Андрей только тяжело вздохнул, его пальцы с силой сжали руль. Он уже предчувствовал, что вечер у его отца снова обернётся ссорой.
— Лена, давай не будем начинать, — его голос был усталым, но я уловила в нём скрытую просьбу. — Ты же знаешь, какой он…
Я резко повернулась к нему. Сердце колотилось в груди, и мне стоило больших усилий не повысить голос.
— Какой? — перебила я, сжав губы. — Ему пять лет, что ли? Ты вечно находишь оправдания. Может, хватит? Или мне всю жизнь подстраиваться под его капризы?
Андрей отвёл взгляд, пристально наблюдая за дорогой. Он не хотел этой ссоры. Он всегда предпочитал избегать конфликтов, но сегодня я не собиралась делать вид, что меня всё устраивает.
— Это просто его привычки, — пробормотал он, и в его голосе прозвучала едва заметная нотка защиты.
Я усмехнулась, глядя в окно. Серые тени домов мелькали за стеклом, а в груди всё сильнее нарастало раздражение.
— Привычки, в которых я прислуга? Нет уж. Сегодня всё будет иначе.
Я снова посмотрела в окно, пытаясь взять себя в руки. Дождь начал мелко барабанить по лобовому стеклу, словно разбивая моё терпение на крошечные осколки.
Но мысли продолжали бушевать. Его отец. Его оценивающий взгляд, всегда полный скрытой насмешки. Его язвительные замечания о том, что «женщина должна быть хозяйкой». Все эти сцены прокручивались у меня в голове снова и снова. Я знала, что снова попытаются навязать мне эту роль, снова бросят передник, как символ безмолвного согласия с их устаревшими взглядами.
Но я больше не намерена играть по их правилам.
***
Как только мы переступили порог квартиры Виктора Андреевича, меня сразу окутал тяжёлый запах сигаретного дыма. В воздухе витало нечто застоявшееся, как будто окна здесь давно не открывали. Виктор Андреевич стоял в дверях кухни, держа в руках передник.
— Леночка, ну-ка сделай нам чего-нибудь вкусненького! Давно нормальной еды не ел, — проговорил он, протягивая мне тот самый передник, который я видела уже не раз.
Я медленно сняла пальто, отряхнула его, хотя пыли на нём не было, и окинула взглядом комнату. Всё здесь оставалось прежним: старый диван с продавленными подушками, телевизор, издающий приглушённое жужжание, тусклый свет, едва пробивающийся сквозь жёлтые шторы. В комнате было тепло, но отчего-то неуютно, как будто время здесь остановилось.
Виктор Андреевич жил один уже более десяти лет. После развода с женой он так и не завёл новую семью. По рассказам Андрея, его мать устала от постоянных нравоучений, его требовательного характера и вечного стремления контролировать каждую мелочь в доме. Она ушла, оставив его в этих стенах, где ничто не изменилось — будто бы он жил в прошлом, цепляясь за привычки, которые с годами только становились крепче. Виктор Андреевич привык командовать, и это не ограничивалось только его домом. Он считал, что имеет право диктовать правила и окружающим.
С самого начала у меня с ним не складывались отношения. В его глазах я не была самостоятельным человеком, а всего лишь женщиной, которая должна хлопотать на кухне, пока мужчины решают «важные» вопросы.
Первые месяцы я молчала. Пыталась быть «хорошей». Каждый визит к Виктору Андреевичу превращался для меня в испытание. Пока Андрей с отцом обсуждали новости, я шла на кухню, чтобы приготовить им что-то на ужин, налить чай, подать все на стол, затем перемыть за ними посуду. Уборка, пока я была в гостях, также была на мне. Мне раздавались поручения — протереть пыль, полить цветы, навести порядок в холодильнике…Но тогда мне казалось, что, если я проявлю терпение, вложу усилия, смогу как-то изменить ситуацию, заслужить его одобрение. Я думала, что, возможно, он привыкнет ко мне, примет, перестанет видеть во мне чужака.
Но Виктор Андреевич лишь усмехался, с лёгкой брезгливостью ковыряя ложкой в тарелке.
— Борщ неплох, но твой не такой, как делала моя Тамара, — неизменно звучала его оценка. — У неё был с кислинкой. Ты, наверное, мало уксуса добавила.
Или:
— Пирожки ничего, но тесто у тебя грубовато. Мягче надо, а ты, похоже, муки не пожалела.
Запеченная крица тоже вызывала замечания. То жирная, то сухая. То мало соли, то слишком много специй. Неважно, как я старалась — всё было не так. Я убирала кухню до блеска, перемывала посуду, вытирала пыль на полках, но никогда не слышала даже простого «спасибо». Всё воспринималось как должное.
— Женщина должна следить за порядком, — говорил он, садясь в кресло после ужина и небрежно покачивая чашку чая в руке. — Это её прямая обязанность.
Я терпела. Молчала. Снова и снова приходила, готовила, убирала, надеясь, что однажды он скажет что-то хорошее. Но этого не случилось.
Но однажды я поняла: мне не нужно его одобрение. Я не обязана быть хорошей для того, кто не ценит этого. И тогда всё изменилось.
***
— Простите, но сегодня я не буду готовить, — сказала я уверенно, сдерживая раздражение.
В комнате повисло молчание. Казалось, даже часы на стене замерли, не осмеливаясь нарушить тишину. Виктор Андреевич моргнул несколько раз, словно не веря своим ушам. Андрей тяжело вздохнул.
— Что? — хмыкнул свёкор, — Ты шутишь, Лена? Пара минут на кухне, и все довольны!
Я чувствовала, как внутри поднимается волна раздражения. Но я не дала ей вырваться наружу. Вместо этого, я склонила голову набок и спокойно ответила:
— Пусть Андрей приготовит. Или давайте пить чай с печеньем, которое мы привезли.
Виктор Андреевич резко сжал передник в руках. Его глаза сузились, выражая недовольство
— Вот ещё! Мужику на кухне делать нечего, пока женщина в доме! — его голос стал резче, властнее, как будто он пытался поставить меня на место одним этим заявлением.
Я скрестила руки на груди, не отводя взгляда.
— А я в гостях, — произнесла я медленно, выговаривая каждое слово. — Или у вас принято, что гостья сразу должна бежать к плите?
Андрей тронул меня за руку.
— Лена, ну давай без этого, — его голос звучал устало. — Тебе сложно, что ли…
— Сложно? — Я резко обернулась к нему. — Это повторяется каждый раз. Хоть раз ты ему сказал, что я тебе не кухарка?
Андрей отвёл взгляд, но ничего не ответил. В этом молчании было всё — его страх перед конфликтом, его нежелание выбирать сторону, его вечная попытка «не усложнять» ситуацию.
Виктор Андреевич решил воспользоваться моментом и надавить:
— Уважать старших надо, девочка моя. Я же не заставляю тебя пол мыть! Ты что, даже порадовать нас не можешь?
Я посмотрела ему прямо в глаза, ощущая, как внутри меня рушится что-то старое, ненужное, что-то, что так долго сдерживало меня.
— А почему этим должен заниматься только я? Как насчёт попросить сына?
— Потому что мужчины этим не занимаются! — рявкнул он, с грохотом поставив чашку на стол. Чай выплеснулся через край, оставив тёмное пятно на скатерти. — Что за поколение! Всё им равенство подавай!
Я посмотрела на Андрея. Он молчал, как будто надеялся, что всё само уладится. Но оно не уладится. Никогда.
— Если вы считаете, что я обязана только потому, что я женщина, мне здесь делать нечего, — сказала я спокойно и шагнула к двери.
— Ах вот как?! — Виктор Андреевич вспыхнул, его лицо стало красным от возмущения. — Да вон из моего дома! Раз такая гордая, иди, куда хочешь! Не уважает ни семью, ни мужа!
Я вышла, громко захлопнув дверь, и тут же вызвала такси. Сердце грохотало в груди, но мне стало легче. Свобода так и чувствуется — сначала страшно, а потом дышится легче.
***
Андрей вернулся домой поздно. Я стояла у окна, слушая стук дождя по подоконнику.
— Ты довела моего отца, — его голос был низким, в нём чувствовалась сдерживаемая злость. Значит, отец накрутил его.
Я медленно обернулась
— Нет, — сказала я ровно, стараясь не дрогнуть. — Он довёл себя сам.
Андрей нахмурился. Он был зол, разочарован, может, даже растерян. Но я больше не боялась этого взгляда.
— Ты могла просто промолчать, — его голос стал тише, но от этого он не потерял напряжения. Он не кричал, не обвинял, но в этих словах таилась укоризна.
Воздух между нами казался густым, наполненным несказанными словами, невысказанными эмоциями.
Андрей не сказал больше ни слова. Он постоял в дверях ещё некоторое время, а потом просто ушёл в другую комнату.
***
Несколько дней Андрей избегал разговора. Он поздно возвращался с работы, а дома держался отстранённо. Ужинал молча, избегая встретится со мной взглядом.
Однажды вечером он всё же заговорил. Его голос был низким, напряжённым.
— Я ездил к отцу.
Я медленно перевернула страницу книги, хотя не читала уже давно. Не подняла глаз. Не хотела облегчать ему задачу.
— И что? — спросила я равнодушно, но пальцы крепче сжали угол страницы.
Андрей шумно выдохнул, потер переносицу, словно собирался с мыслями.
— Он говорит, что ты его унизила. Что ему теперь стыдно перед соседями.
Я закрыла книгу и наконец взглянула на него.
— Стыдно? — я прищурилась. — А тебе не стыдно, что меня считают бесплатной домработницей?
Я посмотрела на него, ожидая ответа. Но он не знал, что сказать.
— Почему ты молчишь? — спросила я, наконец.
Андрей выглядел растерянным.
— Я… — он замялся, но потом выдохнул. — Я просто не знаю, как правильно. Я привык… что отец всегда прав. Что с ним не спорят.
Я покачала головой.
— Ты боишься спорить с ним? Или боишься, что он разочаруется в тебе? — мои слова повисли в воздухе.
Он ничего не ответил. Но этого молчания мне было достаточно.
Я встала, медленно, не отводя глаз.
— Андрей, я не собираюсь быть женщиной, которая живёт по правилам твоего отца. Я не его прислуга. Либо прими это, либо нам не по пути.
— Ты уходишь от меня? — спросил он.
— Я хочу, чтобы ты выбрал, — сказала я мягко, но твёрдо. — Меня. Или удобство. Потому что больше я не буду подстраиваться.
Андрей долго смотрел на меня. Я видела, как внутри него идёт борьба. Как рушатся его привычные установки.
— Ты права, — наконец произнёс он. — Я не хочу тебя потерять. Я поговорю с отцом. И если он не изменит своего отношения… значит, мы больше не будем к нему ездить.
Я кивнула. Не сразу. Я дала ему секунду, чтобы он понял важность сказанных слов.
А потом я впервые за долгое время обняла его. Не потому, что нужно. А потому что хотелось. Потому что впервые я увидела в нём не просто сына своего отца, а мужчину, который сделал выбор.
