Мария выскочила из дома прямо в резиновых тапках — ветер тянул за полу халата, и клумба выглядела по-весеннему нелепо: кое-где земля ещё не просохла, зато под окнами уже зеленели острые хвостики тюльпанов. Антон, собрав в руках рулетку и блокнот, стоял у забора, примеривался, куда лучше воткнуть столбики.
— Слушай, если вот тут сделать калитку, будет удобно заносить всё, — сказал он, глядя на жену.
— А если малину пересадить вот к той стене? — Мария склонилась над будущей грядкой, прикидывая, как обойти старый куст крыжовника.
Из дома донёсся голос Галины Сергеевны:
— Мария, чай стынет! Иди, а то остынет совсем!
На веранде уже стоял термос, рядом разложены булки, свежеиспечённые — пахло сдобой, дымом и чем-то родным. Галина Сергеевна, мать Антона, сразу принялась обсуждать, кто из городских соседей опять кого заливает, кто продал дачу, а кто «развелся, но квартиру оставил себе».
— Знаешь, Маша, — вздыхает она, — у вас хорошо, тихо. Вот бы и у нас в молодости так…
Антон наливает чай, ловит взгляд Марии, улыбается. В доме царит редкое, почти хрупкое счастье.
Обед затянулся: пока жарился шашлык, Феликс, их полосатый кот, гонялся по двору за шмелём, пару раз завалился в ведро и теперь выглядел особенно нелепо. Мария мечтала хоть краешком руки добраться до малины, но смеялась вместе со всеми, слушая, как Антон бодро строит планы:
— Если в эти выходные покрасим забор, а на майские рассаду высадим — вообще шикарно будет, — прикидывал он.
— Я помогу, конечно, — отзывается Мария. — Только бы тёплая погода подольше простояла.
Галина Сергеевна подливает чай, подталкивает тарелку ближе к Марии:
— Поешь, сил наберёшься, ещё нас всех перещеголяешь своим урожаем.
Мария только улыбается, кивает — редкая, уютная сцена, когда никто никуда не спешит.
Шестичасовой покой прерывает резкий стук в дверь. Антон выглядывает в окно, морщит лоб:
— Кто там ещё?..
На пороге стоит Ирина — младшая сестра Марии, растрёпанная, в джинсовке, с младенцем на руках. Рядом у ног чемодан, рюкзак и детский пакет.
— Привет, — Ирина устало улыбается, морщится, — можно к вам? У меня сосед ремонт затеял, сверху долбит стену третий день, ребёнок орёт, не спит, я с ума схожу. Можно, а?
Мария зависает в проходе:
— Ты надолго?
— На пару недель, пока долбить не перестанут. Мы тихо пересидим, честно, — Ирина заносит чемодан, ставит на середину гостиной. Малыш тянет ручки к кошке, чемодан неуклюже перегораживает проход.
Галина Сергеевна бросается помогать, уже раскладывает вещи, сюсюкает над ребёнком:
— Бедненькие! Давай, Мария, чай согреем, ребёнка положим, всё хорошо, ты не переживай!
Антон тянет жену за локоть на кухню, шепчет:
— Может, тяжело тебе будет, а? Две недели — не шутка.
— Всё нормально, — Мария машет рукой, — переживу. Сестра всё равно одна, с малышом…
Через час Ирина уже развалилась на диване, уткнулась в телефон, сын тихо барахтается у неё на животе.
Мария привычно подхватывает плачущего племянника, укачивает, ставит на плиту суп. Галина Сергеевна наливает чай, суетится:
— Молодая мамочка, пусть отдохнёт, а ты сама знаешь, каково это.
Антон заходит в комнату, смотрит на Марию:
— Помочь чем?
— Подержи малыша, пока я картошку почищу, — Мария только вздыхает, убирая крошки со стола.
Вечером дом шумит голосами: где-то ревёт телевизор, кто-то носится по коридору, запах детских кремов перемешивается с мясом и свежей краской.
Утром Мария, не выспавшись, встаёт первой: посуда, бутылочки, мокрые ползунки, чайник ещё не закипел. Племянник плачет, как только его оставляют одного.
Антон заходит на кухню, останавливается за спиной, кладёт ладонь на плечо:
— Давай я вечером ужин приготовлю, а ты хоть поспишь немного?
Мария смотрит мимо него:
— Скоро сестра придёт в себя и заберёт сына.
За стеной Ирина тихо ворочается, но не выходит до полудня.
Мария ставит рассаду у окна, смотрит в сад: малина так и не прополота, всё ждёт своего часа.
День за днём повторяются одинаково: Мария кормит сына Ирины, убирает игрушки, считает минуты до тишины. Вечером, когда в доме воцаряется покой, она садится у окна, обхватывает кружку с чаем, смотрит, как в саду шевелится трава.
Второе утро начиналось с тех же звуков: Мария, ещё сонная, на ощупь доставала из холодильника молоко для племянника, пыталась догнать время — но оно ускользало между кормлениями, стирками и крошками на полу. Ирина, укрывшись одеялом с головой, не появлялась до полудня.
Антон вошёл на кухню, глядя на жену с осторожностью, будто боялся спугнуть её хрупкое терпение.
— Может, вечером я за тебя сготовлю? — предложил он.
— Не надо, справлюсь, — тихо ответила Мария, не поворачиваясь.
После обеда Ирина вдруг появилась в прихожей, одной рукой натягивая куртку, другой придерживая телефон у уха:
— Маша, мне нужно встретиться с подругой, ты с Кирюшей побудь, ладно?
И не дождавшись ответа, хлопнула дверью.
Племянник тут же захныкал, требовал внимания. Мария носила его на руках по комнатам, периодически выглядывала на улицу — сад по-прежнему был нетронут, ящики с рассадой стояли на подоконнике.
Антон, вернувшись с работы, увидел усталую жену, махнул рукой:
— Давай, я малыша покачаю. Ты — отдохни, хоть полчаса.
Мария только кивнула, пошла в спальню, но там так и не смогла уснуть: мысли прыгали между хлопотами и раздражением.
К вечеру Ирина вернулась, будто ничего не произошло, заглянула в кухню, спросила:
— Чем кормить сына, где его баночка?
— Всё уже поел, — тихо ответила Мария.
— А, ну хорошо.
Антон молча вымыл посуду и ушёл в сад.
На следующий день история повторилась: Ирина снова собралась куда-то, бросила на ходу:
— Маша, ты ведь не против? Я вечером буду.
В доме остались только Мария, племянник и кот. Плач мешал думать, все дела откладывались до вечера.
Когда Антон вечером вернулся домой, застал жену за плитой, с кругами под глазами.
— Ты опять всё на себе тащишь, у тебя же свои дела! — он присел рядом, взял её за руку.
Мария только пожала плечами, не желая ссориться.
Выходные принесли новый виток усталости. На улице была настоящая весна, сухая трава тянулась к солнцу, а Мария в очередной раз осталась с ребёнком.
— Мне надо на встречу с одноклассниками, — бросила Ирина, надевая кеды.
— Ира, может, останешься? Сегодня день такой…
— Не могу, уже договорились.
Она хлопнула дверью. Мария поставила малышу кашу, сама села на край кровати и долго смотрела в окно.
В саду Антон ковырялся с лопатой, но, услышав плач, вернулся в дом.
— Давай я посижу с ним, ты сходи, хоть воздухом подыши.
— Некогда, Антон. Малина не прополота, рассада не вынесена… — Мария затерялась в заботах.
К вечеру Ирина не возвращалась, ребёнок начал капризничать.
Мария тихо напевала ему колыбельную, качала на руках, из последних сил не давая себе заплакать.
За полночь входная дверь хлопнула. Ирина зашла не одна — рядом с ней незнакомый мужчина с пакетом, смеялся, что-то рассказывал ей на ухо.
Мария, с ребёнком на руках, вышла в прихожую:
— Ты что, вообще с ума сошла? Устроила тут проходной двор и на меня свесила своего сына!
Мужчина смутился, пробурчал что-то, попятился к выходу.
Антон подошёл и тихо, но жёстко сказал:
— Пожалуйста, в следующий раз предупреждай, если приводишь кого-то. Это наш дом.
Ирина хлопнула дверью, уронила сумочку на диван:
— Да расслабься ты! Мне сейчас тяжело, я просто хотела немного развеяться!
Мария опустила глаза, села на стул. Антон отвёл её на кухню, обнял:
— Если что — я на твоей стороне. Мне это всё тоже не нравится.
Поздно вечером Антон, убирая кружки на веранде, услышал, как Ирина говорит кому-то по телефону:
— Тут только требуют, а помощи никакой. Все упрекают, не понимаю, зачем я приехала.
Антон замер, но не стал вмешиваться. Только крепче сжал ладонь жены на следующий день, пообещал себе не позволить Марии сгореть в этой круговерти.
Утро после бессонной ночи выдалось особенно хмурым. Мария на автомате убирала посуду после завтрака, почти не слыша, как в гостиной что-то вполголоса рассказывает Ирина по телефону. Всё казалось привычным: капли чая на столе, разбросанные игрушки, короткие шумные вспышки из детской. Но когда она открыла кошелёк, чтобы пересчитать остаток после хозяйственных трат, замерла — на дне не хватало семи тысяч, которые несколько дней назад сама положила в отдельный кармашек.
Мария пересмотрела всё: кухонные ящики, сумку, полку у зеркала, даже между страницами блокнота. Деньги исчезли. Сердце сжалось, но паниковать она не стала — просто встала у окна, глядя, как мимо веранды промелькнула Ирина с телефоном и новой сумкой.
Весь день Мария делала всё молча, отстранённо. С утра Ирина суетилась, собиралась по делам, как всегда:
— Маша, я на пару часов, с Кирюшей сама справишься?
— Конечно, — коротко ответила Мария, не отрываясь от раковины.
Антон, заметив её молчание, вечером осторожно спросил:
— Ты какая-то совсем бледная сегодня. Всё в порядке?
Мария медленно поставила чашку на стол:
— Деньги пропали. Семь тысяч. Только не надо — я и так всё понимаю.
Антон тихо обнял жену, смотрел на неё долго, не перебивая.
К вечеру Ирина вернулась неожиданно весёлая, с новым пакетом детских вещей. Мария наблюдала, как сестра энергично раздевает сына, бросает вещи в угол, смеётся над чем-то своим.
После ужина Галина Сергеевна вдруг обратилась к Марии:
— Ну ты черствеешь прямо на глазах! Младшая устала, ей отдых нужен, а ты только недовольна, всё ворчишь…
Антон спокойно поставил чайник:
— Мама, посмотри, на ком всё держится.
Мария не выдержала — её голос сорвался:
— Сколько можно! Я здесь одна всё тяну, в доме даже благодарности не слышу, теперь ещё и деньги исчезли! Я больше не буду это терпеть.
Ирина резко поднялась из-за стола:
— Значит, теперь я и вор, да? Спасибо, сестра!
Мария повернулась к ней, не скрывая усталости:
— Я не собираюсь выяснять. Надоела. Просто завтра — собирай сумки и на выход, езжай в свою квартиру.
Антон тихо, но твёрдо добавил:
— Всё, Ира. Больше — никаких обсуждений. Это наш дом.
Ирина громко хлопнула дверью в спальню, схватила сына. Галина Сергеевна хотела было возразить, но Антон жестом остановил её:
— Не надо, мама. Пусть всё будет так, как Маша сказала.
Утром, когда дом только просыпался, Мария увидела в прихожей Ирину с чемоданом.
— Спасибо за так называемое гостеприимство, — бросила Ирина, избегая взгляда.
Мария не ответила — усталость забрала даже слова.
Антон донёс чемодан до такси и сказал сестре:
— Теперь только по договорённости. Мы не позволим больше садиться нам на шею.
Когда машина уехала, в доме впервые за неделю стало тихо, будто исчезла лишняя тяжесть.
Мария поставила на веранду кресло-качалку, заварила себе чай с чабрецом, села у окна, слушая, как сад наполняется солнцем.
Антон вышел, сел рядом, положил руку ей на плечо:
— Я горжусь тобой. Теперь тут по-настоящему спокойно.
Вечером Галина Сергеевна подошла к Марии, аккуратно перебирая посуду:
— Прости меня, Маша. Я была неправа, больше не буду вмешиваться.
Мария просто кивнула, сжимая чашку двумя руками.
На следующий день Мария спокойно приготовила завтрак, никого не подгоняя. Смотрела на свой дом, сад и знала: теперь здесь будет только то, что она разрешит.
Антон налил ей чаю, улыбнулся:
— Вот теперь у нас действительно дом.
В доме наконец воцарился покой. Мария слушала тишину, смотрела на сад и впервые за долгое время почувствовала: она — хозяйка своей жизни.
В тот же вечер телефон Марии зазвонил — на экране высветился номер матери. Мария не сразу взяла трубку, зная, о чём пойдёт речь.
— Марина, я тебя не узнаю, — сразу начала мать, голос жёсткий, как никогда. — Как ты могла так обидеть сестру, накинулась на неё? Она мне всё рассказала. У неё ребёнок маленький, ты должна была поддержать! Не ожидала от тебя такого. Что теперь, гордишься собой?
Мария сидела на кухне, слушала упрёки, смотрела в тёмное окно и впервые не пыталась оправдываться — только сжимала чашку ладонями. В этот момент до неё словно впервые дошло: сколько лет она старалась быть правильной дочерью, хорошей сестрой, выслушивала чужие претензии, позволяла себя уговаривать, упрекать, прощать всё подряд.
Теперь вдруг стало ясно — никакие объяснения, никакие попытки быть удобной не спасают от одиночества. Она положила телефон на стол, медленно встала, открыла дверь на веранду и вышла в темноту. Воздух был холодный и чистый. Мария села в своё кресло, закуталась в плед, глядела на звёзды и понимала: тишина бывает не пустой, а освобождающей. Пусть её не поняли — но теперь, наконец, её жизнь принадлежит только ей.
