— Мам, ну она опять на меня глаза выкатила, как будто я ей из холодильника деньги украла!
— А что ты хотела? Она у тебя участок стащить хочет, а ты ей ещё салат накладываешь, как ни в чём не бывало!
— Артём, ну ты скажи ей, пожалуйста, чтобы она хотя бы стучала, когда в спальню заходит, — голос Арины дрожал, но держалась она как всегда стойко, с прищуром.
— Она просто… ну… у нас ключ один общий, — бормотал Артём, ковыряя ложкой в остывшей гречке.
Свекровь, Лилия Михайловна, как по заказу, появилась в дверях. В халате цвета «вырви глаз», с огуречной маской на лице и грозным выражением.
— Ой, а я думала, тут уже семья, а не пансионат с посторонними правилами! — театрально воздела руки она. — У меня на даче картошка попёрла — вон какая! Арина, ты-то хоть в курсе, что участок мы с Артёмом ещё до свадьбы присмотрели?
— Присмотрели — это одно, а я его КУПИЛА, Лилия Михайловна. На свои. Чисто на свои.
— Господи, ну что ты как юрист на привокзальной скамейке. Купила она… А теперь он в семье. Артём — мой сын. А ты… пока подумаем.
Арина вскочила, отставив тарелку.
— Знаете что… — начала она, но замерла, почувствовав, как треснула иллюзия «одной семьи». Вот только «одной» здесь была явно Лилия Михайловна. Она и рулит.
Загородный участок Арина купила ещё до замужества. Бухгалтерила по две смены, ночами заполняла отчёты, питалась «Дошираком» и мечтала о доме с верандой. Где никто не орёт, не шаркает тапками и не жрёт селёдку на завтрак.
А потом встретила Артёма — скромного, застенчивого инженера с детскими глазами. Подумала: Вот, человек не пьёт, не орёт, не бабник. Надо брать, пока не разобрали.
Ошиблась. Не разобрали — потому что он был с прицепом. Размером в «свекровь».
Сначала Лилия Михайловна приходила «в гости на чуть-чуть». Потом «оставалась на ночь, чтобы на вокзал не переться». Потом она просто перестала уходить.
— Мам, может, тебе в соседнюю комнату переехать? — пытался мягко Артём.
— Ой, а что я, неродная? Мне и в кухне хорошо, лишь бы с сыном рядом. А то вдруг какая-то шваль опять тебя утащит!
Арина думала, что привыкнет. Не привыкла.
Два года спустя.
— Артём, а ты знаешь, что твоя мама звонила риэлтору и расспрашивала про цену на мой участок?
— Да ну, не может быть…
— Хочешь, я тебе покажу скрин? Сбросил мне риэлтор. Она ещё представилась «владелицей»!
Артём сглотнул и уставился в окно. Реакция была настолько бесцветной, что Арина поняла: он в курсе.
Настоящий удар пришёл через три дня. Семейный ужин в двухкомнатной квартире, где на всех — один стол и два стула. Арина мыла посуду, когда услышала за спиной:
— Ну, Мариш, теперь участок твой, строй хоть баню, хоть гостевой дом, — радостно заявила Лилия Михайловна своей сестре, приехавшей «на чай».
— Как — мой?! — развернулась Арина, с каплями пены на руках. — Это сейчас что было?
Марина Михайловна, женщина с голосом попугая и маникюром «я-дома-не-мою-посуду», виновато пожала плечами:
— Ну я думала, ты в курсе. Мне Лиля сказала, вы подписали дарственную. Всё официально. Я даже сделку в МФЦ видела.
Арина побледнела.
— Я ничего не подписывала.
— Да ты, наверное, забыла, — хмыкнула свекровь. — Там всё чётко. С подписью. Неужто ты не помнишь? Мы же в марте ездили с тобой в банк…
— В марте я была в Турции у подруги. И за границей, между прочим. У меня штампы в паспорте есть.
— Вот бабы пошли, — пробурчала Марина. — Участок у неё, а толку ноль. Ни тебе дома, ни забора. Хоть бы что-то построила.
Арина отложила тарелку, медленно сняла перчатки. Посмотрела на Артёма. Он сидел с креветкой в зубах и неуверенно жевал.
— Артём, ты подписывал за меня?
Он кивнул. Почти незаметно. Даже не глядя.
— Мама сказала, что ты потом не будешь против. Чтобы сестре помочь… Там ситуация… у неё кредит…
— Ты дебил, Артём, или притворяешься? — прошептала Арина. — Ты, инженер с двумя высшими, не знаешь, что это уголовка?
Лилия Михайловна подскочила:
— Вот только не надо устраивать тут истерику! Всё в семье! Мы же не на улицу участок отдали!
— Ну если семья, — Арина прошла в спальню и вернулась с документами, — тогда вся семья поедет в полицию. Подделка подписи — до двух лет. Улыбнитесь на фото, голубки. Особенно ты, мамочка.
Свекровь выронила чашку. Артём попытался встать.
— Арина, ну не надо. Давай спокойно… Мы ж просто хотели…
— Ты хотел не поссориться с мамой. А теперь поссорился со статьёй.
— Так… значит, ты в суд? — прошептала Марина.
— Не только. Я завтра же подаю на развод. Надо как-то отсечь гнилые ветки, чтобы новые выросли. А то, гляди, и дом всё-таки построю. Только уже без вашей семейки.
Позже, уже ночью, Арина собрала чемодан и вызвала такси.
Архив с доказательствами был в облаке. Штампы в паспорте — в порядке. А подделанная дарственная — уже в прокуратуре.
И только одна мысль сверлила в голове:
Вот тебе и «всё в семье». Только не уточнили, кто в ней человек, а кто — паразит.
Арина проснулась от дребезжания стекла — кто-то усиленно колотил в окно. Мокрый июньский дождь струился по стеклу, а за ним маячила знакомая фигура в клетчатом дождевике.
— Это что, штурм квартиры? — пробормотала она, отдергивая штору. — Только не говорите, что она притащилась сюда…
За окном стоял Артём. Мокрый, сникший, как тряпка после стирки, и с пакетом из «Пятёрочки» в руках.
Арина вышла на балкон.
— Ты зачем приперся?
— Арина… Я принёс твой любимый торт… тот, с черносливом… помнишь?
— Ты подделал мою подпись, а теперь пытаешься всё загладить черносливом? У тебя вообще соображалка где, инженер ты наш?
— Мам… ну Лилия Михайловна, в смысле… Она всё так завернула, я сам не понял, как подписал…
— А как понял? Когда сестра твоей мамы уже фундамент залила?
Он молчал. И только тихо поставил пакет у входной двери.
— Прости. Я не знал, что всё так пойдёт. Думал, потом как-то… отыграем.
— Это тебе не шахматы, Артём. Это уголовка. И я — не пешка. Скатертью тебе дорога.
Она захлопнула дверь. Первый раз — без сомнений.
Спустя неделю Арина уже сидела в офисе адвоката. Папка с документами на столе, кофе в пластиковом стакане.
Юрист, хмурый дядька лет пятидесяти, переглянулся с помощницей.
— Ну, дело ясное. Подделка подписи, и вы в момент поездки были за границей. Паспорт — сильное доказательство.
— Надеюсь, у них хотя бы хватит ума не нести бред, что я с Турции на телепорте приехала, в МФЦ подписать.
Адвокат усмехнулся:
— Если скажут, что вы отправили доверенность почтой — у нас был такой случай — мы просто попросим их доказать это. А пока — заявление в полицию, и встречный иск по недвижимости.
Арина кивнула. Щека дёрнулась.
— Развод тоже оформляем?
— С удовольствием.
На следующее утро Арину подкараулила Лилия Михайловна. Возле дома, в солнцезащитных очках и с выражением «у меня инсульт на подходе».
— Арина! Постой! Ну что ты устроила?! Мы ж как семья!
— Как семья? Это когда в спину ножом, а потом говорят: «Ну ты же своя, потерпи»?
— Да мы не со зла! Ты ж сама ничего не строила там! Стоял участок как поле чудес!
— Моё поле. Моя земля. А кто ты такая, чтобы распоряжаться?
— Я мать твоего мужа! — выкрикнула она.
— А теперь уже — бывшего. Так что ты теперь просто… голос из прошлого. С фальшивыми дарственными и странными родственниками.
Суд шёл недолго. У Арины были все доказательства: билеты, штампы в загранпаспорте, переписка, звонки, видео с камер МФЦ, где видно, как в окошко тянут липовую бумажку.
Сидящая в зале Марина Михайловна лишь вздыхала и поднимала глаза к потолку, как будто вся эта грязь падает на неё с небес. Артём не смотрел в глаза вообще.
— Подпись на документе признана поддельной, — зачитал судья, — передача участка признана недействительной. Обвинение в подделке направлено в прокуратуру. Имущество возвращается истице.
Арина закрыла глаза. И впервые за долгое время — выдохнула.
Победа — это когда даже судья смотрит на тебя с уважением, а бывшая свекровь — с опаской.
— Арина, можно я тебе кое-что скажу? — Артём догнал её уже у входа в здание суда. Вид у него был, как у побитой собаки, которой всё равно хочется, чтобы её погладили.
— Попробуй. Только коротко.
— Я… был дурак. Я не хотел… Ну, ты понимаешь. Я всё испортил.
— Нет, Артём. Это ты всё показал. Как есть. И за это спасибо. Теперь я точно знаю, кто рядом, а кто — балласт.
Он опустил глаза.
— Хочешь, я тебе помогу всё отстроить? Дом, забор…
— Хочу. Только на расстоянии пятисот метров. Суд, кстати, разрешил подать заявление на ограничительный ордер. Не испытывай судьбу.
Спустя месяц на участке уже рыли фундамент. Арина наняла бригаду, вычеркнула всех «советчиков», заказала проект и добавила один пункт:
В доме — отдельная комната для уединения. Без звонков, без визитов, без Артёмов и Лилий Михайловн.
Каждый вечер она приходила на стройку, садилась на табуретку и смотрела, как поднимаются стены.
Была одна проблема: тишина.
Не внешняя — та, наоборот, была наполнена дрелью, ударами молотков и бранью таджиков. А внутренняя. Потому что было чувство, что осталась одна.
И вот тогда, в один из вечеров, она достала старый телефон, который давно не включала. Там была одна фотография: её первая дача — та, что мечтала построить ещё в девятнадцать лет. Ещё до Артёма. До глупостей. До предательств.
— Может, и не зря всё это… — прошептала она. — Меньше людей — крепче стены.
И вдруг — звонок.
Номер неизвестен. Женский голос, уверенный, взрослый.
— Арина? Здравствуйте. Меня зовут Вера. Я… бывшая жена вашего адвоката. Он мне сказал, вы девушка с характером. А мне как раз нужна партнёрша в одном проекте. Он связан с недвижимостью. Думаю, вам будет интересно…
Арина улыбнулась. Жизнь как участок: главное — выкорчевать сорняки, а потом сеять заново.
Погода стояла знойная. Липкая, как лицемерная улыбка Лилии Михайловны, когда она снова появилась на пороге стройки. Без звонка. Без предупреждения. В белом брючном костюме и с криком:
— Арина! Ну ты с ума сошла?! Это что, особняк себе строишь?! На какие деньги, интересно?!
Арина сняла очки и вытерла лоб.
— А ты что, теперь налоговая? Или снова решила по чужим подписям пройтись?
— Я мать твоего мужа! Ну… бывшего. Но не чужой тебе человек!
— Ты мне теперь не человек вообще. Ты — ошибка. Громкая, токсичная, липкая, как твой парфюм за тысячу девятьсот девяносто девять. С рынка.
— Не смей со мной так говорить! Я тебе сколько раз помогала! Сыну твоему суп варила! Стирала твои кофточки, когда ты к 8 марта в бухгалтерии перерабатывала!
— Помогала? Да ты паразитировала, Лилия Михайловна. Ты не жила у нас — ты хозяйничала. Я уходила на работу, а ты выкидывала мои цветы с балкона, потому что «не люблю, как они на тебя смотрят». Ты помнишь это?
— Так они воняли!
— Это были орхидеи, Лилия Михайловна. А вот то, что воняло, — это было ваше варенье из черноплодки, закатанное в мои банки без спроса.
— Да ты всегда была неблагодарной!
Арина подошла ближе. Глаза у неё были спокойные, но голос… голос был леденящий.
— Запомни. Ты больше никогда не подойдешь ко мне ближе, чем на расстояние вытянутой лопаты. Улавливаешь метафору?
— Да ты с ума сошла! Я сейчас упаду, у меня давление! Ты хочешь, чтоб я тут умерла?!
— Хочешь — умирай. Но только за забором. Можешь даже драматично схватиться за сердце — я тебя снимать не стану. Ни TikTok, ни суд не впечатлить.
— Сын твой ко мне вернуться хотел! Ты его оттолкнула!
— Он не сын мне. Он свидетель обвинения. И если хоть раз попытается снова сунуться — встречу с документами. Или с монтировкой. В зависимости от его настроения.
На участке снова стало тихо. Рабочие, засмотревшись на разборку двух женщин, притихли, будто слушали спектакль.
Арина вздохнула.
— Всё, мужики, шоу окончено. Пять минут перекур — и снова к фасаду. Моя месть должна быть с террасой.
Позже, в тишине новой кухни, Арина разливала чай. С ней была Вера — та самая бывшая жена адвоката. Женщина лет сорока пяти, с карими глазами и голосом, будто из фильмов 90-х: усталый, ироничный, прокуренный.
— Ты знаешь, Арина… ты такая одна. Обычно в таких историях все ломаются. Плачут, звонят маме, пьют вино и слушают Валерию.
— Я тоже пила вино. Но только сухое. И слушала не Валерию, а тишину. И тишина сказала мне: Иди в суд, дура, пока не поздно.
Обе засмеялись. Искренне. По-человечески.
— Я хочу открыть агентство. Только не просто агентство. А для женщин. С разводами, с судами, с бумажками, с хитрыми родственниками, — продолжила Вера. — Хочешь со мной?
— Я не просто хочу. Я уже в. Назовем его… «Честная недвижимость». Без дарственных. Без мамок. Без липы.
— И с кофе?
— И с крепкими стенами. Куда чужие больше не влезут.
Через два месяца в центре города открылся офис. Белые стены, зелёные растения, девиз на входе:
«Твоя собственность — это не семейная традиция, это закон».
Арина вышла из кабинета, увидела, как к ресепшену подошла женщина лет шестидесяти с тяжелыми глазами и папкой в руках.
— У меня… внук прописан в квартире. А теперь невестка хочет продать. И меня вышвырнуть. Поможете?
Арина посмотрела на неё с улыбкой.
— У нас это называется «дело вторника». Проходите. Сейчас всё решим.
Она вернулась домой поздно. Села на террасу. Посмотрела на освещённый участок.
И вдруг, ни с того, ни с сего, прошептала:
— Спасибо, Лилия Михайловна. Без вас я бы до сих пор жила в трёшке с побитым ламинатом и мужем, который боится, что мама не так посмотрит.
И впервые за долгое время — засмеялась. Громко. От души.
