— Ты слышишь вообще то, что я тебе говорю, а? Вова, зачем ты матери квартиру купил, когда мы в съемной с детьми ютимся? — верещала жена.
Владимир Петрович Колесов смотрел в окно и не видел улицы. Перед глазами стояла мать — морщинистая, сгорбленная, с потрескавшимися от вечной работы руками. Шестьдесят восемь лет, а только сейчас появилась возможность купить ей нормальное жильё. Крохотную однушку на окраине, но её собственную. Не угол у дальних родственников, не комнату в коммуналке.
— Ты меня слышишь вообще? — Светлана подошла вплотную, заглянула в лицо. — Мы квартиру снимаем, Вова! У нас двое детей! А ты выкинул три миллиона на хрущёвку для мамочки!
Владимир повернулся к жене. Светлана выглядела измотанной — под глазами тёмные круги, волосы наспех собраны в пучок, футболка заляпана детским пюре. И всё же даже сейчас она была красивой. Той особой женской красотой, которая проступает сквозь усталость и раздражение.
— Света, мы это уже обсуждали, — произнёс он тихо. — Маме некуда было идти.
— Конечно! — всплеснула руками Светлана. — А то, что наш Мишка спит в одной комнате с нами, а Лизка — в проходной, тебя не беспокоит? Что я постирать нормально не могу, потому что машинку некуда поставить? Что твоя мать могла бы жить с нами, как нормальная бабушка, и помогать с детьми?
— Моя мать никогда не будет жить с нами, — отрезал Владимир. В голосе появился металл. — И ты это прекрасно знаешь.
Светлана отшатнулась, словно он ее ударил. Знала, конечно. Вова и его мать — две планеты с разными орбитами. Пересекаются раз в месяц, перезваниваются по воскресеньям, но жить вместе… Нет, Вова прав. Прав, чёрт возьми! Но эти три миллиона… Три миллиона!
— Мы могли бы взять ипотеку, — Светлана села на диван, обхватила себя руками. — С первым взносом в три миллиона нам бы дали хорошие условия. Мы бы сейчас жили в своём жилье, а не платили тридцать тысяч дядьке Семёну, который шарахается от наших детей, будто они бешеные.
Владимир сел рядом, но не прикоснулся к жене.
— Я заработаю ещё, — сказал он. — Год-полтора, и соберём на первый взнос.
— Год-полтора, — эхом отозвалась Светлана. — А Мишке уже три, и он ни разу не спал в своей комнате. Лизка скоро в школу пойдёт, ей нужен стол, место для уроков. Но главное не это, Вова. Главное — ты решил сам. Даже не спросил меня. Просто поставил перед фактом: я купил матери квартиру.
Колесов поморщился. Да, было дело. Не спросил. Не посоветовался. Просто увидел вариант, прикинул, что хватит накоплений, и купил. А что советоваться? Светка бы всё равно была против. А мать… нельзя ей было оставаться у этой сестры двоюродной. Смотрела волком, попрекала каждым куском. Мать всю жизнь пахала, его одна тянула, ни от кого ни копейки не взяла — и что теперь, под старость в приживалках ходить?
— Я всё понимаю, Свет, — сказал он, стараясь говорить мягче. — Но мать — это святое. Ты бы для своей то же самое сделала.
— Моя мать живёт со своим мужем в трёхкомнатной квартире, и они позвали нас к себе, когда мы только поженились! — голос Светланы снова взлетел вверх. — А ты отказался! Гордый такой! Сам, всё сам!
— Да что ты заладила? — не выдержал Владимир. — Я что, не обеспечиваю семью? По миру пустил? На еду не хватает? На одежду? На развлечения? Мы на море ездили в прошлом году!
— За что ты меня так не уважаешь, Вова? — спросила вдруг Светлана совсем другим тоном. — Почему я — пустое место? Жена, мать твоих детей — и ноль без палочки, когда дело касается денег?
Владимир открыл рот и закрыл. Что ответить? Что он любит её, ценит, но… Но деньги зарабатывает он. А кто зарабатывает, тот и решает. Разве не так устроен мир?
— Наталья Степановна, а вы видели новый сериал про врачей? — соседка по лестничной клетке, Зинаида Павловна, поджидала мать Владимира у подъезда. — Вчера такое было! Главврач оказался бывшим мужем медсестры!
— Не смотрю я эту чушь, — буркнула Наталья Степановна, доставая ключи. — Только время зря тратить.
Соседка не обиделась. За три месяца привыкла к манерам новой жилички. Характер — кремень, слова — кремни. Но если приглядеться, видно: одинокая женщина, всю жизнь на фабрике оттрубила, сына одна подняла. Имеет право на своё мнение о сериалах.
— А сын к вам приходит? — спросила Зинаида Павловна, поднимаясь по лестнице вслед за Натальей Степановной. — Такой видный мужчина, в костюме. Шикарная машина.
— Приезжает, — кивнула Наталья Степановна. — По делам больше. То кран починить, то полку повесить.
Она не стала говорить, что Вовка ещё ни разу не зашёл просто так, без повода. Привозил продукты, спрашивал, всё ли в порядке, и уезжал. А она и не настаивала. Сын вырос, своя семья, дети. Зачем навязываться?
— Ну и хорошо, — улыбнулась Зинаида Павловна. — А то некоторые сыновья вовсе матерей забывают. У Клавдии с пятого этажа сын вон уже три года не звонит, не пишет.
Наталья Степановна поджала губы. Ей не нравились эти разговоры о чужих детях. Клавдию она знала плохо, сына её — и вовсе никак. Может, там своя история.
— Пойду я, дел много, — сказала она, отпирая дверь.
Квартира встретила её тишиной и запахом свежей краски. Наталья Степановна до сих пор не могла привыкнуть, что всё это — её. Светлые стены (сама выбирала краску, хватило на три слоя), новенькая плита (сын настоял, хотя старая ещё работала), шкаф в прихожей (собирали вместе с Вовкой, он всё крутил и крутил шурупы, пока она не сказала: хватит уже, самолёт что ли строишь?).
Телефон на комоде звякнул сообщением. Наталья Степановна нащупала очки.
«Мам, завтра заеду в 11. Надо люстру повесить. В.»
Вот и повод. Опять с инструментами приедет, весь такой деловой. И привезёт гостинцы — конфеты дорогие, которые она не ест, фрукты заморские, которые ей ни к чему. А спросить, как дела, по-человечески поговорить — времени нет. Дети, жена, работа.
Наталья Степановна медленно набрала ответ:
«Хорошо. Жду.»
Повесила люстру давно сама, с помощью соседа снизу. Мужик рукастый, всё сделал за полчаса, взял бутылку пива в благодарность. Но сыну знать об этом незачем. Пусть приедет. Чаем напоит, расспросит, как внуки.
Внуков она видела дважды. Когда Михаил родился — в роддоме, через стекло. И когда Елизавета — тоже в роддоме, тоже через стекло. Потом были фотографии в телефоне Вовки. А в живую — нет. Невестка не приглашала, да и сама Наталья Степановна не напрашивалась. Что она им — обуза лишняя? У них своих забот полно.
Она подошла к окну. Из него был виден пустырь и стройка вдалеке. Не самый живописный вид, но свой. Собственный.
За шестьдесят восемь лет впервые.
— Мам, а почему бабушка к нам не приходит? — Лизка задавала этот вопрос уже в третий раз за неделю.
Светлана оторвалась от ноутбука. Работа на удалёнке имела свои преимущества — не нужно никуда ездить, можно в любой момент отвлечься на детей. Но когда дочь задавала такие вопросы, Светлана чувствовала, что лучше бы она сидела в офисе.
— Бабушка Наташа очень занята, солнышко, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. — У неё много дел.
— А бабушка Валя к нам приходит, — заметила Лизка. — И она тоже занята. Она вчера сказала, что шьёт платье для тёти Ксюши.
Светлана вздохнула. Да, её мать умудрялась совмещать работу в ателье с регулярными визитами к внукам. И никогда не жаловалась, что далеко ехать или что устала. Наоборот, приезжала с гостинцами, занимала детей, давала Светлане возможность спокойно поработать.
— Бабушка Наташа… она по-другому выражает свою любовь, — нашлась Светлана. — Она купила тебе тот красивый конструктор, помнишь?
Лизка кивнула, но без особого энтузиазма. Конструктор и правда был шикарный — космический корабль с кучей деталей, стоил как половина недельного продуктового запаса. Но подарок не заменит живого общения.
— Папа сказал, что у бабушки Наташи теперь новая квартира, — не унималась Лизка. — А мы почему в новую квартиру не переезжаем?
Светлана закусила губу. Ну вот, теперь ещё и это. Дети всё слышат, всё впитывают. Наверняка уловила отголоски их ссоры с Вовой.
— Мы обязательно переедем, — пообещала она. — Но чуть позже. Папа копит деньги.
— А бабушке Наташе уже накопил?
Светлана едва сдержалась, чтобы не ответить резко. Дочь ни в чём не виновата. Это взрослые проблемы, взрослые решения.
— Знаешь что, — сказала она, закрывая ноутбук. — Давай испечём печенье? Мишка скоро проснётся, а печенья у нас нет.
Лизка тут же забыла про бабушку Наташу и побежала мыть руки. Дети — они такие. Отвлеки их чем-нибудь интересным, и неудобные вопросы забудутся. До поры до времени.
Замешивая тесто, Светлана думала о Наталье Степановне. Высокая, статная женщина с прямой спиной и колючим взглядом. На их свадьбе она сидела отдельно от всех, почти не пила, не произносила тостов. Когда Светлана, охваченная праздничной эйфорией, подошла к ней с распростёртыми объятиями: «Теперь вы моя вторая мама!», Наталья Степановна ответила сухо: «Мама у тебя одна. А я — мать твоего мужа». И всё. Граница проведена, дистанция установлена.
С тех пор Светлана не пыталась сблизиться со свекровью. А Наталья Степановна не делала попыток познакомиться с внуками. Открытки на дни рождения, подарки на Новый год — всегда через Вову, никогда лично. Будто между ними стояла невидимая стена.
И вот теперь эта квартира. Три миллиона — и стена стала ещё выше, ещё прочнее.
— Колесов, у тебя всё в порядке? — начальник отдела, Игорь Семёнович, остановился у стола Владимира. — Третий раз одну и ту же строчку правишь.
Владимир поднял голову. Действительно, он уже десять минут пялился в монитор, пытаясь сосредоточиться на отчёте. Но мысли разбегались. Утренний разговор со Светланой не выходил из головы.
«Мне надоело, Вова. Надоело считать копейки, надоело жить в съёмной квартире, надоело делать вид, что всё хорошо. Год прошёл с тех пор, как ты купил матери жильё. Где наша квартира? Где твои обещания?»
— Всё нормально, Игорь Семёныч, — ответил Владимир. — Просто задумался.
— Ну смотри, — хмыкнул начальник. — Отчёт нужен к вечеру. И не забудь про встречу с подрядчиками завтра.
Подрядчики. Точно. Завтра в девять. А в одиннадцать он обещал заехать к матери. Люстру вешать. Хотя какая, к чёрту, люстра, когда дома такое творится? Светка на грани. Кажется, даже не на грани — уже за гранью.
«Я больше так не могу, Вова. Либо мы берём ипотеку сейчас, либо я забираю детей и еду к маме. У неё хотя бы есть отдельная комната для внуков.»
Владимир потёр переносицу. Ипотека. При нынешних ставках — это кабала на пятнадцать лет минимум. А если что-то случится? Если его сократят? Если заболеет? Кто будет платить?
С другой стороны, Светка права. Съёмная квартира — это деньги на ветер. Тридцать тысяч каждый месяц — и ничего своего. Дети растут, им нужно пространство. Да и самим уже невмоготу в двушке с проходной комнатой.
Колесов открыл калькулятор на компьютере, стал прикидывать. Сто двадцать тысяч в месяц зарплата. Минус налоги. Минус текущие расходы. Минус аренда. Остаётся… негусто. На первый взнос накопят не раньше, чем через полгода. А Светка хочет сейчас.
Телефон завибрировал. Сообщение от матери:
«Володя, не приезжай завтра. Люстру уже повесили. Отдыхай.»
Владимир нахмурился. Кто повесил? Кого она попросила? Соседа какого-нибудь? А если бы током ударило? Если бы упала?
Он быстро набрал ответ:
«Мам, я всё равно заеду. Проверю, как повесили. В 11.»
Мать не ответила. Ей семьдесят скоро, а она всё такая же упрямая. Всё сама, всё своими силами. В этом они похожи. Может, слишком похожи.
Владимир вернулся к отчёту. Надо работать. Надо зарабатывать. Теперь не только на еду, одежду и съёмную квартиру. Теперь ещё и на ипотеку.
Иначе Светка уедет. И детей заберёт. А без них… Без них зачем всё это?
Наталья Степановна расставляла чашки на столе, когда в дверь позвонили. Ровно одиннадцать — Вовка всегда был пунктуальным. В детстве это раздражало — от него нельзя было ничего скрыть, всегда возвращался домой минута в минуту. Но сейчас эта черта вызывала гордость. Правильный мужчина вырос. Основательный.
— Привет, мам, — Владимир переступил порог, держа в руках пакет с продуктами. — Как ты?
— Нормально, — она забрала пакет, заглянула внутрь. — Опять конфеты купил? Я ж не ем сладкое.
— Это детям, — буркнул Владимир. — Где эта люстра? Кто вешал?
— Сосед снизу, Виктор Андреич, — ответила Наталья Степановна. — Грамотно всё сделал, не переживай. Проходи, чай готов.
Владимир осмотрел люстру в комнате. Повешена ровно, провода спрятаны аккуратно. Придраться не к чему.
— Зачем ты посторонних людей просишь? — спросил он, садясь за стол. — Я бы приехал, всё сделал.
— У тебя своих дел полно, — отмахнулась мать. — Семья, работа. А Виктор Андреич на пенсии, ему в радость помочь.
Они пили чай молча. Наталья Степановна изредка бросала взгляды на сына. Осунулся. Круги под глазами. Галстук повязан небрежно. Непохоже на него.
— Что случилось? — спросила она наконец.
— С чего ты взяла, что что-то случилось? — Владимир отставил чашку.
— Я тебя растила, — просто ответила мать. — Знаю, когда у тебя проблемы.
Владимир поморщился. Не хотел он говорить с матерью о Светке, об ипотеке, о том, что жена может уйти. Но не рассказать сейчас — значит, прийти через месяц и сказать: мы развелись.
— Светлана хочет свою квартиру, — произнёс он медленно. — Говорит, устала снимать. Хочет взять ипотеку.
— А ты не хочешь? — Наталья Степановна смотрела прямо, без осуждения, без одобрения.
— Боюсь, — признался Владимир. — Кредит на пятнадцать лет — это страшно. А если не потяну?
— Потянешь, — уверенно сказала мать. — Ты всегда всё тянул. Школу, институт, работу.
— Мам, — Владимир замялся. — Ты не думай, я не жалею, что купил тебе квартиру. Это… правильно было.
Наталья Степановна долго смотрела на сына. Потом встала, подошла к комоду, достала конверт.
— Держи, — она протянула конверт Владимиру. — Здесь восемьсот тысяч. Всё, что накопила за последний год. На первый взнос не хватит, но поможет.
Владимир уставился на конверт, не веря своим глазам.
— Откуда у тебя такие деньги?
— Пенсия, — пожала плечами мать. — Плюс подрабатываю — шью на заказ. Клиентов много, я ж всю жизнь на швейной фабрике оттрубила. И трачу мало. Квартира своя, за коммуналку копейки по сравнению с тем, что раньше платила.
— Я не возьму, — Владимир отодвинул конверт. — Это твои сбережения.
— А ты думаешь, для кого я их копила? — в голосе матери появилась сталь. — Для себя? Мне много надо, в моём-то возрасте? Бери, Володя. И купи наконец нормальное жильё своим детям.
— Мам…
— Бери, говорю! — Наталья Степановна сунула конверт в руки сыну. — И невестке своей скажи, что я сама эти деньги дала. Сама! Чтоб не думала, что ты у меня что-то забрал.
Владимир смотрел на мать и не узнавал. Куда делась скупость на эмоции? Куда исчезла вечная сдержанность?
— И ещё, — продолжала Наталья Степановна. — Привези внуков. Хоть разок. Покажи, где бабка живёт. Я торт испеку.
— Ты шутишь? — Светлана смотрела на конверт, который Владимир положил на стол. — Твоя мать дала нам деньги на ипотеку?
— Не шучу, — ответил Владимир. — И ещё она хочет увидеть детей. Зовёт в гости.
Светлана села, не в силах поверить услышанному. Наталья Степановна, эта неприступная крепость, эта железная леди, вдруг раскрылась?
— И ты сказал…?
— Что привезу, конечно, — Владимир развёл руками. — Что я мог сказать? Она торт собирается печь.
Светлана рассмеялась. Нервно, на грани истерики. Потом резко стала серьёзной.
— А ты уверен, что это не… — она замялась. — Не попытка отступного? Типа, вот вам деньги, а вы оставьте меня в покое?
— Нет, — твёрдо ответил Владимир. — Если бы ты видела её глаза, когда она просила привезти внуков…
Светлана задумалась. Потом решительно кивнула:
— Хорошо. Мы поедем. Все вместе. В воскресенье.
— Отлично, — Владимир почувствовал, как отпускает напряжение последних дней. — Я позвоню ей, предупрежу.
— И насчёт ипотеки, — добавила Светлана. — Я уже прикинула. С этими деньгами мы можем взять квартиру в новостройке. Трёшку. На окраине, конечно, но с хорошей транспортной доступностью.
Владимир нахмурился:
— Сама прикинула? Без меня?
— А что такого? — в голосе Светланы появились знакомые нотки раздражения. — Я что, не имею права планировать будущее нашей семьи?
— Имеешь, — Владимир сел рядом с женой. — Просто… я всегда считал, что финансы — это моя сфера.
— Вот в этом вся проблема, Вова, — Светлана посмотрела ему в глаза. — Твоя сфера, твои решения. А я кто? Приложение к тебе?
— Нет, конечно, — растерялся Владимир. — Ты моя жена.
— Вот именно, — кивнула Светлана. — Жена. Партнёр. Не подчинённая, не ребёнок. Я не прошу у тебя разрешения, я хочу, чтобы мы решали вместе. Понимаешь разницу?
Владимир молчал. Он не привык к таким разговорам. Светка всегда была боевой, но чтобы вот так, прямо в лоб…
— Ты прав, что купил матери квартиру, — вдруг сказала Светлана. — Это правильный поступок. Но ты должен был обсудить это со мной. Не поставить перед фактом, а именно обсудить. Возможно, я бы согласилась. Возможно, мы бы нашли компромисс.
— Но ты была против, — напомнил Владимир. — Ты кричала, что мы сами в съёмной…
— Потому что узнала постфактум! — перебила Светлана. — Потому что ты решил за нас обоих!
Они замолчали. В детской заплакал Мишка — проснулся от дневного сна.
— Я пойду к нему, — Светлана встала. — А ты подумай над моими словами, ладно?
Владимир кивнул, глядя в спину уходящей жены. Что-то надломилось между ними в тот день, когда он купил матери квартиру. Трещина, которую не залатать словами. Он всё делал правильно — и для матери, и для семьи. Так почему же чувствует себя виноватым?
Воскресное утро выдалось промозглым. Наталья Степановна встала в шесть, хотя гостей ждала только к двенадцати. Испекла торт — бисквит с заварным кремом, как Вовке в детстве нравилось. Сварила холодец — два дня возилась, зато вышел прозрачный, с чесночком. Салатов наготовила — оливье, винегрет, «шубу». Квартиру вылизала до блеска.
В одиннадцать тридцать позвонил Вова:
— Мам, мы задерживаемся. Мишка раскапризничался, никак не можем собраться.
— Ничего, — ответила она. — Я подожду.
В час дня снова звонок:
— Извини, мам. Мишка температурит. Наверное, мы сегодня не приедем.
Наталья Степановна помолчала, разглядывая накрытый стол.
— Что ж, здоровье важнее. Выздоравливайте.
Она сложила салаты в контейнеры, убрала в холодильник. Торт накрыла полотенцем — сама будет неделю есть. Холодец… жалко холодец. Но ничего, разложит по баночкам, раздаст соседям.
Вечером позвонила Зинаида Павловна:
— Наталья Степановна, можно к вам на минутку?
Соседка, увидев накрытый, но нетронутый стол, всё поняла без слов:
— Не приехали, значит?
— Ребёнок заболел, — ответила Наталья Степановна.
— Бывает, — кивнула Зинаида Павловна. — А у меня новость. Дочка квартиру купила, в ипотеку. Через дорогу от нас, представляете? Будет с внучкой рядом жить.
— Повезло вам, — сухо сказала Наталья Степановна.
Когда соседка ушла, она долго сидела в тишине. Потом достала телефон, нашла номер сына. Палец замер над кнопкой вызова. Нет. Не будет навязываться. Ребёнок болеет, им не до неё.
— Он не заболел, — тихо сказала Светлана, когда Владимир закончил разговор с матерью. — Просто капризничал.
— Знаю, — ответил Владимир. — Но ты же видела, в каком он состоянии. Поедем — весь день будет ныть.
Светлана посмотрела на мужа. Что-то изменилось в его лице за последние дни. Появилась какая-то жёсткость, которой раньше не было.
— Твоя мать готовилась, — сказала она. — Наверняка стол накрыла, квартиру убрала.
— Потом съездим, — отрезал Владимир. — Когда Мишка в порядке будет.
Светлана отвернулась. Не в Мишке дело, она-то понимала. Вова испугался. Испугался этого внезапного сближения, этих разговоров о чувствах, о партнёрстве. Проще отложить визит, проще вернуться к привычной схеме: он зарабатывает, она воспитывает детей. Никаких сложностей, никакой неловкости.
— Я подала заявку на ипотеку, — сказала она. — Завтра придёт ответ.
Владимир вздрогнул:
— Без меня?
— С тобой, — возразила Светлана. — Твои данные тоже указаны. Созаёмщики.
— Но я не подписывал никаких бумаг, — Владимир начал закипать. — Как ты могла…
— Электронная подпись, — перебила Светлана. — Помнишь, мы оформляли год назад? Для налоговой. Она действует и для банков.
Владимир уставился на жену, не веря своим ушам.
— Ты использовала мою электронную подпись без разрешения?
— А ты купил квартиру матери без обсуждения со мной, — парировала Светлана. — Квиты, не находишь?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Лизка выглянула из детской, почувствовав напряжение, но Светлана махнула ей — иди к брату, играйте.
— Я думала, мы договорились, — сказала Светлана, когда дочь скрылась за дверью. — Ты сам сказал, что мы возьмём ипотеку.
— Сказал, — процедил Владимир. — Но не так. Не за моей спиной.
— А как? — в голосе Светланы зазвенела сталь. — Месяцами обсуждать? Годами? Пока дети не вырастут? Пока твоя мать не состарится настолько, что уже не сможет жить одна и переедет к нам? И что тогда? Будем все в одной комнате спать?
— Не переедет, — отрезал Владимир. — Она никогда не переедет к нам.
— Конечно, — горько усмехнулась Светлана. — Потому что ты всегда будешь выбирать её. Даже сегодня — не поехали, хотя могли. Даже с этой квартирой — сначала ей, потом, может быть, нам.
— Это нечестно, — Владимир стукнул кулаком по столу. — Я всё делаю для семьи! Всё! Зарабатываю, обеспечиваю, думаю о будущем!
— Решаешь за всех, — закончила Светлана. — Контролируешь каждую копейку. Раздаёшь указания. Великий благодетель.
Она встала, подошла к шкафу, достала сумку.
— Я забираю детей и еду к маме. На неделю. Тебе нужно подумать, чего ты хочешь на самом деле: быть мужем и отцом или сыном своей матери. Потому что совмещать не получается.
— Светка, ты с ума сошла? — Владимир преградил ей путь. — Какая мать? Какая неделя? У тебя работа, у Лизки садик!
— Отпуск возьму, — пожала плечами Светлана. — А Лизке полезно с бабушкой побыть. С той, которая помнит, как её зовут.
Прошло три месяца. Наталья Степановна стояла у окна, глядя на заснеженный пустырь. За это время многое изменилось. Вовка перестал приезжать каждую неделю — теперь звонил раз в месяц, спрашивал, всё ли в порядке. Говорил коротко, без подробностей. Сказал только, что они со Светланой взяли ипотеку, купили квартиру в новостройке, сейчас делают ремонт.
О внуках не упоминал. Наталья Степановна не спрашивала.
Деньги, которые она дала сыну, словно провели между ними новую границу. Раньше он был должен ей — морально, как сын. Теперь она стала должна ему — как мать, которой он купил квартиру.
Звонок в дверь вырвал её из задумчивости. На пороге стояла Светлана — в модном пальто, с макияжем, такая городская, такая чужая.
— Здравствуйте, Наталья Степановна, — сказала она, переминаясь с ноги на ногу. — Можно войти?
Наталья Степановна молча отступила, пропуская невестку в квартиру. Та огляделась, будто оценивая обстановку.
— Уютно у вас, — заметила Светлана. — Компактно, но со вкусом.
— Зачем пришла? — прямо спросила Наталья Степановна. — Вова в курсе?
— Нет, — покачала головой Светлана. — Он не знает, что я здесь.
Они прошли на кухню. Наталья Степановна поставила чайник, достала печенье — магазинное, сама не пекла уже давно.
— У нас сложности, — сказала Светлана, глядя в чашку. — С Вовой. После той истории с ипотекой… он изменился.
— Как изменился? — Наталья Степановна подалась вперёд.
— Стал жёстче. Холоднее. Будто… — Светлана замялась, подбирая слова. — Будто обиделся на весь мир. На меня — за то, что настояла на своём. На вас — за то, что дали деньги и тем самым поддержали меня. На себя — за то, что не смог обеспечить семью без посторонней помощи.
Наталья Степановна кивнула. Она понимала сына лучше, чем он сам. Гордость. Чёртова гордость. Всю жизнь сам, всё сам — и вдруг помощь понадобилась. Унизительно для мужчины.
— Мы переехали в новую квартиру, — продолжала Светлана. — Большая, светлая, три комнаты. Дети счастливы. А Вова… как робот. Уходит на работу в семь, возвращается в девять. Молчит. Отстранённый какой-то.
— И что ты от меня хочешь? — Наталья Степановна подняла взгляд на невестку. — Чтобы я с ним поговорила? Убедила, что всё хорошо?
— Нет, — Светлана покачала головой. — Я хочу, чтобы вы забрали деньги обратно.
Наталья Степановна замерла с чашкой у рта.
— Что?
— Восемьсот тысяч, — повторила Светлана. — Мы можем вернуть их вам. Прямо сейчас. Я продала свои украшения, часть мебели. Вова не знает. Вы возьмёте деньги и скажете ему, что они вам нужны. Придумаете причину. Болезнь, ремонт, что угодно.
— Зачем это? — Наталья Степановна нахмурилась. — Вы же купили квартиру. Взяли ипотеку.
— Да, — кивнула Светлана. — И будем выплачивать её сами. Без вашей помощи. Чтобы Вова мог снова чувствовать себя главой семьи. Добытчиком.
Наталья Степановна долго смотрела на невестку. Потом усмехнулась:
— Неглупая ты, Светка. Мужика своего насквозь видишь.
— Я его люблю, — просто ответила Светлана. — И хочу, чтобы у нас всё наладилось.
— А дети? — вдруг спросила Наталья Степановна. — Они как?
Светлана улыбнулась, достала телефон:
— Вот, смотрите. Это Лизка в новой комнате. А это Мишка — научился сам одеваться.
Наталья Степановна жадно вглядывалась в экран. Внуки. Почти незнакомые, но родные.
— Я заберу деньги, — сказала она наконец. — Но при одном условии. Вы будете приезжать ко мне. Раз в месяц. С детьми.
— По воскресеньям? — уточнила Светлана. — В двенадцать?
— В двенадцать, — кивнула Наталья Степановна. — Торт печь?
— Печь, — Светлана спрятала телефон. — Только не очень сладкий. У Мишки аллергия на шоколад.
Владимир сидел на кухне новой квартиры, разглядывая квитанцию по ипотеке. Четырнадцать с половиной лет ежемесячных платежей. Кабала, как он и думал. Но своя квартира. Просторная. Светлая. Дети в отдельных комнатах. Лизка уже стол для уроков облюбовала, хотя до школы ещё полгода.
Хлопнула входная дверь — Светка вернулась. Была у матери весь день, забрала детей вечером.
— Вова, — она села напротив, положила на стол конверт. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
Владимир напрягся. Когда жена начинает разговор с таких слов, жди беды.
— Твоя мать попросила вернуть деньги, — сказала Светлана, глядя ему в глаза. — Все восемьсот тысяч. Ей нужны средства на лечение. Колено беспокоит, врачи рекомендуют операцию.
Владимир уставился на конверт.
— Откуда у тебя деньги?
— Продала кое-что, — пожала плечами Светлана. — Украшения, технику. Мама помогла.
— Почему мне не сказала? — Владимир почувствовал, как закипает. — Опять за моей спиной?
— Я знала, что ты будешь против, — спокойно ответила Светлана. — А твоей матери нужна помощь. И потом, эти деньги изначально были её. Мы просто возвращаем долг.
Владимир молчал, обдумывая услышанное. Мать никогда не жаловалась на здоровье. Никогда не просила помощи. А тут вдруг операция? Колено?
— Я сам отвезу деньги, — сказал он наконец. — Поговорю с ней.
— Хорошо, — кивнула Светлана. — Только… она просила детей привезти. Давно не видела.
Владимир вздохнул. Дети. Точно. Обещал же матери показать внуков, а так и не собрался.
— В воскресенье поедем, — решил он. — Все вместе.
Светлана улыбнулась:
— Отлично. Я предупрежу её, чтобы торт испекла. Только не шоколадный — у Мишки аллергия.
В воскресенье в двенадцать часов дня Наталья Степановна открыла дверь. На пороге стоял сын с семьёй. Внуки прятались за спинами родителей, с опаской разглядывая незнакомую бабушку.
— Привет, мам, — сказал Владимир, протягивая конверт. — Вот, как ты просила.
— Проходите, — Наталья Степановна отступила, пропуская гостей. — Торт на столе. Не шоколадный.
Она переглянулась со Светланой. Та едва заметно кивнула, и Наталья Степановна поняла: невестка не сказала сыну всей правды. Умная женщина. Сильная. Такая и нужна её Вовке.
Владимир помог детям раздеться, прошёл на кухню. Всё как в детстве — белая скатерть, сервиз по праздникам, торт с кремовыми розочками.
— Как колено? — спросил он, присаживаясь к столу. — Операцию когда планируешь?
— Там видно будет, — уклончиво ответила мать. — Врачи говорят, может, и без операции обойдётся. Таблетки пропью, на массаж походжу.
Владимир нахмурился, но промолчал. Что-то здесь не так. Мать никогда не была мнительной, не бегала по врачам без крайней необходимости. И деньги… Зачем ей столько на лечение колена?
Но спрашивать не стал. Не сейчас, не при детях. Если мать не хочет говорить правду — значит, на то есть причины.
Вечером, когда они вернулись домой, Владимир спросил Светлану:
— Ты уверена, что матери нужны деньги на лечение?
Светлана замерла, потом медленно повернулась к мужу:
— А ты как думаешь?
Владимир долго смотрел на жену. Потом кивнул:
— Понятно. Сговорились.
— Вова…
— Нет, я не злюсь, — он усмехнулся. — Вы обе решили вернуть мне мою мужскую гордость, да? Чтобы я чувствовал себя единственным кормильцем?
Светлана молчала, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Хорошо, — сказал Владимир. — Пусть будет так. Я буду платить ипотеку сам. Без посторонней помощи. А вы с матерью… продолжайте дружить. Вам это идёт.
Он вышел на балкон, закурил впервые за пять лет. Где-то в глубине души теплилась надежда, что всё наладится. Что они преодолеют эту чёртову гордость, это недоверие, этот страх показаться слабым. Но здравый смысл подсказывал: не наладится. Слишком много недосказанного. Слишком много обид. Слишком много лжи.
Светлана вышла следом, обняла его сзади:
— Прости меня.
— За что? — спросил Владимир, выпуская дым. — За то, что заботишься о семье? За то, что нашла общий язык с моей матерью? За то, что мы наконец-то живём в нормальной квартире?
— За то, что сделала это без тебя, — тихо ответила Светлана. — За то, что не верила, что ты справишься сам.
Владимир затянулся в последний раз, затушил сигарету.
— Мы оба хороши, — сказал он. — Я тоже… многое делал без тебя. Не советовался. Не доверял.
Они стояли на балконе новой квартиры, глядя на ночной город. Впереди было четырнадцать с половиной лет ежемесячных платежей. Впереди была целая жизнь — с обидами, непониманием, ссорами. И, возможно, с примирениями. Возможно. Если хватит сил преодолеть гордость. Если хватит мудрости принять чужие решения. Если хватит любви, чтобы прощать.
А пока — холодный ветер, огни домов и два человека, которые когда-то поклялись быть вместе. И почему-то продолжают цепляться за эту клятву, хотя проще было бы отпустить.
