— Сколько? — тихо повторил муж.
— Четыре тысячи! Безумные деньги на какую-то…
— Вика, а ты помнишь, сколько мы платим за один поход в твою парикмахерскую?
— Это совершенно другое! — наконец выпалила она. — Я хожу к проверенному мастеру, это необходимые траты! И вообще, при чём тут это? Ты что, тоже против меня? Все против меня!
– Алиночка, детка, ты дома? – раздался из прихожей голос свекрови. – У тебя дверь была не заперта!
Алина вздрогнула от неожиданности. Она как раз загружала в новую мультиварку овощи для рагу – сегодня хотелось порадовать Гришу вкусным ужином.
– Здравствуйте, Виктория Георгиевна! Проходите на кухню.
Недавно вернувшаяся с работы Алина даже не успела переодеться из офисного костюма – торопилась приготовить ужин до прихода мужа.
– Что это у тебя тут такое? – свекровь остановилась, разглядывая блестящий корпус мультиварки на кухонной столешнице.
– Мы с Гришей купили на выходных. Очень удобная вещь – можно с вечера заложить продукты, а утром…
– Купили? – Виктория Георгиевна резко повернулась к невестке. – На какие деньги? Вы так на первый взнос никогда не соберёте! Каждую копейку беречь надо!
– Но мы всё обсудили с Гришей…
– Нашла с кем обсуждать! – свекровь фыркнула. – Он в этом ничего не понимает! Всю жизнь я его финансами распоряжалась, и всё было хорошо. Могла бы мне позвонить! А ты… – она сделала паузу, сверля невестку взглядом. – Ты его с толку сбиваешь! То одно купить, то другое!
Алина почувствовала, как краска заливает щёки:
– Виктория Георгиевна, мы же взрослые люди, мы в состоянии разобраться, что нам по карману, а что нет.
– Вижу я, как вы в состоянии… Вам ещё учиться и учиться с деньгами обращаться. Вы без помощи не справитесь.
– Виктория Георгиевна, зачем вы так? Это всего лишь мультиварка. Не так уж много она стоит!
– Пререкаться она будет. Нет уж, я сама буду решать, что можно, а что нельзя. Переведи мне зарплату сына! – вдруг отчеканила свекровь. – Ты не умеешь тратить деньги!
В кухне повисла тяжёлая тишина. Виктория Георгиевна решительно достала телефон.
– Алло, Гриша? Сынок, нам надо срочно поговорить…
До недавнего времени жизнь семьи Соколовых текла по давно заведенному порядку. Виктория Георгиевна твёрдо держала в руках семейный бюджет – зарплаты мужа и сына поступали на её счёт, а она уже решала, на что и сколько можно потратить. Вячеслав Евгеньевич давно смирился с таким положением дел. Он помнил, как в девяностые именно её железная хватка и умение экономить помогли им выжить, поднять сына. С тех пор так и повелось – все финансовые решения принимала жена.
Григорий, их единственный сын, тоже не знал другой жизни. Первую зарплату он принёс матери как само собой разумеющееся. Из той получки она выделила ему на новые джинсы – сама выбрала и магазин, и фасон. Потом были вторая зарплата, третья… Он привык согласовывать с матерью каждую покупку, каждый расход.
Свадьба с Алиной стала первым серьёзным решением, которое Григорий принял сам. Виктория Георгиевна, впрочем, тут же взяла организацию торжества в свои руки. Но после свадьбы молодые настояли на том, что будут жить отдельно.
Их съёмная квартира была небольшой, но уютной. Первый месяц совместной жизни пролетел как один день. Алина оказалась хорошей хозяйкой – везде чистота, порядок. Но главное – она умела слушать и слышать мужа. Вместе они обсуждали покупки, планировали бюджет. Впервые в жизни Григория спрашивали его мнение, интересовались его желаниями.
Мультиварку они тоже выбирали вместе. Алина нашла несколько вариантов в интернете, они долго сравнивали характеристики, читали отзывы. Григорий даже удивился, насколько ему понравилось это совместное обсуждение. Раньше техника для дома была исключительно женской заботой, но оказалось, что ему тоже интересно разбираться в функциях и возможностях.
Разговор о покупке мультиварки вышел неожиданно приятным. Хотя основные деньги они откладывали на первый взнос по ипотеке, четыре тысячи на бытовую технику выделить было не сложно. Важнее оказалось само обсуждение – они вместе читали отзывы, сравнивали модели, считали, сколько времени она будет экономить по утрам. Впервые Григорий почувствовал, что семейный бюджет – это не документ с сухими цифрами, а возможность вместе планировать их общую жизнь.
Виктория Георгиевна причитала в трубку:
– Гришенька, сынок, ты должен меня выслушать! Эта девочка совсем не думает о вашем будущем. Я же вижу, как она транжирит деньги направо и налево!
Григорий глубоко вздохнул. Он ехал в метро домой, зажатый между других пассажиров, и этот разговор давался ему непросто:
– Мама, мы же с Алиной вместе решили купить мультиварку. Я сам…
– Что значит «сам»? – в голосе Виктории Георгиевны зазвенели слёзы. – Ты никогда раньше не интересовался такими покупками! Это всё она, она тебя с толку сбивает! Я же всю жизнь о тебе заботилась, каждую копеечку берегла…
– Мама, я благодарен тебе за всё, но…
– Что – «но»! Не прошло и месяца, а ты уже говоришь со мной совсем другим тоном! – Виктория Георгиевна всхлипнула. – Я не для того тебя растила, чтобы какая-то девочка…
– Мама, Алина – моя жена.
Повисла пауза. Когда Виктория Георгиевна заговорила снова, её голос стал жёстким:
– Хорошо, раз ты так ставишь вопрос… Но потом не говори, что я тебя не предупреждала! Когда вы спустите все деньги на эти модные штучки, не приходи ко мне за помощью!
Виктория Георгиевна вернулась домой в крайнем раздражении. Вячеслав Евгеньевич сидел в кресле, читая газету.
– Нет, ты представляешь! – Она принялась расхаживать по комнате. – Эта Алина совсем голову нашему мальчику заморочила! Купили какую-то дорогущую технику! А ипотека? А будущее?
Вячеслав Евгеньевич медленно сложил газету:
– А сколько стоит эта техника?
– Да не в этом дело! – Виктория Георгиевна всплеснула руками. – Дело в принципе! Они должны каждую копейку откладывать, а не…
– Сколько? – тихо повторил муж.
– Четыре тысячи! Безумные деньги на какую-то…
– Вика, – Вячеслав Евгеньевич впервые за много лет перебил жену, – а ты помнишь, сколько мы платим за один поход в твою парикмахерскую?
Виктория Георгиевна осеклась. Она ожидала от мужа привычного молчаливого согласия, а не этого неудобного вопроса.
– Это совершенно другое! – наконец выпалила она. – Я хожу к проверенному мастеру, это необходимые траты! И вообще, при чём тут это? Ты что, тоже против меня? Все против меня!
Она выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Вячеслав Евгеньевич задумчиво смотрел ей вслед. За тридцать лет семейной жизни он впервые увидел в действиях жены что-то, кроме разумной бережливости.
Конечно, Виктория Георгиевна не успокоилась. День за днём она звонила то сыну, то невестке, пытаясь убедить их доверить ей управление семейным бюджетом. Приводила какие-то расчёты, доказывала, что под её чутким руководством они махом накопят на первый взнос и без проблем выплатят ипотеку. Нужно-то всего ничего: не покупать ничего лишнего, строго рассчитать рацион, отложить развлечения на потом…
От мысли, что все «развлечения» придётся отложить лет на десять, а с учётом детей, которые тоже есть в плане, видимо, лет на тридцать, Алина была готова сбежать куда подальше. Григорий отбивался от матери, как мог. Он не сомневался в том, что мать может сделать то, что обещает. Но ему тоже не хотелось жить в спартанских условиях. Да и принимать решения самому ему нравилось. В попытках разрядить ситуацию он пытался советоваться с матерью по поводу некоторых покупок, но стало только хуже. Каждый такой разговор заканчивался причитаниями матери о том, что с такими тратами они никогда не накопят на квартиру.
Вячеслав Евгеньевич смотрел на сына с жалостью и тревогой. А вдруг мать всё же продавит его? Под таким напором мало кто может жить долго.
Через месяц, всё хорошенько обдумав, он позвонил сыну:
– Гриша, ты сегодня во сколько освобождаешься?
– В шесть заканчиваю, пап. Что-то случилось?
– Нет. Просто хочу встретиться, поговорить. Давай у тебя во дворе, в семь?
В голосе отца было что-то непривычное – какая-то решимость, которой Григорий раньше никогда не слышал. Он сразу согласился.
Сквер возле дома молодых утопал в жёлтых листьях. Моросил мелкий дождь, но никто из них не раскрывал зонт. Вдоль аллеи горели фонари, их свет отражался в лужах, и казалось, что по земле рассыпаны жёлтые монеты. Они медленно шли, и первые несколько минут оба молчали.
– Знаешь, сынок, – наконец заговорил Вячеслав Евгеньевич, – твоя мама – сильный человек. В девяностые, если б не её характер, не её умение считать каждую копейку, не знаю, как бы мы выжили. Я тогда сам ей все деньги отдавал – она лучше знала, что купить, где достать подешевле. Помню, как она умудрялась из какой-то крупы и банки тушёнки целый праздничный обед соорудить. На твой день рождения, тебе тогда семь исполнилось.
Он остановился у скамейки, стряхнул с неё влажные листья:
– Присядем? История долгая.
Они сели. Вячеслав Евгеньевич достал платок, протёр запотевшие очки:
– Понимаешь, сынок, в чём беда – время прошло, жизнь наладилась, а я… Я так и не смог вернуть себе право решать. Сначала по привычке с ней советовался, потом… Потом уже и не советовался – просто ждал, что она скажет. Лет десять назад, когда уже всё устаканилось, появились какие-то накопления, я загорелся идеей открыть небольшое кафе. Не ресторан, нет – маленькое уютное местечко. С домашней кухней, с настоящим кофе. Составил бизнес-план, всё просчитал, даже помещение присмотрел – там, знаешь, где сейчас цветочный магазин.
Отец замолчал, глядя на мокрый асфальт. В свете фонаря его лицо казалось особенно усталым.
– А твоя мама даже слушать не стала. «Зачем рисковать, когда у тебя стабильная работа? Что ты как ребёнок, в твоём возрасте пора о пенсии думать, а не о глупостях». И ведь знаешь, что самое страшное? Я даже не спорил. Просто… сложил все расчёты в папку и убрал в дальний ящик стола.
Григорий смотрел на отца и не узнавал его. Словно другой человек сидел рядом – тот, прежний Вячеслав Евгеньевич, которого он никогда не знал.
– Это как болезнь, сынок. Незаметная такая. Сначала уступаешь в мелочах – какой чай купить, какую рубашку надеть. Потом – в чём покрупнее. А потом… – Он горько усмехнулся. – Потом просто перестаёшь хотеть. Зачем хотеть, если всё равно решать не тебе? Я даже машину не вожу – твоя мама считает, что в моём возрасте это опасно. А я ведь всегда любил водить.
Григорий слушал, и внутри у него всё холодело. Он вдруг с пронзительной ясностью увидел своё возможное будущее – такое же блёклое, бессобытийное существование, где все решения принимает кто-то другой. Где не нужно мечтать, выбирать, пробовать что-то новое. Он вспомнил, как они с Алиной выбирали мультиварку – её улыбку, когда он увлечённо сравнивал характеристики разных моделей. Неужели можно всё это потерять?
– Я ведь поначалу даже радовался, – продолжал отец. – Удобно, когда за тебя всё решают. Не надо голову ломать, отвечать за что-то. Только потом понимаешь, что вместе с ответственностью теряешь и свободу. И себя теряешь. Знаешь, я иногда смотрю на себя в зеркало и не узнаю – кто это? Куда делся тот парень, который хотел своё кафе открыть?
– Пап, но почему ты никогда…
– Не говорил об этом? – Вячеслав Евгеньевич снова снял очки, теперь уже просто вертел их в руках. – А что говорить? Твоя мама – хороший человек. Она всё делала из лучших побуждений. Берегла, заботилась… Только вот людей рядом с собой за людей не считала. Всё думала, что лучше знает, как им жить. Я даже не виню её – она правда верит, что так правильно. Что только она может всех спасти от неверных решений.
Он повернулся к сыну, и в его взгляде была какая-то отчаянная решимость:
– Ты только не повтори моей ошибки, Гриш. Не отдавай своё право выбирать – ни матери, никому. Я вот смотрю на вас с Алиной… Она правильная девочка – с тобой советуется, твоё мнение спрашивает. Вы вместе решения принимаете. Держись за это, сынок. Это и есть настоящая семья, а не когда один командует, а другой подчиняется.
Дождь усилился, но они всё сидели на скамейке. Григорий молчал, переваривая услышанное. Всё его существо восставало против той картины будущего, которую нарисовал отец. Нет, он не хотел такой жизни – ни себе, ни Алине.
Весь обратный путь до дома он думал о словах отца. О том, каким тот мог бы стать, если бы десять лет назад решился отстоять свою мечту. О том уютном кафе с настоящим кофе, которое так и осталось чертежами в дальнем ящике стола. И о том, каким может стать он сам, если сейчас промолчит, уступит, позволит решать за себя.
Дома его ждал очередной звонок от матери. Но в этот раз он чувствовал небывалую ясность мысли. Он не стал искать компромиссов:
– Мама, я хочу, чтобы ты меня выслушала. Я люблю тебя и благодарен за всё, что ты для меня сделала. За то, как ты нас с отцом через девяностые провела, как меня на ноги поставила. Но я больше не ребёнок. Мы с Алиной сами будем решать, как нам жить и на что тратить деньги. И это не обсуждается.
– Но как же…
– Нет, мама. Либо ты принимаешь наше право самим распоряжаться своей жизнью, либо… – он на секунду запнулся, собираясь с силами. – Либо нам придётся общаться гораздо реже. Я не хочу этого, но и так, как с отцом, тоже не хочу. Я люблю тебя, но решать за меня я тебе больше не позволю.
В трубке повисла оглушительная тишина.
– Гришенька, – голос Виктории Георгиевны дрогнул, – ты это сейчас серьёзно? Ты готов с родной матерью из-за какой-то техники рассориться?
– Мама, дело не в технике. И не в деньгах. Дело в праве самим принимать решения.
– Но я же о вас забочусь! Я же…
– Я знаю, мама. Спокойной ночи.
Григорий положил трубку и прислонился к стене. Руки дрожали. Алина молча обняла его – она слышала весь разговор.
На следующее утро Виктория Георгиевна приехала к ним с пакетами продуктов:
– Я тут в магазине была, у них скидки хорошие. Подумала – зачем вам деньги тратить?
Алина хотела отказаться, но Григорий едва заметно покачал головой – не стоит обострять.
Через день свекровь снова появилась на пороге – уже с готовыми котлетами и борщом:
– Вы же целый день на работе, устаёте. Я вот помогу немного…
А в воскресенье она позвонила сыну:
– Гришенька, тут такое дело… Папе твоему костюм новый нужен, в старом уже стыдно на работу ходить. Может, съездим вместе в магазин? Заодно и тебе что-нибудь присмотрим. У меня как раз скидочная карта есть…
Григорий выдержал паузу:
– Спасибо, мама. Но мы сами разберёмся с покупками.
– Ну что ты как маленький! Я же…
– Мама, – в его голосе появились незнакомые, жёсткие нотки. – Мы это уже обсудили. В том-то и дело, что я не маленький, чтобы ты снова покупала за меня одежду.
Вечером того же дня Виктория Георгиевна рыдала на кухне:
– Нет, ты представляешь? Он даже слушать меня не хочет! А эта… эта Алина всем командует!
Вячеслав Евгеньевич молчал, помешивая остывший чай.
– Да скажи ты хоть что-нибудь!
– А что говорить, Вика? Сын вырос. У него своя семья.
– Но они же совсем неопытные! Они же без нас пропадут!
– Не пропадут, – он наконец поднял глаза от чашки. – Они друг с другом советуются, вместе решения принимают. Правильно всё делают.
Виктория Георгиевна осеклась. Что-то такое было в голосе мужа – что-то новое, незнакомое. Она вдруг поняла: он не просто не поддерживает её позицию. В его словах звучала… гордость за сына? Тридцать лет молчаливого согласия, и вдруг такое предательство!
Две недели она не звонила сыну. Места себе не находила, но держалась. На исходе третьей недели всё же не выдержала, набрала номер:
– Гриша… У вас всё хорошо?
– Да, мам. Всё нормально.
– А что готовите? В той своей… мультиварке?
– Алина вчера плов делала. Очень вкусный получился.
– Плов? – она попыталась съязвить, но вышло как-то жалко. – В мультиварке?
– Приходи на следующей неделе, сама попробуешь. Если захочешь.
Виктория Георгиевна открыла рот для очередного едкого замечания… и промолчала. Может быть, впервые в жизни.
Прошло три месяца. В квартире молодых Соколовых витал аромат ванильной выпечки – Алина осваивала новую для себя функцию мультиварки. На кухонном столе уже остывал пирог с яблоками, когда в дверь позвонили.
– О, вы сегодня пораньше! – Алина открыла дверь свёкру и свекрови.
Виктория Георгиевна принюхалась:
– Чем это у вас так пахнет?
– Пирог испекла. С яблоками.
– В мультиварке? – в голосе свекрови больше не было язвительности, только любопытство.
– Да, представляете? В ней даже выпечка получается. Проходите, сейчас чай будем пить.
Вячеслав Евгеньевич украдкой наблюдал за женой. За последние месяцы она сильно изменилась. Нет, характер у неё остался прежним – властным, резким. Но она будто училась заново – спрашивать, а не указывать, советовать, а не требовать. Получалось не всегда, но она старалась.
Григорий вернулся с работы, когда все уже сидели за столом. Обнял мать, поцеловал Алину:
– Я новость хорошую принёс – премию сегодня объявили. Приличную.
– И на что потратите? – спросила Виктория Георгиевна. И тут же прикусила язык – по старой привычке вырвалось.
Но Григорий только улыбнулся:
– Мы ещё не решили. Вечером с Алиной обсудим.
Вячеслав Евгеньевич спрятал усмешку в чашку с чаем. Сын вырос. По-настоящему вырос.
Они просидели допоздна – говорили обо всём на свете, пробовали пирог, который действительно получился на удивление вкусным, строили планы на лето. Виктория Георгиевна даже пошутила, что, может, и себе такую мультиварку купит – что ж она, хуже невестки?
Уже в дверях она обернулась к сыну:
– Гриш, приезжайте в воскресенье, я пельмени лепить собралась. Алина, ты же любишь мои пельмени?
– С удовольствием! Я давно хотела у вас научиться – у вас такие вкусные получаются…
Когда родители ушли, Григорий обнял жену:
– Знаешь, а ведь у нас получилось.
– Что получилось?
– Всё получилось. Быть семьёй. Самим решать. И родителей не потерять.
За окном падал снег, в комнате пахло яблочным пирогом, и впереди было целое воскресенье, чтобы вместе решить, как потратить неожиданную премию.
