Для Ирины жизнь после развода с Олегом наконец-то вошла в спокойное, предсказуемое русло. Прошло пять лет. Их общий сын, десятилетний Миша, был ее главной радостью и опорой. Ее небольшая, но уютная двухкомнатная квартира, которая была ее собственностью еще задолго до брака, стала для них двоих настоящей крепостью. Ирина много работала, занималась переводами, и ей удалось не только обеспечить им с сыном достойную жизнь, но и создать небольшую финансовую подушку безопасности.
С бывшим мужем она поддерживала ровные, почти деловые отношения. Он исправно платил алименты, забирал Мишу на выходные. У него давно была новая семья: молодая жена Снежана и ее сын от первого брака, Степан, которого Олег усыновил. Ирина знала, что у них тоже все хорошо — Олег занимал хорошую должность, они часто ездили отдыхать. Она была рада за него. Она искренне считала, что им удалось сохранить цивилизованные отношения ради сына.
В один из вечеров Олег позвонил ей. Голос его был необычно серьезным.
— Ира, привет. Нам надо встретиться. Есть серьезный разговор. Без Миши.
— Что-то случилось? — встревожилась она.
— Давай при встрече. Завтра, в кафе, как обычно?
Она согласилась, хотя на душе было неспокойно.
На следующий день она сидела за столиком в их «переговорном» кафе. Олег пришел вовремя. Он выглядел уставшим и озабоченным.
— Привет, — сказал он, садясь напротив. — Спасибо, что пришла. Дело… дело в Степане.
Ирина напряглась. Степан, его пасынок, был талантливым парнем, который в этом году заканчивал школу.
— Он поступил, — с какой-то мрачной гордостью сказал Олег. — В МГИМО. На международную экономику.
— Олег, это же прекрасно! — искренне обрадовалась Ирина. — Поздравляю!
— Рано поздравлять, — он тяжело вздохнул. — Он не добрал пару баллов на бюджет. Только платное отделение. А платное там стоит несколько миллионов… — он такой суммы у Ирины округлились глаза. — Таких денег у нас нет.
Она сочувственно покачала головой.
— Мне очень жаль, Олег. Это, наверное, большое разочарование для мальчика.
— Вот именно! — подхватил он. — Он так старался. И мы не можем, просто не имеем права, лишить его этого шанса! Я всю ночь не спал, думал, как решить ситуацию.
Он подался вперед, посмотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде была стальная, пугающая уверенность.
— Ты должна нам помочь.
— Я? — удивилась она. — Но, Олег, у меня нет таких денег. Я…
— У тебя есть, — перебил он ее. — У тебя есть квартира. Продашь её и переведёшь нам сумму.
Тишина. За окном шумел город, звенели чашки, смеялись люди. А в их маленьком мирке за столиком время остановилось.
— Ты предлагаешь мне продать свою квартиру и перевести деньги на обучение твоего старшего сына? — удивленно спросила она, чтобы убедиться, что не сошла с ума.
— Да, — спокойно кивнул он. — Именно это я и предлагаю.
Она смотрела на него и не могла подобрать слов. Абсурдность ситуации была запредельной.
— Олег, ты в своем уме? — наконец выговорила она. — При чем здесь я, моя квартира и твой ребёнок? Мы в разводе пять лет!
— А при том, — его голос стал жестким, — что у нас есть общий сын. Миша. А Степан — его старший брат.
— Он ему не брат, он…
— Брат! — отрезал он. — У них одна родня, они братья! И я, как отец, обязан обеспечить им равные стартовые возможности. Я не могу допустить, чтобы один мой сын, Миша, жил в прекрасной квартире в центре и знал, что у него все будет хорошо, а второй, Степан, был вынужден отказаться от мечты всей своей жизни и идти в какой-то задрипанный колледж! Это породит между ними зависть и вражду! Я забочусь об их будущем!
Он излагал эту чудовищную, извращенную логику с видом благородного отца, думающего о благе детей.
— Подумай сама, — продолжал он, — тебе с Мишкой вовсе не нужна такая большая квартира. Купите себе что-то поменьше, на окраине. А разницу — вложим в Степана. В будущее. В семью.
— В твою семью, Олег, — поправила она. — Моя семья — это я и мой сын. И наше будущее — это эта квартира, которую я не собираюсь продавать, чтобы оплачивать амбиции твоей новой жены.
— При чем здесь Снежана?! — возмутился он. — Я говорю о детях! О братстве! Ты что, хочешь, чтобы Мишка потом всю жизнь чувствовал себя виноватым, что у него все было, а у его брата — нет? Ты хочешь испортить ему жизнь?
Это был самый грязный, самый подлый удар. Он пытался шантажировать ее будущим их общего сына.
Ирина встала. Она больше не могла слушать этот бред.
— Знаешь, Олег, — сказала она, глядя на него сверху вниз. — Ты прав. Я действительно не хочу, чтобы мой сын чувствовал себя виноватым. И чтобы он вырос таким, как ты, — человеком, который считает, что ему все должны. Поэтому вот мой ответ: нет. Ни я, ни моя квартира, ни мое будущее не имеют никакого отношения к твоей новой семье и твоим проблемам.
Она взяла свою сумку.
— Я очень сочувствую Степану. Он, наверное, хороший парень. И мне жаль, что у него такой отец, который, вместо того чтобы искать реальные пути решения проблемы, решил ограбить свою бывшую жену.
Она развернулась и пошла к выходу, оставив его одного, наедине с его «благородными» планами. Она знала, что этот разговор — только начало. Что он так просто не отступит. Но она также знала, что и она не уступит. Ни сантиметра своей жизни. Ни копейки своего будущего.
Когда Ирина вышла из кафе, ее трясло. Но это была не дрожь страха или растерянности. Это была дрожь от сдерживаемой ярости. Она села в машину и несколько минут просто сидела, вцепившись в руль, пытаясь унять бешеный стук сердца. «Равные стартовые возможности». «Чтобы Мишка не чувствовал себя виноватым». Он упаковал свой циничный грабеж в красивую обертку отцовской заботы и братской любви. Он пытался заставить ее заплатить за его новую жизнь, выставив ее виноватой, если она откажется.
Она знала, что он не отступит. Этот разговор был лишь первым залпом в долгой и изнурительной войне. И она поняла, что ей нужно готовиться к обороне.
Вечером дома, когда она укладывала Мишу спать, сын, как будто почувствовав ее тревогу, вдруг спросил:
— Мам, а мы с папой и Снежаной — одна семья?
Ирина замерла, поправляя ему одеяло.
— Нет, солнышко, — сказала она как можно мягче. — У тебя есть мама и папа. Мы тебя очень любим. Это твоя семья. А у папы есть другая семья. Так бывает.
— А Стёпа — мой брат? — не унимался Миша.
— Он сын женщины, на которой женат твой папа. Он тебе… сводный брат. Но вы не обязаны быть близкими, если не хотите. Главное — просто уважать друг друга.
Этот разговор с сыном придал ей сил. Она поняла, что должна бороться не только за свою квартиру. Она должна была бороться за здоровую картину мира для своего ребенка. За то, чтобы он не вырос с чудовищной мыслью, что он кому-то что-то должен просто по факту своего существования.
Осада началась на следующий день, и велась она, как и предполагала Ирина, на ее самом уязвимом фланге — через сына.
В следующие выходные, когда Олег забирал Мишу, он повез его не в парк аттракционов, как обычно. Он устроил им «семейную» встречу со Степаном. А вечером, когда он привез сына домой, Миша был сам не свой. Он был тихим и задумчивым.
— Пап, а почему Стёпа плакал? — спросил он за ужином.
Ирина напряглась.
— О чем ты, милый?
— Ну, мы сегодня гуляли, и Стёпа рассказал, что он не сможет учиться там, где хочет. Потому что у папы нет денег. И он сказал, что это из-за того, что у нас с тобой есть большая квартира, а у них — нет. И что это несправедливо.
Ирина почувствовала, как по спине пробежал ледяной холодок. Это было чудовищно. Они использовали ее десятилетнего сына как почтальона, как инструмент для передачи своих манипуляций. Они грузили его чувством вины, пытаясь настроить против нее.
— Миша, — она села рядом с ним и взяла его за руки. — Послушай меня. Взрослые проблемы — это проблемы взрослых. И ты не несешь за них никакой ответственности. Никогда. Твой папа и я решим этот вопрос. А ты и Степан ни в чем не виноваты.
Но она видела, что ее слова лишь частично достигли цели. Зерно вины уже было посеяно.
На следующей неделе Олег перешел в открытое наступление. Он прислал ей официальное письмо, составленное, очевидно, с помощью юриста. В письме он не требовал, нет. Он «предлагал». Предлагал ей, как матери, «заботящейся о психологическом комфорте своего сына», добровольно пойти на «мировое соглашение». Он предлагал продать ее квартиру, купить две поменьше — ей с Мишей и ему со Снежаной, а разницу — направить на обучение Степана. «Таким образом, — было написано в письме, — мы восстановим справедливость, обеспечим обоим детям равные условия и устраним почву для будущих конфликтов между братьями».
Это был шедевр юридического лицемерия.
Ирина поняла, что разговоры закончились. Пора было действовать. Но она решила действовать не так, как он ожидал. Она не стала звонить своему адвокату. Она решила нанести удар не по нему, а по центру принятия решений. По его новой жене.
Она нашла в интернете адрес фирмы, где работала Снежана. Это было крупное маркетинговое агентство. В пятницу, в обеденный перерыв, она приехала туда.
Она не стала устраивать скандал. Она подошла к стойке ресепшен.
— Здравствуйте, я бы хотела поговорить со Снежаной Орловой. Скажите, что это Ирина, бывшая жена ее мужа. По очень важному и срочному вопросу.
Через пять минут в холл вышла Снежана. Молодая, красивая, уверенная в себе. Она смотрела на Ирину свысока, с выражением победительницы.
— Я вас слушаю, — холодно сказала она.
— Здравствуйте, Снежана, — спокойно ответила Ирина. — Я не отниму у вас много времени. Я пришла поговорить о будущем вашего сына. И о вашем.
Они сели за столик в холле.
— Мой бывший муж, — начала Ирина, глядя прямо в глаза Снежане, — требует, чтобы я продала свою личную квартиру, чтобы оплатить обучение вашего сына, Степана. Я так понимаю, вы в курсе этого плана и полностью его поддерживаете?
— Я поддерживаю своего мужа в его стремлении обеспечить лучшее будущее для нашей семьи, — надменно ответила Снежана.
— Прекрасно, — кивнула Ирина. — Я тоже. Только у нас, кажется, разное понимание семьи. Но речь не об этом. Я пришла не спорить, а сделать вам деловое предложение.
Она достала из сумки папку.
— Я отказываюсь продавать свою квартиру. Категорически. Но я, как человек, не чуждый сострадания, готова помочь вашему сыну. Но на своих условиях.
Она открыла папку.
— Как я понимаю, главная проблема — это оплата первого года обучения. Дальше Степан сможет подать на грант или найти подработку. Так вот. Я готова оплатить этот первый год. Полностью.
Снежана удивленно на нее посмотрела.
— Но, — продолжила Ирина, — не просто так. Я сделаю это в обмен на одну маленькую услугу с вашей стороны.
Она пододвинула к ней документ.
— Это — долговая расписка. На полную сумму обучения. С процентами, соответствующими ставке рефинансирования. Вы, Снежана, и ваш муж, Олег, подписываете ее. И обязуетесь вернуть мне эту сумму в течение пяти лет.
Лицо Снежаны вытянулось.
— Что?! Но… вы же сказали, что поможете!
— Я и помогаю, — улыбнулась Ирина. — Я даю вам беспроцентный, по сути, кредит на образование. Ни один банк не даст вам таких условий. Я решаю вашу проблему здесь и сейчас. А вы, как ответственные родители, просто возвращаете долг за своего ребенка. По-моему, это очень справедливо.
Снежана смотрела на расписку, потом на Ирину.
— Я… я не буду это подписывать! — возмутилась она.
— Жаль, — вздохнула Ирина. — А я-то думала, вы действительно так хотите, чтобы ваш сын учился в МГИМО. Оказывается, вы просто хотели, чтобы за это заплатил кто-то другой.
Она начала собирать свои бумаги.
— И еще кое-что, Снежана, — сказала она, уже вставая. — Просто дружеский совет, от одной женщины другой. Ваш муж, мой бывший муж, — прекрасный манипулятор. Но он очень плохой стратег. Сейчас он использует вас и вашего сына, чтобы попытаться отнять что-то у меня. Не удивляйтесь, если через несколько лет, когда ваш сын вырастет, он использует уже его, чтобы отнять что-то у вас.
Она повернулась и пошла к выходу, оставив Снежану одну, бледную, как полотно, с ее рухнувшими планами.
Ирина знала, что на этом все закончится. Они не подпишут расписку. Они слишком горды и слишком жадны. Но она также знала, что только что посеяла в их «идеальной» новой семье семя сомнения. Семя, которое рано или поздно даст свои ядовитые всходы.
Вечером ей пришло сообщение от Олега. Короткое, злое: «Можешь не стараться. Мы найдем другой выход».
Она прочитала и улыбнулась.
«Конечно, найдете», — подумала она. А потом заблокировала его номер. Окончательно.
Она подошла к своему сыну, который делал уроки. Обняла его.
— Мам, что-то случилось?
— Нет, солнышко, — ответила она. — Просто я только что закончила один очень сложный и очень важный проект. И теперь мы можем, наконец, подумать о нашем отпуске. Куда ты хочешь поехать?
Она защитила не только свою квартиру. Она защитила своего сына от чувства вины. И она защитила свое право на будущее. Свое, а не чужое.
