— На маму квартиру оформил, — покаялся муж, — ты же не против? Она так настаивала… Да, деньги наши, но маме я отказать не смог…
— Не ори, Маша, — сказала мне свекровь, — я не пойму, почему ты на меня всех собак спускаешь? Вы с Максимом сами предложили улучшить мои жилищные условия, так почему квартира должна быть оформлена на кого-то из вас? Жить там буду я, поэтому мне она и принадлежит. И кому она достанется, тоже я решаю. Светочке двушку завещаю — доченька на жилье не заработает никогда!
Я тихонечко вошла в детскую и невольно залюбовалась лицами моих спящих мальчишек. Двенадцать и восемь лет — уже большие, но еще такие трогательные, когда спят. Лешка, старший, всегда раскидывается во сне, словно звезда, а Вовка, младший, прижимает к себе плюшевого медведя, старого друга детства.
Я тихонько выскользнула из комнаты, стараясь не разбудить их. На цыпочках прошла в кухню, где меня уже ждал муж, Максим. Он, как обычно, сидел за столом с чашкой кофе и угрюмо смотрел в окно.
— Доброе утро, — прошептала я, присаживаясь рядом.
— Угу, — буркнул он в ответ, не отрывая взгляда от улицы.
Максим в последнее время стал каким-то молчаливым и отстраненным. Я списывала это на усталость. Работа у него нервная, да и дети требуют внимания. Но что-то меня все равно беспокоило.
— Как спалось? — спросила я, наливая себе кофе.
— Нормально, — коротко ответил он.
Я вздохнула. Разговор явно не клеился.
— Слушай, я тут подумала, — начала я, стараясь сменить тему, — может, все-таки начнем что-то делать с квартирой? Дети растут, им уже тесно в одной комнате.
Максим, наконец, оторвался от окна и посмотрел на меня.
— И что ты предлагаешь? — спросил он без особого энтузиазма.
— Ну, варианты есть. Можно попробовать продать эту и взять ипотеку на трехкомнатную. Или, как мы и мечтали, начать строить дом за городом.
— Ипотека — это кабала на всю жизнь, — отрезал муж, — а дом… Ты представляешь, сколько это хлопот? Стройка, ремонт, потом еще участок содержать. Нет уж, уволь!
Я разочарованно выдохнула.
— Как быть-то теперь?
— Подождем, — пожал плечами Максим, — может, что-то подвернется.
Я не выдержала и вспылила:
— Подвернется? Ты серьезно? Мы уже тринадцать лет ждем, пока что-то подвернется! Надо действовать, а не сидеть сложа руки!
Максим помрачнел.
— Не надо на меня давить, — процедил он сквозь зубы, — я тоже устал. И вообще, я на работу опаздываю.
Он резко встал из-за стола и, не сказав больше ни слова, вышел из кухни. Я осталась сидеть одна, с чашкой остывающего кофе и с тяжелым чувством в груди.
Я тяжело вздохнула, разминая затекшую шею. Четырнадцать лет брака — это целая эпоха, знаете ли. Эпоха совместных радостей, преодоленных трудностей, выслушанных жалоб… И большая часть от свекрови и золовки, Светы.
Золовка вообще мне всегда казалась какой-то не такой. Непутевая она какая-то. Нагуляла в юности, ребенка, родила дочку, Аньку, без мужа. С кем не бывает? Потом, правда, подвернулся какой-то разведенный, женился. Но быстро сбежал, оставив Свету с дочкой в комнате в общежитии. И вот тут начиналось самое интересное.
Каждый наш разговор — это сеанс психотерапии для Светы, и пытка для меня. Не успеешь «Здравствуйте» сказать, как начинается:
— Ой, Маш, ну как же мне тяжело! Работа — ад, денег — кот наплакал, мужики все парнокопытные, дочка плохо учится, соседи — алкаши.
И так по кругу. Я, конечно, старалась сочувствовать, советы давать, но… честно говоря, сил уже не было. А еще была свекровь, тетя Галя. Милейшая женщина, но… жила она, мягко говоря, в ужасных условиях. Ветхое жилье, которое обещали расселить лет двадцать назад, держалось на честном слове. Квартира, пропахшая затхлостью и сыростью, где ремонт делать — деньги на ветер. А тут еще и сосед-алкаш пожар устроил. В общем, к затхлости добавился еще и запах гари.
Как-то раз сидим мы с Максом на кухне, пьем чай после работы. Я, уставшая, как собака, с детьми уроки сделала, ужин приготовила, а он молчит сидит, Задумчивый, такой загадочный.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Да вот, Света звонила, — вздыхает он, — опять плачется. Говорит, совсем невмоготу ей в общаге этой.
Я закатываю глаза.
— Макс, ну сколько можно? Я понимаю, что сестра и все такое… Но ты же тоже не можешь ей помочь.
— Ну как не могу? — возражает он, — могу. Она же моя сестра!
— Ну и что? Ты ей что, квартиру купить должен?
— Ну, квартиру, конечно, нет, — мнется он, — но… может, хоть как-то помочь? Может, вещи какие-нибудь отдать? Или продукты?
Я чувствую, как во мне закипает злость.
— Макс, у нас двое детей! Нам самим не хватает! Какие вещи, какие продукты?
— Какие-нибудь, — говорит он тихо, — жалко ее, Маш…
— А меня тебе не жалко? — не выдерживаю я, — мне каждый день приходится ее нытье слушать! Она же не только тебе мозг выносит!
Муж молчит, виновато опустив голову.
— Ладно, — говорю я, смягчаясь, — вещи какие-нибудь найдем. И продукты тоже. Но больше никаких разговоров про «несчастную Свету», договорились?
Он кивает. Наступает суббота. Едем мы к свекрови. Забиваем багажник старыми вещами и пакетом с продуктами. Подъезжаем к ее дому. Зрелище, конечно, удручающее. Обшарпанные стены, выбитые стекла, алкаши у подъезда… Поднимаемся на этаж, звоним в дверь. Открывает тетя Галя.
— Ой, ребята, проходите! — радуется она нам.
Заходим в квартиру. Там, конечно, еще хуже, чем снаружи. Мебель старая, облезлая, обои отклеиваются.
— Ну, как ты, мам? — спрашивает Максим.
— Да ничего, сынок, — бодрится она, — живу потихоньку.
В этот момент из комнаты выходит Света.
— Ой, Маша, приехала! — говорит она с приторной улыбкой, от которой у меня зубы сводит, — ну как ты? Как дети?
— Спасибо, нормально, — отвечаю я сухо.
Садимся за стол, пьем чай. Света начинает жаловаться на жизнь. Опять про работу, про деньги, про мужиков. Я стараюсь не слушать, но уши сами ловят каждое ее слово.
— Вот, мам, — говорит она, обращаясь к свекрови, — опять меня начальник премии лишил. Говорит, плохо работаю. Да я пашу, как лошадь! А он все равно недоволен!
— Не переживай, Светочка, — успокаивает ее тетя Галя, — все наладится.
— Да когда же наладится? — плачет Света, — я не могу больше так!
— Может, тебе работу сменить? — предлагаю я.
— Да куда я пойду? — машет она рукой, — у меня же образования нет!
— Ну, можно курсы какие-нибудь пройти, — говорю я.
— Да где я денег на эти курсы возьму? — опять плачет она.
Я закатываю глаза. Ну сколько можно?
— Ладно, — говорю я, вставая из-за стола, — пойду к детям.
Ухожу в комнату к детям. Они играют в машинки. Сажусь рядом с ними, начинаю им подыгрывать, чтобы хоть немного отвлечься от этого кошмара.
Через какое-то время Максим заходит в комнату.
— Пойдем, — говорит он, — пора ехать.
Я вздыхаю с облегчением.
Прощаемся с тетей Галей и Светой, выходим из квартиры. Спускаемся по лестнице, садимся в машину.
— Ну как, — спрашивает Максим, — все нормально?
— Нормально, — отвечаю я, — как всегда.
Он вздыхает.
— Я понимаю, что ты ее не любишь, — говорит он, — но ты же знаешь, что бросить их я не могу. Они же моя семья.
— Знаю, — говорю я. — Но иногда мне кажется, что я просто не выдержу.
Домой мы возвращается в полной тишине, каждый думает о своем. Я прекрасно знаю, какие мысли роятся в голове у моего мужа.
Уже несколько месяцев Максим ходил как в воду опущенный. И ладно бы просто грустил, так он же еще и меня пилил!
— Мама в таких условиях живет! Задыхается в этой затхлости! А мы тут… жируем.
Жируем! В двушке, которая досталась мне несколько лет назад от родителей. В двушке, где дети спят в одной комнате, а Максим вечерами пытается работать за кухонным столом! Да, по сравнению с жильем свекрови, может, и жируем. Но как же меня это задевало!
Как-то вечером, после особенно тяжелого дня, когда Света позвонила трижды и трижды пожаловалась на горькую судьбу, Максим выдал:
— Маш, я тут подумал… Может, возьмем маму к себе?
Я чуть чаем не подавилась.
— Куда? — выдохнула я, откашлявшись, — Макс, у нас нет места! Ты где ее разместишь? В коридоре?
— Ну, можно как-то… — промямлил он, — диван купить раскладной…
— Макс, ты вообще меня слышишь? — повысила я голос, — у нас дети растут! Им нужно пространство! А твоя мама… Она же постоянно болеет! И потом, ты уверен, что мы уживемся впятером в такой тесноте?
Он замолчал, опустив голову. Я видела, как он расстроен.
— Ладно, — сказал он тихо, — тогда… может, купим ей жилье?
— Купим? — переспросила я, чувствуя, как во мне закипает злость, — на какие шиши, интересно? У нас что, деньги лишние есть?
— Ну, можно ее квартиру продать, — предложил он, — хоть и почти за бесценок… А остатки в ипотеку… Да и копим же мы…
И тут меня прорвало.
— Продать за бесценок квартиру твоей мамы, вложить наши деньги и… что? Ты предлагаешь нам купить ей жилье? А детям нашим что достанется? Воздух? Ты вообще о них думаешь?
Он покраснел.
— Не ори на меня, — сказал он, — я же не просто так предлагаю. Я хочу помочь маме.
— Помочь маме за счет собственных детей? — язвительно переспросила я.
Мы долго ругались в тот вечер. Кричали друг на друга, вспоминали старые обиды. Я чувствовала себя загнанной в угол. С одной стороны, я понимала, что Максим искренне хочет помочь своей матери. С другой — я не могла позволить ему пустить на ветер наши сбережения, лишив детей будущего.
Ночью я долго не могла уснуть. Ворочалась, думала. В конце концов, я поняла, что ничего тут не поделаешь. Бабушка же нашим детям. А потом, если что, квартира мальчишкам достанется. Но все равно было обидно.
Утром я подошла к Максу. Он сидел на кухне, пил кофе, и выглядел виноватым.
— Ладно, — сказала я, — давай попробуем. Но с одним условием: я сама буду заниматься поиском жилья. И мы купим что-то недорогое, но приличное.
Он посмотрел на меня с благодарностью.
— Спасибо, Маш, — сказал он, — ты самая лучшая.
Я усмехнулась.
— Не льсти мне, — сказала я, — просто хочу, чтобы все было по-честному.
И мы начали поиски. Просматривали объявления в газетах, на сайтах, ездили по разным районам города. Вариантов было много, но все они были либо слишком дорогими, либо слишком ужасными. Наконец, нам повезло. Нашли подходящий вариант — двухкомнатная смежная хрущевка. Совсем маленькая, метража мало, но все же уютная. Правда, не в лучшем районе города, да и ремонта требует. Зато цена была приемлемой.
Мы показали квартиру свекрови. Ей понравилось.
— Главное, что своя, — сказала она, — и что рядом с вами.
Я и подумать не могла, что муж все испоганит. Я ему доверяла, как себе, а он такую свинью мне подложил!
Моя наивность, наверное, граничила с идиотизмом. Я как-то даже не допустила мысли, что может быть иначе. Мы покупаем квартиру свекрови на наши деньги, а значит, разумеется, она будет оформлена на Макса. Ну это же логично, правда? Ну, а там уже, в будущем, она перейдет к нашим детям.
Вот только логика у нас с мужем, оказывается, была разная. В день оформления документов я сидела на работе — начальник меня не отпустил с работы на сделку. Вечером мы собирались отметить покупку, а я уже прикидывала, как мы будем обставлять квартиру свекрови.
Вечером Максим пришел домой какой-то странный. Молчаливый, избегал смотреть мне в глаза.
— Ну что, как все прошло? — спросила я, стараясь не показывать своего волнения.
Он вздохнул.
— Все хорошо, — ответил он глухо, — купили квартиру.
— Ну и слава богу! — обрадовалась я, — а на кого оформили?
Он замялся.
— На маму, — выдавил он наконец.
Я остолбенела.
— Как на маму? — переспросила я, чувствуя, как холодок пробегает по спине, — почему на маму?
— Ну, как почему? — пробормотал он, — она же там жить будет.
— Но ведь это наши деньги! — заорала я, — мы с тобой копили! Это же будущее наших детей!
— Ну, мама же все равно потом им оставит, — попытался успокоить меня Максим, — напишет завещание.
— Завещание? — ядовито переспросила я, — Макс, ты вообще понимаешь, что такое завещание? Его можно оспорить! А если с твоей мамой что-то случится? Все достанется Свете!
Он замолчал, опустив голову.
— Ты хоть с ней посоветовался? — спросила я, чувствуя, как во мне закипает гнев.
— Она сказала, что так будет лучше, — промямлил он, — что она сама будет решать, кому оставить квартиру.
— Да она просто хочет подстраховаться! — крикнула я, — чтобы Света не осталась ни с чем! А про нас она подумала? Про наших детей?
Мы снова начали ругаться. Я кричала, плакала, обвиняла Макса в предательстве. Он оправдывался, говорил, что хотел как лучше, что не думал, что так получится. Но было уже поздно. Квартира была оформлена на свекровь. Она стала единственной собственницей. Безоговорочно!
И, как я и боялась, сразу после оформления документов у тети Гали начались разговоры о дарственной на Свету и Аньку. Она притаскивалась к нам почти каждый вечер и нудела:
— Или, может, продать эту хрущевку и расшириться? Или обменяться с дочкой? Или еще какой-нибудь вариант придумать, чтобы Светочке жизнь облегчить?
Я сидела на кухне, пила чай и слушала эти разговоры. Максим молчал, опустив голову. Мне хотелось в такие моменты сделать ему что-нибудь плохое. Все планы на будущее коту под хвост! Все наши деньги ушли в никуда.
Как-то я не выдержала.
— Тетя Галя, — сказала я, стараясь говорить спокойно, — а вы не думаете о том, что мы тоже вложили деньги в эту квартиру? Что мы с Максом копили на нее годами?
Она посмотрела на меня с удивлением.
— Ну и что? Квартира чья? Моя! Я сама буду решать, как ею распоряжаться.
Муж, конечно, тут же за маменьку вступился.
— Маша, ну что ты такое говоришь? — вмешался Максим, — мама же не собирается нас обманывать.
— А по-моему, она уже обманула, — огрызнулась я, — оформила квартиру на себя, а теперь решает, как ее переписать на свою любимую доченьку.
Тетя Галя обиделась.
— Ну, если тебе так не нравится, — сказала она, — можете забрать свои деньги. Я вам все верну.
— Вернете? — язвительно переспросила я, — вы серьезно? Откуда у вас такие деньги? Вы же пенсионерка!
Она замолчала.
Я встала из-за стола и вышла из кухни. Не могла больше находиться в этой атмосфере лжи и лицемерия. В тот вечер я долго не могла уснуть. Ворочалась, думала о том, как же мне все это надоело. Надоела эта «несчастная Света», надоела свекровь со своими причудами, надоел мой муж, который всегда ставит интересы своей семьи выше наших с детьми.
Я чувствовала, что наша семья трещит по швам. И что, если мы что-то не предпримем, то все может закончиться очень плохо. Но что именно нужно предпринять, я пока не знала.
После того разговора на кухне, где я высказала всё, что накипело, началась настоящая война. Я перестала сдерживаться и вывалила на Макса всё своё недовольство.
— Ты понимаешь, что мы сделали? — кричала я, мечась по комнате, — мы отдали наши деньги, наши сбережения, чтобы твоя мама переписала всё на свою доченьку! Ты хоть на секунду подумал о наших детях? О том, что им достанется в этой жизни?
Максим пытался меня успокоить, но я была неуправляема.
— Поговори с матерью! — требовала я, — немедленно! Пусть она напишет дарственную на внуков! Это наши деньги, и они должны достаться нашим детям! Сегодня же, Максим!
— Маша, ну что ты заладила? — вздыхал он, — я поговорю с ней. Не надо так орать!
— Как я могу не кричать, когда ты предал меня и наших детей? — возмущалась я, — ты отдал наши деньги чужому человеку!
Он уходил от разговора, ссылался на занятость, усталость. Я чувствовала, что он боится разговора с матерью, боится её обидеть. Но меня это больше не волновало. Я была готова на всё, чтобы защитить интересы своих детей.
Не добившись ничего от мужа, я решила действовать сама. Набрала номер свекрови и, не здороваясь, высказала ей всё, что думаю.
— Тетя Галя, я требую, чтобы вы написали дарственную на внуков! — заявила я, — это наши деньги, и они должны достаться нашим детям!
В ответ услышала ядовитое:
— Маша, я понимаю твоё возмущение, — сказала она, — но я сама решу, кому оставить свою квартиру.
— Вашу квартиру? — возмутилась я, — это наша квартира! Мы её купили!
— Ну, вы-то в большой, хорошей квартире живёте, — ответила она, — а как же быть моей дочке? Она же совсем одна, несчастная.
И тут меня прорвало. Я разрыдалась прямо в трубку. Все нервы, всё напряжение последних месяцев выплеснулись наружу.
— Несчастная дочка! — сквозь слёзы кричала я, — да она всю жизнь только и делает, что ноет и жалуется! А мы должны ей помогать? Мы должны отдавать ей последнее?
— Маша, успокойся, — сказала тетя Галя, — не надо так переживать. Светочке нужнее. Я и об Ане думать должна. У тебя — пацаны, сами пробьются. А Анечка — девочка, кто о ней позаботится?
— Как я могу успокоиться, когда вы хотите лишить моих детей будущего? — продолжала рыдать я, — как я могу успокоиться, когда мой муж предал меня и фактически отдал наши деньги вашей «несчастной дочке»?
Тетя Галя ничего не ответила. Я бросила трубку и разрыдалась в голос.
Слова свекрови о «несчастной доченьке», которой, видите ли, нужнее, чем моим собственным детям, засели в моей голове, как заноза. Каждое утро я просыпалась с одной и той же мыслью: «Пропали наши деньги. Просто пропали».
Каждый взгляд на мужа вызывал во мне прилив гнева. Он ходил по дому, как побитая собака, избегал смотреть мне в глаза, пытался загладить вину какими-то мелкими знаками внимания. Но я не поддавалась. Я не могла простить ему этого предательства.
Как-то вечером, когда дети уже спали, я зашла на кухню, где Максим сидел за столом и читал какую-то книгу.
— Знаешь, — сказала я, садясь напротив него, — а ведь твоя Света ни копейки не вложила в эту квартиру.
Он поднял на меня глаза.
— Ну, мама же ей помогает, — пробормотал он.
— Помогает? — язвительно переспросила я, — она ее объедает. Подожди, не сегодня-завтра она переедет к мамочке и корни там пустит!
— Маша, ну не надо так, — вздохнул он, — мама же не со зла.
— Не со зла? — язвительно переспросила я, — а как тогда это назвать? Она просто хочет сделать приятно своей любимой доченьке, а на нас ей плевать?
— Это неправда, — возразил он, — мама любит и тебя, и детей.
— Если бы любила, — сказала я, — она бы не лишила их будущего.
Он замолчал, опустив голову.
— Знаешь, что самое ужасное? — продолжила я, — то, что я ничего не могу сделать! Это меня больше всего раздражает!
В дверь постучали. Я осталась на кухне, а Максим пошел открывать. Естественно, приперлась свекровь — она в последнее время как гиена прибегала на скандал.
— Что тут у вас опять происходит? — спросила она.
— Да вот, обсуждаем твою «несчастную доченьку», — ответила я, не отрывая взгляда от Макса.
— Маша, ну зачем ты так? — вздохнула тетя Галя, — не надо ссориться.
— А что мне делать? — спросила я, — радоваться, что квартира, на которую я столько времени горбатилась, ушла в лапы Светки? Радоваться, что мои дети останутся ни с чем?
— Я же потом всё им оставлю, — повторила она, — потом.
— Потом, — передразнила я, — а где гарантии?! До этого времени Света будет жить в нашей квартире, а мы будем платить за неё коммунальные услуги?
— Я же не виновата, что у Светы такая тяжёлая жизнь, — вякнула свекровь.
— Да у неё жизнь прекрасная! — возмутилась я, — она ни дня не работала, живёт за ваш счёт и только ноет! А мы должны ей помогать?
— Маша, успокойся, — вмешался Максим, — не надо так разговаривать с мамой.
— А как мне разговаривать? — спросила я, — как с королевой? Или с благодетельницей?
Я встала из-за стола и вышла из кухни. Мне нужно было побыть одной, чтобы не наговорить лишнего.
А на следующий день я узнала, что Света собирается прописываться у матери вместе со своей дочкой. Это стало последней каплей. Я поняла, что больше не могу это терпеть. Вечером, когда Максим вернулся с работы, я встретила его у двери с чемоданом.
— Собрала твои вещи, — сказала я, — ты уходишь.
Он остолбенел.
— Чего? — спросил он, — куда я ухожу?
— К маме и сестричке, — ответила я, — там тебе будет лучше. Они же для тебя ближе, чем я и дети.
— Маша, ты что, с ума сошла? — воскликнул он, — куда я пойду?
— Куда хочешь, — ответила я, — но здесь тебе больше не место.
— Маша, не делай глупостей, — просил он, — мы же любим друг друга.
— Любили, — поправила я, — а теперь всё кончено. Я больше не могу с тобой жить.
Он пытался меня уговорить, просил прощения, клялся в любви. Но я была непреклонна. Я больше не верила ни одному его слову.
— Уходи, — повторила я, распахивая дверь, — и не смей возвращаться. Не пущу!
Он ушел. Молча, опустив голову. Я закрыла за ним дверь и заплакала.
