Лариса аккуратно сняла перчатки и бросила их в карман медицинского халата. Смена в поликлинике выдалась тяжелой — сезон простуд, нескончаемый поток пациентов, бесконечные жалобы на кашель и температуру. После развода работа стала для нее спасением, но иногда накатывала такая усталость… Женщина потерла виски, стараясь унять нарастающую головную боль.
— Лариса Николаевна, вы сегодня прямо еле ходите, — заметила Наталья из регистратуры, глядя на коллегу с сочувствием. — Может, чаю выпьете перед дорогой?
— Спасибо, Наталья Сергеевна, но поеду домой, — улыбнулась Лариса. — Хочу еще засветло добраться, чтобы в огороде успеть вскопать пару грядок.
Когда после развода Лариса решила купить небольшой дом в пригородном посёлке, многие знакомые крутили пальцем у виска. Мол, женщина в сорок три года, одна, на такое хозяйство замахнулась! Но Лариса ни разу не пожалела. Светлый крепкий дом, четыре сотки земли, тишина по вечерам — все это дарило ощущение покоя, которого так не хватало в прежней жизни.
Автобус мягко качался на ухабах, Лариса прислонилась лбом к холодному стеклу. На сердце было тревожно — вчера объявился Лёша, сказал, что возвращается с вахты. А значит, снова начнутся эти странные недели совместной жизни.
«Странно это — жить с мужчиной, который не твой муж, но ведет себя как хозяин», — подумала Лариса, выходя на своей остановке.
С Алексеем ее познакомила Раиса Петровна, бывшая пациентка. Привела однажды на прием, а потом как бы между делом:
— А вы бы с моим Лёшей познакомились, Лариса Николаевна. Он у меня хороший, хозяйственный. На вахтах работает, мастер на все руки. И не пьющий совсем!
Лариса тогда отмахнулась, но через пару месяцев на районном празднике увидела высокого мужчину с немного грустными глазами. Разговорились. Алексей очаровал ее своей неторопливостью, основательностью. Не то что бывший муж — вечно в делах, вечно куда-то бежит. А потом к молоденькой секретарше убежал, с которой «только рабочие вопросы решал».
Год они с Алексеем встречались. Он между вахтами приезжал, помогал по дому. Потом как-то так вышло, что остался жить. Вещей у него — два чемодана. Говорил — зачем добро копить, лучше впечатления собирать. Но как-то незаметно проблемы начали накапливаться.
Лариса шла по улице, ускоряя шаг. Облетевшие листья шуршали под ногами, и в этом звуке ей чудилась тревога. Женщина толкнула калитку своего дома и замерла. На крыльце сидела… та самая Раиса Петровна, мать Алексея! В руках — какая-то тряпка, которую она ожесточенно перебирала.
— Здравствуйте, Раиса Петровна, — Лариса постаралась улыбнуться. — А где Лёша?
— Меня теперь Мария Павловна называй, — неожиданно жестко сказала женщина. — Раиса — это когда я в городе жила. А тут я Мария. И отчество не забывай.
Лариса только моргнула в растерянности. Мать Алексея всегда казалась ей простой и приятной женщиной, но сейчас в ее тоне слышались резкие, командные нотки.
— Лёша-то на рыбалку пошел, — продолжила Мария Павловна, не дожидаясь ответа. — А я вот, думаю, погощу у вас недельку. Посмотрю, как вы тут живете.
Алексей явился поздно вечером, пропахший костром и рыбой. Обнял Ларису, глянул виновато:
— Не предупредил про маму? Она позвонила, что приедет, когда я уже удочки собирал. Ты не против?
— На неделю, сказала… — Лариса пожала плечами.
Неделя растянулась на месяц. Потом Мария Павловна заявила, что до весны останется — «помогать вам хозяйство вести». А к весне уже и разговоров о возвращении в город не шло.
Лариса молча наблюдала, как меняется ее дом. Новые занавески на окнах — «эти шторы, Лариса, цвет у тебя гасят, разве не видишь?». Перестановка мебели — «так энергетика лучше ходит». Посуда, которую Лариса берегла, отправилась на дальнюю полку — «ваши городские привычки!».
— Лёш, может, поговоришь с мамой? — однажды не выдержала Лариса.
Алексей только вздохнул:
— Мамка у меня сильная, характер крутой. Потерпи немного, она же по-доброму все делает.
И Лариса терпела. Ведь, если честно, что толку спорить? Дом-то все равно ее, бумаги на нее оформлены. А свекровь… ну, не свекровь даже, просто мать Алексея, она просто гостья.
Постепенно Лариса стала замечать, что платит за все сама: коммуналка, продукты, даже одежду Алексею покупала, когда его вахтовые выплаты задерживались. А они задерживались постоянно.
— После следующей вахты, — обещал Алексей, — купим тебе новую плиту. Эта уже совсем старая.
— Скоро начнем откладывать на машину, — говорил он в другой раз. — Вот только с долгами рассчитаюсь.
Но ни плиты, ни сбережений не появлялось. Деньги Алексея таяли мгновенно, а спросить, куда они деваются, Лариса стеснялась.
Когда Алексея отправили на длительную вахту — три месяца на севере — Лариса даже обрадовалась: хоть отдохнет от этого странного чувства неравенства в их паре. Не ожидала только, что Мария Павловна решит остаться в доме.
— Куда ж я поеду? — удивилась женщина. — У меня тут все налажено уже. К врачам местным прикрепилась, в церковь хожу. Нет, Лариса, я остаюсь.
И вот тогда начался настоящий ад.
Мария Павловна словно с цепи сорвалась. Вставала в шесть утра и начинала греметь на кухне кастрюлями, хлопать дверцами шкафов. Когда Лариса уходила на работу, свекровь начинала бесконечные телефонные разговоры со знакомыми.
— Да живу у сына с невесткой, — доносилось до Ларисы, когда та возвращалась домой и еще стояла у двери. — Помогаю им хозяйство вести, а то Лариса-то не настоящая женщина, не хозяйка. В доме ни порядка, ни достатка. Лёшеньке с ней тяжело, столько лет мыкаются…
У Ларисы дрожали руки от обиды, но она сдерживалась. «Еще два месяца, — думала она. — Вернется Лёша, и я с ним серьезно поговорю».
Однажды вечером после смены Лариса вернулась домой и не смогла открыть калитку. Замок был новый, ее ключ не подходил.
— Мария Павловна, — постучала она в окно, — откройте, пожалуйста!
Свекровь вышла неторопливо, с видом полной хозяйки.
— А, Лариса! Замок сменила, да. От воров, знаешь ли. Участились случаи краж в поселке, — женщина с важным видом достала ключ из кармана передника. — Да ты не переживай! Это просто чтобы лишние не шастали. А ключик у меня.
Той ночью Лариса не сомкнула глаз. В своем собственном доме она чувствовала себя чужой, непрошеной гостьей. «Так дальше нельзя, — думала женщина, глядя в потолок. — Ведь это мой дом, я его купила на свои деньги после того кошмарного развода. Почему я позволяю какой-то чужой женщине вытеснять меня из моей жизни?»
Утром, собрав все свое мужество, Лариса постучала в комнату свекрови.
— Мария Павловна, нам нужно поговорить, — голос Ларисы дрожал, но решимость сделала его твердым. — Так больше продолжаться не может. Это мой дом, и я прошу вас… съехать.
Свекровь замерла на секунду, потом медленно вышла на крыльцо, достала сигареты — привычка, о которой Лариса узнала только после ее переезда. Закурила, глядя куда-то вдаль, потом спокойно произнесла:
— Мы в суд подадим и дом делить будем! Это теперь «совместно нажитое».
— Что?! — Лариса не поверила своим ушам. — Какое совместно нажитое? Дом куплен на мои деньги, до знакомства с вашим сыном!
— Мы докажем, что Лёшенька вкладывался, ремонт делал, — ухмыльнулась Мария Павловна. — У меня все чеки есть. И свидетели найдутся. Лёшенька последние два года тут живет, значит — совместное хозяйство.
— Мы даже не расписаны! — Лариса почувствовала, как начинает кружиться голова.
— А штамп в паспорте — это просто бумажка, — пожала плечами свекровь. — Сейчас и гражданский брак приравнивают. Через суд… Так что пока ты на работе, я адвокату позвоню. У меня знакомый есть, хороший.
Лариса стояла, не шевелясь. Сначала ей показалось, что она ослышалась. В голове пронеслось: «Неужели такое возможно? Они хотят забрать мой дом?» Мысли путались, но что-то внутри вдруг щелкнуло, выключив весь этот шум.
Мария Павловна продолжала говорить, расхаживая по крыльцу:
— Лёша у тебя жил, значит — сожительство. Я тоже тут давно. Сад, вот, подстригала, — свекровь кивнула на куст шиповника, который она недавно обкорнала так, что он напоминал обгрызенный веник. — Значит, вложились. Значит — доля!
Лариса не стала спорить. Просто повернулась и ушла в дом, прикрыв за собой дверь. Руки слегка дрожали, но голова работала чётко. Женщина подошла к шкафу, достала папку с документами. Раздвинула бумаги на столе: договор купли-продажи, выписки из банка о переводе денег за дом, старые фотографии — как выглядел дом до въезда, с протекающей крышей и обшарпанными стенами.
Мария Павловна заглянула в окно:
— Ларис, ты чего делаешь? Мы ж по-хорошему можем договориться!
Лариса, не отвечая, взяла телефон и решительно набрала номер.
— Здравствуйте, полиция? У меня в доме находится человек, который отказывается покинуть помещение и угрожает отобрать мою собственность. Да, женщина. Нет, не родственница. Да, замки в моём доме поменяла без разрешения.
Пока полицейские ехали, Мария Павловна устроила настоящий спектакль для соседей. Вышла на улицу, села прямо на землю возле калитки и стала причитать, время от времени вытирая сухие глаза краем платка:
— Люди добрые, посмотрите, что делается! Нас выгоняют из родного дома! А сколько сил вложили, душевно прикипели! Я ж старый человек, куда мне теперь?
Несколько зевак остановились на дороге. Кто-то снимал на телефон. Лариса стояла у окна, прижав ладони к губам. Ужасно хотелось выйти, объяснить всем, что это её дом, что эта женщина — никакая ей не родственница даже. Но внутренний голос подсказывал: молчи, не ввязывайся в склоку.
Из-за забора высунулась Антонина Федоровна, соседка, жившая здесь дольше всех.
— Лар, держись. Мы видим всё, — негромко сказала пожилая женщина. — Давно пора было эту Марью приструнить. Командует тут, будто барыня.
Эти слова дали Ларисе силы. Значит, не она одна замечала это ненормальное поведение. Значит, она не сумасшедшая. Просто слишком долго была удобной — для бывшего мужа, для Алексея, для его матери.
Через двадцать минут подъехал патрульный экипаж. Два молодых полицейских вышли из машины, озираясь по сторонам. Лариса вышла на крыльцо, с папкой документов в руках.
— Здравствуйте, это я вызывала. Проходите, пожалуйста.
Полицейские прошли в дом. Лариса спокойно и чётко изложила ситуацию, показала документы на дом, объяснила, что ни Алексей, ни его мать не зарегистрированы по этому адресу.
— Этот человек проживает у вас официально? — спросил старший из полицейских, кивнув на Марию Павловну, которая теперь стояла в дверях.
— Нет. И я не давала разрешения на постоянное проживание. Гостевой визит затянулся, — Лариса говорила ровно, хотя внутри всё дрожало.
Мария Павловна не выдержала:
— Как не давала?! А кто меня приглашал? Лёша! Мой сын, между прочим! Он тут живёт, значит, и я имею право!
— Ваш сын проживает здесь официально? Прописан? — продолжал полицейский.
— Нет! Но у них отношения!
— Вы расписаны? — теперь вопрос был адресован Ларисе.
— Нет. Мы не муж и жена, — Лариса тяжело вздохнула. — Встречались. Он иногда жил у меня.
Полицейский кивнул:
— Значит, это ваша собственность, и право решать, кто здесь будет жить, принадлежит только вам.
Мария Павловна не желала сдаваться. Женщина принялась кричать, размахивать руками, даже заплакала по-настоящему.
— Меня на улицу! Женщина женщину! В моём возрасте! Позор! Совесть у вас есть?
Лариса молчала. Всё это время она уступала, поддавалась на манипуляции, позволяла собой пользоваться. Хватит. Участковый, молодой, но явно опытный в таких ситуациях, вежливо, но твёрдо обратился к Марии Павловне:
— Гражданка, вам необходимо освободить территорию частного домовладения. Иначе составим протокол о самозахвате чужого имущества, а это уже административная ответственность.
Мария Павловна замолчала на полуслове. Развернулась и молча пошла в дом. Через полчаса вышла с тремя объёмными сумками.
— Вещи сына я тоже заберу, — бросила свекровь, не глядя на Ларису.
— Пусть сам заберёт, когда вернётся с вахты, — спокойно ответила Лариса.
Мария Павловна фыркнула и, ворча себе под нос что-то неразборчивое, вышла за калитку. Лариса проводила полицейских, поблагодарила за помощь и закрыла дверь. Потом вышла во двор и тщательно заперла калитку. Впервые за полгода — на свой ключ.
Вечером Лариса сидела на веранде, пила чай и смотрела на темнеющий сад. Никто не гремел кастрюлями, не включал телевизор на полную громкость, не командовал, как ей следует жить. Тишина обволакивала, успокаивала. Лариса прикрыла глаза, впитывая этот момент покоя.
«Странно, как мы порой сами отдаём свою жизнь на растерзание, — думала Лариса. — Из страха одиночества, из желания быть нужной, из привычки уступать».
Алексей позвонил через день. Видимо, мать уже всё рассказала.
— Лариса? Ты чего творишь? — голос звучал возмущённо. — Мать говорит, ты её выгнала? Ты серьёзно? Мы ж семья…
— Семья? — Лариса даже усмехнулась. — Алексей, твоя мать сменила замки в моём доме. Она планировала отсудить у меня часть моей собственности. Это, по-твоему, семья?
— Да ладно, она просто сгоряча. Мать характерная, но отходчивая…
— Лёш, — Лариса вдруг почувствовала, как спокойно и ясно стало на душе. — Ты тоже можешь забрать свои вещи. Дом — не приют. И я устала содержать двух взрослых людей.
— Да ты что? Из-за какой-то ссоры? — в голосе Алексея звучало неподдельное удивление. — Я же скоро вернусь, всё наладим!
— Нет, Лёш. Не из-за ссоры, — Лариса смотрела в окно на зелёные всходы, пробивающиеся на грядках. — Из-за того, что я поняла: так жить не хочу. В своём доме быть чужой. Ключи оставь у Антонины Федоровны, когда заберёшь вещи.
Алексей ещё долго что-то говорил, убеждал, но Лариса уже не слушала. Она знала, что дом снова стал её. Не потому что она отбилась — а потому что вернула себе голос. И право решать, как ей жить.
Через неделю пришло сообщение от неизвестного номера: «Мы всё равно в суд подадим!» Лариса не ответила. Пусть подают. Дом был куплен задолго до знакомства с Алексеем, все документы в порядке. Никаких совместных покупок, никаких общих счетов. Никаких доказательств «совместно нажитого».
Суд так и не состоялся. А даже если бы и состоялся — делить в нём было бы нечего. Ни уму, ни по закону.
Лариса снова привыкала жить одна. Иногда по вечерам становилось немного тоскливо, но утром она просыпалась с ощущением свободы. Свободы жить по своим правилам, ходить по своему дому, не оглядываясь на чужие капризы и прихоти.
Однажды к ней в поликлинику зашла Антонина Федоровна.
— Ларис, как ты? — спросила соседка, пока Лариса измеряла ей давление.
— Хорошо, Антонина Федоровна, — улыбнулась Лариса. — Сад зацвёл, малину новую посадила.
— А этот… не объявлялся?
— Приезжал за вещами, когда меня не было. По-тихому.
Антонина Федоровна покачала головой:
— Эх, Ларис, сколько их таких… Думают, раз женщина одна, значит — слабая. А ты молодец, не позволила на шею сесть.
Лариса улыбнулась. Теперь в её доме был порядок. Без них. И это был самый честный раздел.
