывала, как готовить, когда есть, когда спать! Я пыталась найти с ней общий язык. А в ответ? В ответ она забирает наши деньги, а ты… Ты опять её оправдываешь?
– Люда, давай спокойно во всём разберёмся, – Семён постарался успокоить жену. – Мама просто волнуется за нас. Может, она же права – мы действительно много тратим…
– То есть ты считаешь нормальным, что она влезла в наш компьютер? В наши деньги? Тебя устраивает, что на этих выходных мы никуда не едем? Кстати, часть денег мы в итоге потеряли: я оплатила несколько экскурсий, и деньги за них нам не вернут.
– Ну не совсем правильно, конечно… – он замялся, искоса глянув на мать. – Но она же не чужой человек. И потом, эти деньги всё равно у нас в семье останутся. Давай вечером поговорим.
Вечером Людмила накинулась на свекровь:
— Как вы могли? Кто дал вам право? Вы нам вообще-то отдых сорвали. Мне нужно было до обеда оплатить бронь. Всё, её отменили. Я месяц готовила эту поездку!
– Доченька, – Елизавета Вячеславовна шагнула к ней, – ну что ты так разволновалась? Я же верну, если…
– Не называйте меня дочкой! – Людмила почти кричала. – У вас есть сын, вот с ним и живите, ему выносите мозг! А ты, Сёма… Я всё ждала, что твоя мать обживётся, и ты вспомнишь, что ты вообще-то женат, и что тут есть ещё я! Что у меня тоже есть право голоса. Но я для тебя, похоже, больше помеха. Мешаю вам с мамой жить так, как хочется.
Она схватила сумочку и ключи от машины.
– Постой, ну куда ты? – Семён загородил дверь. – Мама же извинилась! Она сейчас всё обратно переведёт!
– Пусть переведёт мне потраченные нервы и время назад! Только что-то мне кажется, что не сможет. К маме поедешь, мне нужно подумать. Она хотя бы спрашивает, прежде чем что-то делать с моей жизнью.
Тишина. Вот чего Семён совсем не ожидал в их доме после отъезда жены. Мама, обычно такая деятельная, целыми днями сидела в своей комнате. Она понимала, что перегнула палку, и теперь не знала, как всё исправить. Уж чего она точно не хотела, так это рушить семью сына.
Людмила не отвечала на звонки. Только написала сообщение: «Не приезжай, мне надо подумать». Семён чувствовал себя потерянным – никогда раньше Людмила не уходила вот так. Он искал подходы, пытался придумать, как вернуть жену, как показать ей, что она для него важна. Он был готов мчаться к ней, стоять под окном с цветами, петь серенады. Лишь бы помогло. Вот только он не был уверен, что будет хоть какой-то толк.
А потом случилось то, чего он боялся с самого начала – у мамы снова прихватило сердце. Когда он привёз её из больницы, она вдруг заговорила:
– Сёмушка, прости меня. Я не должна была лезть в ваши деньги, да и в дела… И вообще… – Она помолчала. – Знаешь, я нашла риелтора. Он показал мне несколько вариантов однокомнатных квартир недалеко отсюда.
– Мам, ты чего? Тебе нельзя волноваться…
– Так меня как раз и волнует, что я разрушаю твою семью. Деньги от продажи нашей квартиры целы, как раз хватит на небольшую однушку. Ну, может, ты немного добавишь…
Семён молчал, глядя в окно. Он вдруг понял, что мама, при всей своей властности, впервые по-настоящему подумала о его счастье. А он… Он всё это время боялся её обидеть и не замечал, как обижает любимую женщину.
На следующий день он поехал к Людмиле. Стоял под окнами квартиры её родителей и ждал, пока она не вышла.
– Люда, нам надо поговорить. По-настоящему поговорить. Я многое понял, выслушай меня. И если я понял ещё не всё, скажи…
Тот разговор с Людмилой под окнами её родительского дома стал для них поворотным. Впервые за долгое время Семён не оправдывался, а слушал – по-настоящему слушал свою жену. О том, как больно ей было чувствовать себя чужой в собственном доме. О том, как отчаянно она пыталась сохранить их семью, но каждый раз натыкалась на стену непонимания.
А потом рассказал о решении матери съехать.
– Она решила купить квартиру и жить отдельно. Подбирает варианты, ищет подходящую. Но денег от продажи её старой квартиры не совсем хватает. Даже на однокомнатную здесь нужно будет тысяч триста добавить. Это наши общие деньги, и я хочу с тобой посоветоваться…
Людмила долго смотрела на мужа. Он наконец-то спрашивал её мнения – не ставил перед фактом, а именно спрашивал.
– Давай поможем. Надо только очень внимательно подойти к выбору района и дома. Чтобы и маме было удобно, и мы ей помогать могли, и ей до нас было не слишком близко. Не хочу, чтобы она к нам как к себе домой ходила.
— Не переживай, не будет.
— Надеюсь, но хочу подстраховаться.
Через месяц Елизавета Вячеславовна переехала в уютную однокомнатную квартиру в соседнем районе. Именно там, где предложила Людмила – достаточно близко, чтобы навещать, но достаточно далеко для спокойной жизни обеих семей.
Они даже отметили новоселье. Тихо, по-семейному. Семён смотрел на двух самых важных женщин в своей жизни и думал, что наконец-то всё встало на свои места. Теперь, если они все постараются, у них может получиться построить прочные взаимоотношения. Только работать должны, действительно, все. А не только тот, кто первый заметил, что есть проблемы.