— Да, мам. Нет, не разбудила. Да, конечно, приедут, где разместимся? Ну, как-нибудь… На кухне Зойка ляжет, дети в зале…
Ольга замерла в прихожей, едва переступив порог. Ключ так и остался в её руке, холодный металл неприятно давил в ладонь. Она только что вернулась из ателье, уставшая до дрожи в коленях. Целый день на ногах, мелкая моторика, въедливые клиентки и вечный запах мела и горячего утюга. А дома её ждал муж, Артём, уже решающий за неё её судьбу.
— Тёма, — она вошла в комнату.
Артём, рослый мужчина, работающий личным водителем у какого-то «шишки» и привыкший к комфорту служебного автомобиля, вздрогнул. Он поспешно закивал в трубку.
— Мам, всё, Оля пришла. Да, потом. Целую.
Он нажал отбой и виновато улыбнулся.
— Ольчик, привет. Устала? А у меня новости. Зойка с мелкими намылилась к нам. На недельку.
Ольга медленно сняла пальто. Повесила его на вешалку, тщательно расправив плечи. Потом повернулась. В её глазах, обычно мягких стоял лёд.
— Нет.
Артём моргнул.
— Что «нет»?
— Гостей не будет, Тёма. Я отказываюсь их принимать. Тем более мы их не приглашали.
Артём даже присвистнул. Он подошёл ближе, не веря своим ушам. Его жена, тихая, покладистая Оля, которая всегда «входила в положение», вдруг взбрыкнула.
— Ты… Оль, ты чего? Это ж родня. Зойка, сестра моя!
— Твоя сестра, Тёма. Которая в прошлый раз, ночуя у нас, вылила мне на новый ноутбук банку колы, потому что «Ой, темно было». А её дети изрисовали фломастерами обои в коридоре. Твоя мать, Галина Петровна, сказала, что это «мелочи жизни».
— Ну, Оль, ну дети же…
— Я сказала «нет». — Ольга прошла на кухню и включила чайник. Её руки слегка дрожали. — Я не пущу их. Я работаю шесть дней в неделю. В воскресенье я хочу тишины, а не бегать обслугой за твоей сестрицей и её отпрысками.
Артём растерялся. Родня мужа такого поворота событий не ожидала. Обычно всё шло по накатанной: звонок, приказ, Ольга вздыхает и идёт строгать салаты. Артём почувствовал, как внутри закипает глухое раздражение.
— Да что с тобой?! Тебя как подменили! Мать обидится!
— Галина Петровна пусть обижается у себя дома. В своей трёхкомнатной квартире. А у нас «однушка», в которой я имею право отдохнуть.
Телефон Артёма зазвонил снова. На экране высветилось «Мама». Артём тоскливо посмотрел на жену. Ольга отрицательно качнула головой.
— Не бери.
— Оля, она же волноваться будет!
— Она будет давить. И ты сдашься. А я — нет.
На следующий день, в субботу, Галина Петровна явилась лично. Она не позвонила в домофон. Она открыла дверь своим ключом, который Артём дал ей «на всякий случай» много лет назад.
Ольга в этот момент сидела за швейной машинкой. Она брала подработку на дом — сложное вечернее платье из тончайшего шёлка. Ткань струилась и капризничала.
— Что здесь происходит?! — громыхнул голос свекрови из прихожей.
Галина Петровна была женщиной монументальной. Сорок лет на колбасном комбинате не прошли даром: голос поставлен, взгляд тяжёлый, привычка командовать впиталась в кровь.
— Здравствуйте, Галина Петровна. — Ольга не обернулась, продолжая строчить. Машинка тихо зажужжала и смолкла.
— Артём сказал, ты Зойку пускать не велела? — свекровь вошла в комнату, тяжело дыша и оглядывая «поле битвы» — Ольгину машинку и разложенные на диване выкройки.
— Не велела.
— Ты в своём уме? — Галина Петровна подошла ближе. — Семья — это святое! Как это — родную сестру мужа на порог не пустить? Позор!
Ольга подняла глаза.
— Позор, Галина Петровна, — это когда твои гости ведут себя как вандалы, а ты должна улыбаться. Позор — это когда я после трёх смен подряд должна ещё и обстирывать всю вашу родню.
— Ах ты… Да что ты себе позволяешь?! Я сорок лет на комбинате отпахала! Я знаю, что такое труд! А ты… сидишь тут, тряпочки свои шьёшь! Не переломишься!
Ольга вдруг рассмеялась. Тихо, почти беззвучно.
— Тряпочки? Вы знаете, сколько стоит этот шёлк? Вот, потрогайте.
Галина Петровна брезгливо отдёрнула руку.
— Вот видите, этот материал, — Ольга погладила ткань, — он не терпит грубости. Чуть не так иглу поведёшь, чуть сильнее натянешь — пойдёт стрелка. И всё. Платье за сто тысяч можно выбрасывать.
— Ты мне зубы не заговаривай! При чём тут твои тряпки?
— А при том, Галина Петровна, что моя жизнь — как этот шёлк. Моё терпение — как эта тонкая нить. Вы её тянули-тянули годами. А вчера она лопнула. Всё. Поползла стрелка. Обратно не вшить.
В этот момент в квартиру влетел Артём. Он, видимо, отвозил начальника и спешил домой, чувствуя неладное.
— Мама? Оля? Вы чего?
— Тёма! — взвизгнула Галина Петровна. — Скажи своей жене! Она меня оскорбляет! Она твою родню за людей не считает! Я Зойке уже сказала, что вы ждёте!
Артём посмотрел на мать, потом на Ольгу. Ольга стояла, прижав к себе дорогой шёлк, и смотрела на него в упор. В её взгляде не было ни мольбы, ни злости. Только ледяное, спокойное ожидание.
— Мам… Оля устала.
Галина Петровна задохнулась от возмущения.
— Устала она?! Да мы в её годы…
— А что вы в её годы? — вдруг подала голос Ольга. Голос её окреп. — Что вы, Галина Петровна? Вы жили своей семьёй. А ко мне почему-то все лезут. Знаете, в чём ваша проблема? Вы считаете, что если я молчу, значит, меня всё устраивает. Что можно о меня ноги вытирать.
Она шагнула к Артёму.
— Я опускала руки, да. Я уставала. Боялась скандала. Думала, что проще уступить. А зря! — она почти кричала. — Нельзя опускать руки! Бороться можно и нужно всегда! За себя, за свой дом, за право на отдых! Если сама за себя не постоишь — никто не постоит! Сожрут и не подавятся!
Артём смотрел на жену во все глаза. Он никогда не видел её такой.
Галина Петровна пошла в атаку.
— Да что ты понимаешь! У Зойки проблемы! У неё муж… он…
— Мне всё равно! — отрезала Ольга. — У вас, Галина Петровна, трёшка. Вот и принимайте. А это — мой дом.
— Ты… ты Артёма против матери настраиваешь! Приживалка! — зашипела свекровь.
— Я здесь такая же хозяйка, как и Артём. Квартира куплена в браке. И если уж на то пошло, — Ольга вдруг усмехнулась, — по закону, Галина Петровна, вы без моего согласия даже находиться здесь не можете, если я против. Не говоря уже о том, чтобы своими ключами пользоваться. Это называется «нарушение неприкосновенности жилища». Статья 139 УК РФ.
Галина Петровна опешила. Она привыкла к скандалам, но не к статьям Уголовного кодекса.
— Тёма, ты слышал? Она мне тюрьмой угрожает!
Артём тяжело вздохнул. Он подошёл к матери и взял её под локоть.
— Мам. Иди домой. Пожалуйста.
— Что?! — Галина Петровна вырвала руку. — Ты меня… родную мать… выгоняешь? Из-за неё?
— Мам. Оля права. Мы устали. Мы хотим пожить для себя. Хватит.
Это был удар под дых. Свекровь побагровела. Она смерила невестку и сына испепеляющим взглядом.
— Пожалеете! Оба пожалеете! Ноги моей здесь больше не будет!
— Ключи оставьте, Галина Петровна, — тихо, но твёрдо сказала Ольга, протягивая руку.
Свекровь швырнула ключи на пол и, хлопнув дверью так, что зазвенела посуда в шкафу, вылетела из квартиры.
В тишине было слышно, как гудит холодильник.
Артём поднял ключи и положил их на тумбочку. Он посмотрел на Ольгу. Она стояла бледная, но спокойная.
— Оль…
— Чайник вскипел, — сказала она. — Пойдём, Тёма. Чаю выпьем.
Она аккуратно сложила драгоценный шёлк. Стрелка не поползла. Нить выдержала.
