— Я вам не девка подзаборная, чтобы на коленях перед вами ползать! — голос Марины дрожал от едва сдерживаемой ярости, когда свекровь в очередной раз ткнула пальцем в пол, требуя немедленно вымыть «эти свинские следы».
Всё началось три месяца назад, когда они с Андреем переехали жить к его матери. Временно, как уверял муж. Пока не накопят на первый взнос по ипотеке. Марина согласилась, хотя что-то внутри неприятно кольнуло — словно тонкая иголочка предчувствия вонзилась прямо в сердце.
Галина Ивановна встретила их у порога с каменным лицом. Окинула невестку оценивающим взглядом с головы до ног и процедила сквозь зубы:
— Ну что, приехали на готовенькое? Думаете, я вас тут кормить-поить буду задаром?
Марина растерянно посмотрела на Андрея. Тот неловко переминался с ноги на ногу, избегая её взгляда.
— Мам, ну что ты такое говоришь? Мы же договаривались…
— Договаривались! — передразнила Галина Ивановна. — С тобой я договаривалась, а не с этой… — она снова смерила Марину презрительным взглядом, — городской штучкой. Посмотрим ещё, на что она годится, кроме как ногти красить да по салонам шастать.
Первую неделю Марина старалась не обращать внимания на колкости свекрови. Она вставала в шесть утра, готовила завтрак на всех, убирала квартиру, стирала, гладила. После работы — снова домашние дела. Галина Ивановна следила за каждым её шагом, как надзиратель за заключённым.
— Картошку не так чистишь! Сколько мяса переводишь!
— Пол мыть не умеешь! Я в твои годы уже троих детей подняла, а ты тряпку в руках держать не можешь!
— Борщ пересолила! Специально, наверное, чтобы я подавилась!
Андрей приходил поздно, уставший. На робкие жалобы жены отмахивался:
— Мариш, ну потерпи немного. Мама просто к тебе привыкает. Она всю жизнь одна, трудно ей принять чужого человека.
— Чужого? — Марина смотрела на мужа с горечью. — Я твоя жена, Андрей. Или это ничего не значит?
— Ну что ты драматизируешь? Мама просто… своеобразная. Зато квартиру не снимать надо, экономим же.
Марина молча отворачивалась. В груди нарастал тяжёлый ком обиды. Она понимала — муж не хочет видеть очевидного. Не хочет признавать, что его мать целенаправленно превращает её жизнь в ад.
Через месяц Галина Ивановна перешла от слов к делу. Однажды Марина вернулась с работы и обнаружила, что все её вещи из шкафа выброшены на пол.
— Что это? — она стояла в дверях спальни, не веря своим глазам.
Свекровь сидела на кровати и перебирала её косметику.
— А то! Проверяю, что моя невестушка от меня прячет. Может, любовника завела? А эта помада — точно не для мужа покупалась. Слишком яркая. Для кого красишься?
— Это моя личная косметика! Вы не имеете права…
— Не имею? — Галина Ивановна медленно поднялась, её глаза сузились. — Это мой дом, девочка. Здесь я имею право на всё. А ты — гостья. Временная. И если мне что-то не понравится, вылетишь отсюда, как пробка из бутылки.
Вечером Марина со слезами рассказала всё Андрею. Он выслушал, помолчал, потом тяжело вздохнул:
— Мариш, ну мама одинокая женщина. Ей тяжело. Давай я с ней поговорю, но ты тоже постарайся найти общий язык.
— Общий язык? Она роется в моих вещах, оскорбляет меня каждый день, а я должна найти общий язык?
— Ну не кричи. Мама в соседней комнате.
Марина посмотрела на мужа и впервые увидела в нём чужого человека. Человека, который больше боится расстроить мамочку, чем защитить собственную жену.
Следующие недели превратились в настоящий кошмар. Галина Ивановна словно почувствовала слабину и удвоила усилия. Она могла среди ночи ворваться в их комнату «проверить, не открыто ли окно». Выключала горячую воду, когда Марина принимала душ. «Экономить надо!» — кричала через дверь.
Готовила еду только на себя и сына, демонстративно игнорируя невестку. Когда Марина пыталась приготовить что-то для себя, следовал скандал:
— Продукты мои переводишь! Я пенсионерка, мне на лекарства не хватает, а она тут пиры устраивает!
Марина молча доставала свой кошелёк и покупала продукты сама. Но и это не помогало.
— Мою посуду пачкаешь! Газ мой жжёшь! Воздухом моим дышишь!
Андрей всё глубже уходил в работу. Задерживался допоздна, в выходные находил срочные дела. Марина понимала — он просто бежит от конфликта, прячется, как страус, закапывая голову в песок.
Однажды она застала свекровь в их спальне. Галина Ивановна стояла у комода и рылась в нижнем белье невестки.
— Что вы делаете? — Марина едва сдерживалась, чтобы не закричать.
— А что? Проверяю, какие шмотки моему сыну покупаешь. Ага, кружевные трусики! Знаю я таких, как ты. Сначала в постели опутаешь, а потом квартиру отберёшь!
— Выйдите из нашей комнаты. Немедленно.
— Или что? — Галина Ивановна шагнула к ней, глаза блестели злобой. — Что ты мне сделаешь, цаца городская? Побежишь Андрюше жаловаться? Так он тебе не поверит. Он мой сын. Моя кровь. А ты — никто. Временная постоялица, которую я в любой момент могу выставить на улицу.
В тот вечер Марина поставила мужу ультиматум:
— Либо мы съезжаем, либо я уезжаю одна. Я больше не могу так жить.
Андрей сидел на кровати, уткнувшись в телефон.
— Мариш, ну куда мы поедем? У нас денег на съём нет. Ещё три месяца потерпи, накопим на первый взнос…
— Три месяца? Я и одного дня больше не выдержу! Твоя мать издевается надо мной!
— Не преувеличивай. Мама просто… строгая. Но она не со зла. Просто привыкла всё контролировать.
— Не со зла? — Марина села рядом, взяла его за руку. — Андрей, посмотри на меня. Посмотри! Я похудела на десять килограммов за два месяца. Я не сплю ночами. Я боюсь возвращаться домой с работы. Это нормально?
Он поднял на неё усталые глаза:
— А что я могу сделать? Это же моя мать. Я не могу её выгнать из собственной квартиры.
— Никто не просит выгонять. Просто защити меня. Скажи ей, чтобы прекратила. Будь мужчиной, в конце концов!
Андрей отдёрнул руку:
— Не надо мне указывать, что делать. Я и так разрываюсь между вами. Мама тоже жалуется, что ты её не уважаешь, грубишь…
— Я ей грублю? — Марина не верила своим ушам. — Это она называет меня шалавой, роется в моих вещах, унижает каждый день, а я ей грублю?
— Ну не кричи…
— Мама услышит? — закончила за него Марина. Встала, подошла к окну. За стеклом мерцали огни ночного города. Где-то там была её прежняя жизнь. Спокойная, размеренная. Без ежедневных унижений и страха. — Знаешь что, Андрей? Я ухожу. Прямо сейчас.
— Куда ты на ночь глядя?
— К подруге. К родителям. Куда угодно, только не здесь.
Она начала собирать вещи. Андрей сидел на кровати и молча смотрел. Не пытался остановить, не просил остаться. Только когда она застегнула сумку, тихо произнёс:
— Ты же знала, на что идёшь. Знала, что будем жить с мамой.
Марина обернулась:
— Я думала, что выхожу замуж за мужчину, который сможет меня защитить. А вышла за маменькиного сынка, который позволяет матери вытирать об меня ноги. Прощай, Андрей.
Она вышла из комнаты. В коридоре стояла Галина Ивановна. На её лице играла торжествующая улыбка.
— Что, сбегаешь? И правильно делаешь. Нечего тебе в приличном доме делать. Андрюша найдёт себе нормальную девушку, которая старших уважать умеет.
Марина остановилась. Посмотрела на свекровь долгим взглядом. Та чуть попятилась — что-то в глазах невестки её напугало.
— Знаете, Галина Ивановна, мне вас жаль. Искренне жаль. Вы так боитесь остаться одной, что готовы уничтожить счастье собственного сына. И знаете что? Вы своего добьётесь. Останетесь одна. Потому что ни одна нормальная женщина не выдержит того, что выдержала я. А Андрей… — она грустно улыбнулась, — он так и останется с вами. Маменькин сынок, неспособный создать собственную семью. Поздравляю, вы победили.
Дверь хлопнула. Галина Ивановна стояла в коридоре, и улыбка медленно сползала с её лица. Из комнаты вышел Андрей.
— Мам, ты довольна? Она ушла.
— И правильно сделала! Нечего таким в нашем доме делать. Найдёшь другую. Получше.
Андрей посмотрел на мать. Впервые за много лет посмотрел на неё как будто чужими глазами. Увидел злую, одинокую женщину, которая из страха потерять сына уничтожала всё, что могло сделать его счастливым.
— Другую? — он усмехнулся. — Мам, мне тридцать пять лет. Марина была лучшим, что со мной случалось. И ты это прекрасно знала. Именно поэтому и выжила её.
— Не смей так со мной разговаривать! Я твоя мать!
— Да, мать. Которая только что разрушила мою семью. Спасибо тебе за это.
Он вернулся в комнату, достал телефон. Набрал номер Марины. Длинные гудки. Она не брала трубку. Набрал ещё раз. И ещё. Потом написал сообщение: «Прости меня. Я был трусом. Приезжай обратно, мы снимем квартиру. Обещаю, всё будет по-другому».
Сообщение ушло. Под ним появилась одна галочка. Потом две. Марина прочитала. Но не ответила.
Прошёл год. Андрей так и жил с матерью. Галина Ивановна добилась своего — сын был рядом. Только вот радости от этого не было. Он приходил с работы, молча ужинал и запирался в своей комнате. На попытки поговорить отвечал односложно.
Как-то вечером Галина Ивановна не выдержала:
— Сколько можно дуться? Год прошёл! Забудь ты эту вертихвостку!
Андрей поднял на неё усталый взгляд:
— Мам, ты так и не поняла, да? Дело не в Марине. Дело в том, что ты сломала мне жизнь. И себе заодно. Мы теперь два одиноких человека под одной крышей. Ты этого хотела?
— Я хотела, чтобы мой сын был рядом!
— Я рядом. Но я тебя ненавижу. Тихо, спокойно, безнадёжно ненавижу. За то, что ты отняла у меня шанс на счастье. За то, что превратила меня в тряпку, неспособную защитить любимую женщину. За то, что обрекла на одиночество не только себя, но и меня.
Галина Ивановна побледнела:
— Как ты можешь такое говорить? Я же всю жизнь для тебя…
— Для меня? Или для себя? Ты растила меня удобным, послушным, зависимым. Чтобы я никогда не смог уйти. И знаешь что? У тебя получилось. Я действительно не могу уйти. Но любить тебя за это я тоже не могу.
Он встал и пошёл к себе. Галина Ивановна осталась сидеть за кухонным столом. В квартире было тихо. Так тихо, что слышно было, как тикают настенные часы. Тик-так. Тик-так. Отсчитывая секунды её одинокой победы.
Через два года Андрей всё-таки съехал. Снял однокомнатную квартиру на окраине города. Галина Ивановна осталась одна в своей трёхкомнатной крепости. Сын навещал её раз в месяц. Приходил с пакетом продуктов, молча пил чай и уходил.
Однажды соседка проговорилась, что видела его с какой-то женщиной.
— Не похожа на ту, первую. Эта постарше, посерьёзнее. И ребёнок с ними был, девочка лет пяти.
Галина Ивановна ждала, что сын расскажет сам. Но Андрей молчал. А потом перестал приходить совсем. Только деньги переводил на карточку. Регулярно, без задержек. Сыновний долг.
Она звонила, но он не брал трубку. Писала сообщения — он не отвечал. Потом номер и вовсе оказался недоступен. Сменил, наверное.
Галина Ивановна сидела в своей идеально чистой квартире, где каждая вещь знала своё место, где никто не нарушал заведённый порядок, где было так тихо, что звенело в ушах. Она победила. Отстояла свою территорию. Доказала, кто в доме хозяин.
Только вот дом опустел. И некому было больше диктовать свои правила. Некого контролировать. Не на кого кричать.
Она подошла к окну. Внизу, во дворе, молодая женщина катала коляску. Рядом шёл мужчина, что-то смешное рассказывал. Женщина смеялась, запрокинув голову. Они были счастливы. Чужие, далёкие, недосягаемые в своём счастье люди.
Галина Ивановна отошла от окна. Села в кресло. Включила телевизор. Но звук показался слишком громким в пустой квартире. Выключила. Тишина обволакивала, душила, проникала в каждую клеточку.
«Я вам не девка подзаборная, чтобы на коленях перед вами ползать!» — вдруг вспомнились слова невестки. Тогда, три года назад, они вызвали ярость. Сейчас — только горькую усмешку.
Не ползала. Ушла. И правильно сделала.
А Галина Ивановна осталась. Победительница. Хозяйка пустого дома. Королева мёртвого королевства, где больше некем править.
Она закрыла глаза. Слёзы медленно катились по морщинистым щекам. Поздно. Слишком поздно она поняла простую истину: удержать силой можно только то, что и так мертво. Живое всегда найдёт способ вырваться на свободу.
Даже если для этого придётся оторвать кусок собственного сердца.
