— А вы сами-то помните, — Анжела всё же оторвалась от ноутбука, — как на свой завод к семи утра бегали? Тоже ведь не дома у плиты стояли.
— Так то завод! — Владислава Евгеньевна возмущенновсплеснула руками. — Там график! Коллектив! А ты что? Сидишь дома в халате перед компьютером — и это называется работой?
— Сижу дома, — медленно повторила Анжела. — В халате. Да, именно так я третий год обеспечиваю треть семейного бюджета. И, между прочим, именно благодаря этой работе «в халате» мы смогли позволить себе эту квартиру.
— Мам, а когда папа придёт? — голос Евы оторвал Анжелу от рабочей таблицы.
— Скоро, солнышко. Доделывай уроки.
— Я не уроки, я рисую, — девочка старательно выводила что-то цветными карандашами. — Это для папы.
Звонок в дверь раздался неожиданно и резко. На экране ноутбука осталась всего одна незаполненная ячейка, дедлайн через час, но…
— Владислава Евгеньевна? — Анжела удивлённо моргнула, открыв дверь. — А мы вас не ждали сегодня…
Свекровь, не дожидаясь приглашения, решительно прошла на кухню. Анжела поспешила следом, краем глаза заметив, как Ева торопливо подвинула альбом подальше от края стола.
— Так, так, — Владислава Евгеньевна уже откидывала крышку с кастрюли. — И чем ты детей кормишь? Супом непонятной давности!
Анжела медленно досчитала до пяти, прежде чем ответить.
— Суп вчерашний, Владислава Евгеньевна. Просто вчерашний, перед сном сварила, чтобы сегодня от работы не отвлекаться, — она старалась говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало. — Лев, сделай музыку потише, пожалуйста!
Из соседней комнаты донеслось приглушённое «Хорошо, мам!», и звуки фоновой музыки стали тише.
— В моё время… — начала Владислава Евгеньевна.
— В ваше время было ваше время, — Анжела всё же не сдержалась. — Сейчас другое. И дети…
— Вот именно, что другое! — свекровь торжествующе подняла половник. — Я в твои годы и работала, и готовила каждый день свежее, и…
За окном громко просигналила машина, заглушив конец фразы. Анжела прикрыла глаза. Сколько раз она слышала эту песню? Сто? Двести? Но сегодня, именно сегодня, когда отчёт горит, когда Ева простужена, когда Тарас задерживается, а на работе поджимает очередной дедлайн, который она теперь вполне может пропустить, — сегодня она не готова в сотый раз объяснять, почему суп может быть вчерашним, а мама — живой.
Владислава Евгеньевна появлялась в их квартире как clockwork — каждый четверг и воскресенье, ровно в два часа дня. Анжела давно привыкла к этому расписанию и обычно старалась подгадывать с готовкой. Но сегодня была среда, самая обычная среда, когда все планы летели кувырком из-за внезапного совещания, простуды Евы и срочного отчёта.
Впрочем, для свекрови не существовало понятия «неудобное время». Как не существовало и понятия «другая жизнь». В её мире всё делилось на правильное и неправильное, а правильным было только то, что делала она сама. Анжела помнила, как семь лет назад, когда они с Тарасом только поженились, свекровь устроила ей полноценную проверку на профпригодность. Владислава Евгеньевна тогда заявилась к ним домой в шесть утра — проверить, успевает ли невестка приготовить мужу завтрак. С тех пор многое изменилось: появились Лев и Ева, Анжела начала работать удалённо, а Тарас занял должность начальника отдела. Не изменилось только одно — убеждённость свекрови в том, что каждое утро нужно начинать с приготовления свежего завтрака, а вечером обязательно должен быть горячий ужин. Обеды, впрочем, тоже не признавались разогретыми.
Тарас в эти конфликты не вмешивался. «Мама есть мама», — говорил он, пожимая плечами, и уходил в детскую к Льву, где любил устроиться с ноутбуком на диване. Может, он был прав — мама есть мама. Но ведь и жена есть жена, и дети есть дети. И у каждого должно быть право на свою жизнь, свои правила, свой путь. Даже если этот путь включает в себя вчерашний суп.
Владислава Евгеньевна продолжала изучать содержимое холодильника. Она всегда так делала — будто проводила инвентаризацию чужой жизни. Сначала холодильник, потом шкафчики, потом замечания по поводу пыли на верхних полках. Как будто искала подтверждение своей незаменимости, своей правоты. А может, просто не знала другого способа проявить заботу? В конце концов, её саму никто не учил заботиться иначе. Для неё любовь всегда измерялась в тарелках супа и выглаженных рубашках. Она и с мужем, Геннадием Климовичем, общалась в основном на языке борщей и котлет. Он возвращался с работы или гаража, садился за накрытый стол, ужинал и уходил смотреть телевизор. И так — тридцать пять лет подряд, изо дня в день.
— А вот эти котлеты, — Владислава Евгеньевна достала с полки холодильника контейнер, — тоже со вчерашнего дня? И позавчерашнего?
Анжела почувствовала, как краснеет от злости. Котлеты она пожарила только утром, встав на час раньше обычного — Ева с простудой капризничала, отказывалась от всего, кроме маминых котлет.
— Сегодняшние, — коротко ответила она, пытаясь сосредоточиться на отчёте. До дедлайна оставалось сорок минут.
— Сегодняшние? — в голосе свекрови звучало неприкрытое сомнение. — А почему такие бледные? Ты их на маленьком огне жарила? Или масла пожалела?
— Бабуль, — Ева подняла голову от своего рисунка, — а почему нельзя есть вчерашнее? Вот борщ, который вы в воскресенье варили, он же на следующий день был ещё вкуснее.
— Ну сравнила тоже, борщ, ему настояться надо, — отрезала Владислава Евгеньевна, но как-то неуверенно.
— А что борщ? — заинтересовалась Анжела, радуясь неожиданной поддержке. — Чем суп принципиально отличается?
— Не умничай! — свекровь принялась демонстративно перебирать содержимое холодильника. — Я не для того всю жизнь у плиты стояла, чтобы теперь смотреть, как моего сына объедками кормят.
— Владислава Евгеньевна, — Анжела старалась говорить спокойно, хотя руки уже подрагивали, — я сейчас работаю с иностранным заказчиком. У нас через полчаса видеозвонок, где я должна презентовать отчёт. Мне правда нужно закончить.
— Вот! — свекровь торжествующе обернулась к внучке. — Видишь, как сейчас живут? Какая-то работа важнее, чем накормить семью горячим!
— А вы сами-то помните, — Анжела всё же оторвалась от ноутбука, — как на свой завод к семи утра бегали? Тоже ведь не дома у плиты стояли.
— Так то завод! — Владислава Евгеньевна возмущённо всплеснула руками. — Там график! Коллектив! А ты что? Сидишь дома в халате перед компьютером — и это называется работой?
— Сижу дома, — медленно повторила Анжела. — В халате. Да, именно так я третий год обеспечиваю треть семейного бюджета. И между прочим, именно благодаря этой работе «в халате» мы смогли позволить себе эту квартиру. А котлеты… — она встала, подошла к холодильнику и решительно забрала у свекрови контейнер, — котлеты я жарю тогда, когда считаю нужным. И суп варю тогда, когда могу. И знаете что? Дети живы, здоровы и даже не жалуются.
— Мама? — в кухню заглянул Тарас. — Что-то случилось? Я думал, ты сегодня на даче.
— На даче? В такую жару? — Владислава Евгеньевна поджала губы. — Я лучше к детям, проверить, как они тут…
— Как они тут живут без свежесваренного супа? — неожиданно резко спросил Тарас, проходя на кухню. — Мам, мы это уже обсуждали.
Анжела замерла. За семь лет брака она впервые слышала такой тон в голосе мужа при разговоре с матерью.
— Что обсуждали? — свекровь дёрнула плечом. — По-моему, как раз не обсуждали! Я прихожу, а у них суп…
— Вчерашний, — спокойно кивнул Тарас. — Я знаю. И знаешь что? Меня это полностью устраивает. Потому что когда я прихожу домой, я вижу жену — не измотанную бесконечной готовкой, а живую, интересную, готовую общаться. Вижу детей, которые рассказывают маме о своём дне, а не получают наспех брошенное «подожди, у меня соус выкипает».
— Но как же… — Владислава Евгеньевна всплеснула руками. — Я же всегда всё успевала! И на завод к семи, и обед приготовить, и ужин…
— Успевала? — Тарас присел на край стола, и что-то в его позе напомнило Анжеле маленького мальчика. — А помнишь мой выпускной в начальной школе? Когда я грамоту получил? Я так ждал, что ты придёшь… А ты не пришла — парила котлеты к приходу отца. Знаешь, я тогда впервые подумал: лучше бы этих котлет не было совсем. Лучше бы мама была — со мной.
— Я же для вас старалась! — в голосе свекрови появились слёзы.
— Для нас? — Тарас горько усмехнулся. — А кто от повышения отказался? Помнишь, как тебе начальником цеха предлагали стать? А ты отказалась — потому что график будет ненормированный, потому что дома всё развалится без твоего присмотра. Мне тогда четырнадцать было, я уже всё понимал. И знаешь, что я понял? Что ты не для нас старалась — ты свои представления о правильной жизни обслуживала.
— Твой отец требовал… — упрямо повторила Владислава Евгеньевна.
— Отец требовал, чтобы еда была. Просто была, мам. Это ты сама себе придумала, что она должна быть только что с плиты. А знаешь, чего он на самом деле хотел? Чтобы ты с ним иногда разговаривала — не про суп, не про котлеты, а просто разговаривала. Думаешь, он в гараж от хорошей жизни сбегал?
— Я всё правильно делала! — в голосе свекрови появились визгливые нотки. — А вы…
— А мы что? — неожиданно твёрдо вступила Анжела. — Знаете, я ведь помню, как вы в прошлом году в больницу попали. С воспалением лёгких. Потому что с температурой пошли готовить эти обязательные свежие котлеты. А толку? Тарас тогда замороженные разогрел — и ничего, все живы остались. А вот вы чуть не…
— Не тебе меня учить! — Владислава Евгеньевна стукнула ладонью по столу. — Ты даже не понимаешь, что значит настоящая забота о семье!
— Нет, мам, — Тарас встал между женой и матерью. — Это ты не понимаешь. Думаешь, только ты знаешь, как о семье заботиться? Думаешь, нет других способов любить близких, кроме как загонять себя у плиты? Вспомни свою соседку по цеху, тётю Валю. У неё трое детей выросло, и ничего, не помню, чтобы она с ума сходила по поводу свежей еды. Зато помню, как она с детьми в парк ходила, как на родительские собрания приходила, как…
— Я тоже ходила! — перебила Владислава Евгеньевна.
— Когда, мам? — тихо спросил Тарас. — Когда ты в последний раз была на моём школьном собрании? Когда последний раз спрашивала не «что ты будешь есть?», а «как у тебя дела»? Когда ты вообще слышала, что я говорю, а не только то, что у тебя на плите?
Владислава Евгеньевна молчала, крепко сжав губы.
— Я хочу для своей семьи другого, — продолжил Тарас, обнимая подошедшую Анжелу за плечи. — Хочу, чтобы мои дети помнили не кастрюли на плите, а живое общение. Чтобы через двадцать лет они могли рассказать своим детям: «А вот однажды мы с мамой и папой…» — и это не было бы историей про поход в магазин за продуктами. Чтобы жена могла работать и развиваться, а не считать себя виноватой за каждый неидеальный обед. И чтобы ты наконец поняла — никто не требует от тебя этих жертв. Ни я, ни отец — никто. Ты сама себе их придумала.
Владислава Евгеньевна сидела, сжав губы, выпрямив спину — как будто проглотила штырь. Лицо застыло, но пальцы нервно теребили край скатерти. В кухне повисла тяжёлая тишина.
— Значит, вот как ты теперь с матерью разговариваешь, — наконец произнесла она, глядя строго перед собой. — Учишь меня жить.
— Мам… — начал было Тарас.
— Нет уж, дослушай, — она резко повернулась к сыну. — Думаешь, я не вижу, к чему ты клонишь? Что я всю жизнь зря… что я… — голос её дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. — Тридцать пять лет так жили, и ничего. И ты вырос нормальным человеком. И…
Телефон в сумке мелодично звякнул. Владислава Евгеньевна достала смартфон, нахмурилась:
— Гена пишет, что уже дома. Доел вчерашний борщ, теперь телевизор смотрит.
Она перечитала сообщение ещё раз, словно не веря своим глазам. Тарас с Анжелой переглянулись, но промолчали.
— Ладно, — наконец произнесла Владислава Евгеньевна, поднимаясь. — Мне пора.
— Бабуль, а ты завтра придёшь? — подала голос Ева. — Я тебе свой рисунок покажу!
Владислава Евгеньевна замерла в дверях:
— Приду, — она бросила быстрый взгляд на Анжелу. — Если родители не против.
В голосе её всё ещё звучала привычная строгость, но что-то неуловимо изменилось. Может быть, потому что муж спокойно поел без неё. А может, потому что в словах сына была своя правда.
Через неделю, в четверг, Анжела как раз заканчивала совещание, когда телефон тихо завибрировал. На экране высветилось сообщение от свекрови: «Я сегодня загляну после обеда. Если вы дома».
Анжела перечитала сообщение дважды, не веря своим глазам. За семь лет это было первое предупреждение о визите.
Владислава Евгеньевна появилась в начале третьего, с неизменной сумкой в руках. По привычке первым делом направилась к холодильнику, но остановилась на полпути:
— Я пирог испекла. С яблоками.
Она достала из сумки контейнер, поставила на стол. Немного помолчала, разглаживая складку на скатерти:
— Знаешь, я вчера в филармонию ходила. Билет на работе дали. Первый раз за… даже не помню, за сколько лет. Думала, вернусь — дома катастрофа. А Гена просто разогрел себе ужин. И ничего страшного не случилось.
Она замолчала, разглядывая пирог так, будто видела его впервые. А потом добавила почти шёпотом:
— Оказывается, можно и так.
