— Ты чего делаешь? — выбежал он из дома, услышав визг бензопилы.
— Да она ж старая совсем! — прокричал Фёдор сквозь рёв инструмента. — Только место занимает. Спилим — и газон расширим.
— Мы специально её оставили, — Степан схватил брата за руку. — Там скворечник, дети за птицами наблюдают.
— Господи, Стёпка, да что ты как маленький? — сказал Фёдор раздражённо, но выключил пилу.
– Это просто невыносимо, мам! – Дарья буквально рухнула в старое кресло у окна, в котором когда-то любила сидеть в детстве. Её трясло, на бледном лице проступили красные пятна – верный признак крайнего нервного напряжения. – Она же не затыкается ни на минуту!
Она вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Её мать – Лада Эдуардовна – понимающе закивала головой и включила чайник.
– «Как вы неудобно теплицу поставили, – передразнила она свекровь, – её бы вправо перенести, давай соседа попрошу, он в два счёта всё сделает». И плевать ей, что правее у меня грядка с клубникой разбита, Кристинка так её любит… «Зачем веранду снесли? Её ещё мой муж строил, мы так ею дорожили». – Дарья горько усмехнулась. – Дорожили они! Да там половицы прогнили насквозь, того и гляди провалишься. Стены разваливались. Крыша чуть не обрушилась на Стёпу, когда он осматривал веранду! Там ремонтировать было нечего!
Лада Эдуардовна медленно разлила чай по чашкам – старым, с золотой каёмкой, из любимого сервиза. Эти чашки очень нравились Дарье с детства. Мать всегда доставала их, когда нужно было успокоить маленькую Дашу. Вот и сейчас уже после нескольких глотков женщина задышала ровнее.
– И часто она так наведывается? – спросила Лада Эдуардовна, пододвигая дочери вазочку с её любимым малиновым вареньем.
– Последний месяц чуть ли не каждые выходные! – Дарья с силой сжала чашку. – То она, то Фёдор. Позавчера заявилась в восемь утра. Мы ещё спали. Начала стучать в окна – «почему так долго спите, день уже начался, всю работу профукаете!»
Повисла пауза. Дарья напряжённо пила чай, Лада Эдуардовна ждала, когда дочь продолжит. Было видно, что ей важно выговориться. Наконец, та продолжила:
– И ведь сами же хотели избавиться от дачи, помнишь? «Берите, дети, нам уже не по силам за ней ухаживать». Мы кредит взяли, чтобы с ними расплатиться, а она… – Дарья поставила чашку, боясь разбить. – Каждый раз придирается. То грядки криво вскопаны, то забор красить пора. Ведёт себя так, будто может распоряжаться нашей дачей, как ей вздумается!
– Доченька, – Лада Эдуардовна мягко коснулась плеча Дарьи, – может, стоит быть мудрее? Всё-таки не чужой человек. Пропускай её замечания мимо ушей. Она же не может заставить тебя всё переделать.
Дарья шумно выдохнула:
– Я стараюсь, мама. Правда стараюсь. Вот сегодня молчала, когда она полчаса объясняла, что мои петунии «простецкие» и надо было георгины сажать. Кивала, когда она расписывала, какой «бардак» у нас в сарае. Но как же это тяжело!
– Понимаю, – Лада Эдуардовна обняла дочь. – Ирина – женщина сложная, но зачем тебе эти вечные ссоры? Потерпи, ей надоест, и она отстанет.
Легко сказать – терпи! А где взять-то это терпение, когда каждые выходные превращаются в битву за собственный дом?
История с дачей постепенно превращалась в какой-то театр абсурда. Если первое время Ирина Степановна приезжала раз в месяц, хотя и без предупреждения, то со временем эти визиты превратились в регулярные набеги. «А что такого? Семейная же дача, я тут каждый кустик знаю, что мне теперь и приехать нельзя?»
Потом она привезла какую-то рассаду в пластиковых стаканчиках и, пока Дарья была занята на кухне, успела перекопать половину грядки с только что посаженной морковкой. Дарья еле успела спасти оставшуюся половину и была вынуждена выслушать лекцию про какой-то редкий сорт перцев, который свекровь выпросила у соседки: «Надо же посмотреть, что за перцы такие? А где ж мне сажать, как не на даче?»
В начале мая Фёдор, старший брат Степана, притащил старую теплицу – проржавевший остов, который десять лет пылился у него в гараже. Он подъехал на грузовике, даже не предупредив:
– Вот, возьмите! – заявил он, сгружая металлические конструкции прямо на газон. – Нам всё равно не нужна.
– Федь, спасибо, но у нас уже есть, – попытался отказаться Степан, глядя на примятые тюльпаны.
– Ну и что? – Фёдор вытер пот со лба. – Две лучше, чем одна! Вон там поставьте, как раз место пустует.
– Там детскую площадку планировали… – начал было Степан.
– Да ну, ерунда! – махнул рукой брат. – Какая площадка? У вас вон качели есть! Этого мало, что ли?
Кристинка каждый раз расстраивалась, когда приходилось уступать бабушке с дядей место в беседке или освобождать качели для двоюродных братьев – шумных близнецов, которые носились с упоением носились по участку. Дарья сокрушалась, когда дочь всё чаще остаётся дома, отказываясь ехать на дачу.
Степан старался, как мог, противостоять родне, хотя ссориться с ними ему очень не хотелось. Особенно его вывело из себя, когда Фёдор без предупреждения решил спилить старую яблоню у забора:
– Ты чего делаешь? – выбежал он из дома, услышав визг бензопилы.
– Ты чего делаешь? – выбежал он из дома, услышав визг бензопилы.
– Да она ж старая совсем! – прокричал Фёдор сквозь рёв инструмента. – Только место занимает. Спилим – и газон расширим.
– Мы специально её оставили, – Степан схватил брата за руку. – Там скворечник, дети за птицами наблюдают.
– Господи, Стёпка, да что ты как маленький? – сказал Фёдор раздражённо, но выключил пилу.
После каждого такого визита Дарья молча наводила порядок. Переделывала грядки после очередных «улучшений» свекрови, выкапывала высаженную без спроса рассаду, собирала разбросанные детьми Фёдора игрушки и фантики. Очень уж дорого обходилась им «семейная» дача. И это не считая всё еще не выплаченного кредита.
В то утро они со Степаном планировали эти выходные провести на даче – первые по-настоящему тёплые дни обещали много работы в саду. Дарья уже упаковала рассаду, которую выращивала на подоконнике с марта, приготовила семена для новых грядок.
Звонок в дверь застал её за сборами. На пороге стояла Ирина Станиславовна.
– Ну, здравствуй, Даша, – свекровь прошла в прихожую. – Мы с Федей решили в эти выходные отдохнуть на даче. Так что вы уж найдите себе другое занятие.
Дарья на секунду потеряла дар речи. Потом взяла себя в руки:
– С какой стати? – наконец выдавила она. – Мы сами туда сегодня едем.
– Господи, ну что тут непонятного? – перебила свекровь, поправляя идеально уложенные волосы. – Мы хотим отдохнуть спокойно, без лишних людей. Федя мяса привезёт, шашлыки пожарим…
– Без лишних? То есть без нас? – у Дарьи перехватило горло. – На нашей даче?
– На вашей? – свекровь фыркнула, окидывая невестку презрительным взглядом. – Ты-то тут при чём вообще? Это наша семейная дача!
На шум из кабинета выбежал Степан – растрёпанный, в домашней футболке, с карандашом за ухом.
– Что здесь происходит?
– Стёпа! – Ирина Станиславовна мгновенно преобразилась, расплываясь в улыбке. – Хорошо, что ты здесь. Твоя жена…
– Подожди, мам, – он повернулся к Даше. – Что случилось?
– Представляешь, – Дарья пыталась говорить спокойно, но голос предательски срывался, – твоя мать заявляет, что мы должны освободить дачу на выходные. А ещё говорит, что я вообще не имею к ней никакого отношения!
Степан нахмурился:
– Даш, иди к Кристинке, ладно? – он мягко забрал у неё корзинку. – Я разберусь.
Когда за женой закрылась дверь детской, он повернулся к матери. Желваки на его скулах ходили ходуном:
– Это правда?
– Что именно? – Ирина Станиславовна вздёрнула подбородок. – Ну да, мы с Федей хотим отдохнуть на даче. Имеем право! Ты же мой сын, неужели для родной матери места не найдётся?
– Какое право, мама? – в его голосе зазвенел металл. – Вы же продали нам свои доли.
– Тебе продала! Сыну! – она почти кричала. – А не этой… которая теперь пытается нас выжить с собственной дачи!
– Так, стоп, – Степан потемнел лицом. От его обычной мягкости не осталось и следа. – Во-первых, дача наша – моя и Дашина. Мы взяли кредит, который до сих пор выплачиваем. Вместе! Во-вторых, никто никого не выживает – это ты заявилась требовать, чтобы мы убрались с собственной дачи.
– Да что тебе жалко для матери…
– И в-третьих, – его голос стал ледяным, – не смей оскорблять мою жену. Ты можешь быть недовольна тем, что мы купили дачу. Можешь жалеть, что продала её. Но ты не имеешь права так разговаривать с Дашей и командовать в нашем доме.
– Ах вот как! – Ирина Станиславовна побагровела, пятнами пошло даже декольте. – Значит, мать теперь никто? Она тебя против меня настроила! Да я эту дачу… я её…
– Всё, хватит, – отрезал Степан. – Мы едем на дачу через час. И я прошу тебя – оставь нас в покое.
Входная дверь хлопнула так, что зазвенели стёкла. В доме повисла звенящая тишина.
После той ссоры жизнь в семье потекла по-новому. Ирина Станиславовна перестала звонить совсем, и уж тем более приезжать. Фёдор при случайных встречах делал вид, что не замечает брата и его семью. Поздравления с днями рождения и Новым годом превратились в сухие сообщения.
К своему удивлению, даже Степан заметил, что ему так легче.
На даче впервые за долгое время воцарилось спокойствие. Никто не давал непрошеных советов, не критиковал расположение грядок, не командовал. Степан наконец взялся за давно откладываемые проекты – достроил детскую площадку, о которой Кристинка мечтала все эти месяцы. Поставил не только горку, но и небольшой домик с песочницей. По выходным во дворе теперь звенел детский смех – дочка стала приглашать подружек из школы.
Дарья, впервые почувствовав себя настоящей хозяйкой, развела пряные травы – базилик, тимьян, розмарин. Раньше она не решалась их сажать – свекровь считала, что «всякая травка – это сорняк». Теперь вдоль дорожек тянулись аккуратные грядки с пряностями, наполняя воздух пряными ароматами.
– Знаешь, – сказал как-то Степан, сидя за столом в беседке и глядя, как Кристинка качается на качелях, – странно всё вышло с мамой. Помню, как в детстве мы здесь все вместе собирались. Отец жарил шашлыки, мама с бабушкой варили варенье… Казалось, это навсегда.
– Ну, это твои воспоминания, – отозвалась Дарья, подрезая разросшуюся мяту. От её резких движений в воздух поднимался свежий аромат. – А я помню только бесконечные придирки и попытки командовать. Как будто мы были не хозяевами, а временными гостями в своём доме.
– Да уж, – он вздохнул, поглаживая свежевыкрашенные перила. – Ладно, пойду баню достраивать. Теперь хоть никто не объясняет, что «не так делаем».
Кристинка словно расцвела на даче – завела свой маленький цветник, где посадила любимые маргаритки, часами возилась в песочнице, качалась на качелях до самого заката. Никто больше не одёргивал её строгим «не бегай», «не шуми», «не мешай взрослым».
Лето выдалось жарким. По вечерам они жарили шашлыки, ели прямо в беседке, смакуя каждый кусочек. Планировали, что ещё можно сделать на участке – может, пруд выкопать или альпийскую горку соорудить? Наконец, Дарья чувствовала себя по-настоящему дома – в своём доме, где никто не пытается установить свои порядки.
Прошло два года. Дача расцвела – яблони гнулись под тяжестью плодов, по периметру участка цвели пионы и розы, на детской площадке звенел смех Кристинки и её подружек. Даже старый скворечник ожил – каждую весну в нём селились птицы.
Как-то раз, разбирая старые фотографии, Степан наткнулся на снимок: вся семья на фоне старого дома, ещё до ремонта. Выцветшее фото хранило улыбки, которые давно погасли. Он долго смотрел на него, поглаживая пожелтевшие края.
– Жалеешь? – спросила Дарья, заметив его задумчивость.
– Нет, – он покачал головой. – Просто понял кое-что. Мама всегда говорила о семейных ценностях, о том, как важно держаться вместе. А на деле получилось, что главной ценностью для неё было право командовать. Теперь последнее, что она может контролировать – это своё отсутствие в нашей жизни.
У Дарьи были свои мысли о том, почему ситуация сложилась именно так. Ей казалось, что свекровь просто хотела всего и сразу. Поди плохо: и денег с сына получила, и дачу в порядок привели без её участия, и на огороде не пласталась, а возилась в своё удовольствие, и при этом громче всех повторяла, что дача «семейная», а значит, и она имеет право здесь считать себя хозяйкой. А когда сын воспротивился, она просто решила наказать его молчанием. Не ожидала, что именно этого молчания не хватает сыну и невестке.
Но, конечно, все эти мысли Дарья мужу не озвучивала. Желаемый эффект достигнут, а причинять Степану ещё больше боли она не хотела. Вот тут она была согласна с матерью: иногда всё же стоит быть мудрее.
