Катя вымотанная доползла до своей квартиры. Вечер пятницы сулил наконец-то долгожданный отдых. Восемь лет назад она взяла ипотеку и вот только в прошлом месяце выплатила последний платеж.
На душе было тепло и радостно — теперь это точно ее место, только ее.
Она с большим удовольствием встряхнула ключами от двери. Этот звук всегда поднимал настроение, словно напоминал: «Ты дома, ты в безопасности». Недавно законченный ремонт радовал глаз новенькой плиткой в ванной и свежепоклеенными рисунками на стенах гостиной. Пахло еще краской, которой Катя покрыла старый комод, сделав его белоснежным и словно новым.
Только Катя переступила порог, как телефон разразился трелью. На экране высветилось — «Мама». Палец замер над кнопкой ответа. Не хотелось начинать выходные с этого разговора. Отношения с матерью были, мягко говоря, натянутыми.
— Алло, — Катя постаралась придать голосу максимум дружелюбия, хотя внутри все напряглось.
— Еду к тебе, встречай, — послышался энергичный голос матери, помехи на линии искажали звук, будто та была где-то в дороге.
— В смысле? — Катя замерла с пакетом продуктов, который не успела поставить на пол. — Когда?
— Да скоро уже, через час, наверное. Машину поймали на трассе, до города доехали, сейчас на маршрутке.
— Мы? Кто мы? Мам, у меня не убрано, я не готова к гостям, — во рту пересохло. Такие сюрпризы мама устраивала нечасто, но каждый раз это выливалось в неприятности.
— А чего там готовиться? Мать родную встретить. Короче, будем через час. И Вадима, мужа моего встретишь. С ним познакомишься.
Связь оборвалась, но Катя еще долго смотрела на экран телефона. Вадим? Муж? Мать и словом не обмолвилась, что собирается замуж. Хотя, в последнее время они почти не общались. Всё больше перекидывались дежурными сообщениями по праздникам.
Пришлось спешно наводить марафет — пропылесосить, убрать разбросанные вещи, подготовить хоть какое-то угощение. Чего мать хочет? Похвастаться новым мужем? Деньги попросить? Опыт подсказывал, что просто так подобные визиты не случаются.
Звонок в дверь раздался, когда Катя домывала посуду. Она глубоко вздохнула, вытерла руки и пошла открывать, морально готовясь к встрече.
На пороге стояла мать — Валентина Петровна, всё такая же крупная, громкая, с крашеными в рыжий цвет волосами. А рядом — невысокий лысеющий мужчина с небольшим пузцом и жиденькой бородкой. Позади них громоздились чемодан, объемная сумка и пакеты.
— Ну, здравствуй, доченька! — Валентина Петровна обняла Катю, обдав запахом дешевых духов. — Знакомься, это Вадим, мой муж. А это Катя, дочь моя.
Вадим кивнул, протянул Кате вялую руку и быстро ее отдернул, словно боялся заразиться чем-то.
— Проходите, — Катя посторонилась, пропуская гостей. — Я чай поставила.
— Да какой чай, — махнула рукой Валентина Петровна. — Мы с дороги устали, полдня ехали из деревни. Ты нам комнату покажи, где мы остановимся.
— Комнату? — Катя почувствовала, как по телу пробежала холодная волна. — Вы остаетесь?
— А ты как думала? — мать уже разувалась, скидывая старые растоптанные туфли. — Вадим, затащи сумки, я сейчас руки помою и всё объясню.
Катя молча проводила гостей на кухню. Мысли путались. Квартира однокомнатная, разместить надолго двух взрослых людей просто негде. Да и не хотелось.
— Слушай, дочка, дело такое, — начала Валентина Петровна, расположившись за столом. — Мы с Вадимом расписались недавно. Познакомились в маршрутке, представляешь? Соседом ко мне подсел, разговорились. Он из города, к брату ездил. Ну и закрутилось.
Вадим сидел рядом с подчеркнуто деловым видом, осматривая кухню оценивающим взглядом.
— Рада за вас, — сдержанно ответила Катя. — Только я не понимаю, зачем вы сюда все вещи притащили?
— Вадим без прописки сейчас, — мать подалась вперед. — Его квартиру продали, когда на брата оформляли опеку, он больной совсем. Сложная история. А нам теперь вместе жить надо, мы ж супруги. В деревне зимой делать нечего, работы нет. Так что мы к тебе.
— Ко мне? — Катя остановилась с чашками в руках. — В каком смысле?
— В прямом. Пропиши нас тут, — Валентина Петровна говорила так, будто просила передать соль. — Вадиму работу искать надо, а без прописки никуда не берут. Это ненадолго, пока на ноги встанем.
Катя медленно поставила чашки на стол. В голове промелькнули воспоминания о том, как мать навязывалась пожить у брата и его жены — «ненадолго» превратилось в два года мучений. Как пропала ценная брошь тети Тани, когда мать заходила «проведать» ее после больницы. Как исчезли деньги на поездку, накопленные Катей в студенчестве.
— Мама, это моя квартира, — тихо, но твердо сказала Катя. Недавно ремонт сделала. Прописка — это серьезное дело. Я не могу тебя и, тем более, постороннего человека здесь зарегистрировать.
Пару секунд Валентина Петровна смотрела на дочь неверящим взглядом, а потом её лицо начало меняться — губы сжались, щеки налились краснотой.
— Это мы с Вадимом посторонние? — тон обиженной матери граничил с яростью. — Постороннего человека? Ты о родной матери так говоришь? О той, что тебя растила, воспитывала, ночей не спала? А теперь ты нас на порог не пускаешь?
— Я вас пустила, — Катя скрестила руки на груди. — Переночевать можете на диване. Но прописывать никого не буду.
— Ах ты неблагодарная! — Валентина Петровна стукнула ладонью по столу так, что чашки подпрыгнули. — Я всю жизнь ради тебя! А ты против родной матери? Ты представляешь, как трудно сейчас без прописки? Как чужие живем! Вадим работу найти не может!
— Это не мои проблемы, — Катя старалась говорить спокойно, но голос дрожал. — Я вас не просила ко мне переезжать.
— Хватит орать! Квартира моя, и ни одного человека тут не пропишу! — заявила Катя матери, когда та продолжала кричать всё громче и громче.
Валентина Петровна даже отшатнулась. Такого тона от обычно покладистой дочери она не ожидала. Но быстро взяла себя в руки и перешла к проверенной тактике — давлению на жалость.
— Вот как ты со мной разговариваешь, — она театрально прижала руку к груди. — Я же мать твоя! Я тебя родила, ночами не спала, всё для тебя! А теперь ты на мать голос повышаешь? Из-за какой-то квартиры?
Вадим сидел молча, изучая свои ногти. Пару раз он бросил оценивающий взгляд вокруг, задерживаясь на новой микроволновке и телевизоре.
— Мама, давай прекратим этот разговор, — Катя отвернулась, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. — Переночуйте, а завтра решим, что делать дальше.
— Решим?! — Валентина Петровна встала. — Тут решать нечего! Я твоя мать! Ты же дочь! Как ты можешь отказать родной матери?
— А ты, значит, можешь вот так без предупреждения заявиться и требовать прописку для себя и нового мужа, которого я впервые вижу? — Катя тоже поднялась. — Мама, это моя квартира. Я её купила, я её выплачивала. Я тебе ничего не должна.
— Да кто ты без семьи? — Валентина Петровна повысила голос до крика, её лицо исказилось от злости. — У тебя никого нет, а мы хоть рядом! Ты обязана!
Соседи наверняка уже прислушивались к крикам через стену. Катя стояла со сжатыми кулаками, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы обиды и гнева. В этот момент Вадим наконец подал голос.
— Знаешь, Валя, ты не так подходишь, — он говорил неторопливо, растягивая слова. — Катя права, это её жильё. Но ведь можно договориться по-хорошему. Не обязательно прописывать. Может, просто пожить временно…
Валентина Петровна быстро посмотрела на мужа, словно не веря своим ушам. В её взгляде мелькнуло раздражение, но она быстро переключилась обратно на дочь.
— Вот видишь, мы же не требуем невозможного, — тон Валентины Петровны сменился на просительный. — Просто пожить немного. А дальше сами справимся.
Катя покачала головой. Годы общения с матерью научили её распознавать эти манипуляции. Сначала — требования, потом — давление, затем — уступка и просьба о малом, которое постепенно превращается в большее.
— Нет, мама. Я живу одна и хочу жить одна, — Катя говорила медленно, стараясь звучать спокойно. — Можете переночевать. Завтра помогу вам найти вариант съемного жилья.
— Да где мы деньги на съем возьмем? — Валентина Петровна всплеснула руками. — У Вадима работы нет! Я на пенсию живу!
— А как вы собирались здесь жить? — Катя оперлась руками о стол. — На мою зарплату?
— Ну не чужие же мы люди! — мать снова повысила голос. — Семья должна помогать друг другу! Я столько лет тебя тянула, а теперь ты бросаешь нас на произвол судьбы?
Катя горько усмехнулась, вспомнив, как в детстве часто сидела одна, пока мать «устраивала личную жизнь». Как подростком самостоятельно готовила уроки, а потом и ужин, потому что Валентина Петровна возвращалась поздно. Как набрала первый кредит на образование, потому что материнские «я отложила тебе на учебу» оказались пустыми словами.
— Мы переночуем или нет? — в разговор вмешался Вадим, прерывая затянувшееся молчание.
— Переночуете, — кивнула Катя. — На раскладном диване.
— У тебя что, совсем места нет? — Валентина Петровна окинула взглядом квартиру. — Квартира же большая.
— Места хватит на одну ночь.
Вечер прошел в напряжении. Валентина Петровна то обиженно молчала, то начинала громко рассказывать о тяготах деревенской жизни. Вадим в основном сидел в телефоне, лишь изредка поддакивая жене. Катя постелила гостям на диване и ушла спать на кухню, где соорудила себе лежанку из пледа и подушки.
Уснуть она не могла долго. Слышала, как мать и Вадим шепчутся в комнате, как скрипит диван, когда они ворочаются. В голове роились мысли. А что, если они просто не уйдут? Что, если придется вызывать полицию? Будет ли она выглядеть чудовищем в глазах соседей, если выставит собственную мать за дверь?
К утру Катя приняла решение. Она встала раньше гостей, быстро собралась и вышла, не разбудив их.
Вернувшись через пару часов, Катя обнаружила Валентину Петровну и Вадима уже на кухне. Мать хозяйничала у плиты, жаря яичницу из продуктов Кати.
— А, вернулась, — бросила Валентина Петровна через плечо. — Я тут завтрак приготовила. Садись, поговорим.
— Нам не о чем говорить, — Катя положила на стол бумаги. — Я узнала несколько вариантов съемного жилья. Недорого, с помесячной оплатой. Вот адреса и телефоны хозяев.
Валентина Петровна застыла с лопаткой в руке, глядя на дочь с нескрываемым удивлением.
— Ты серьезно думаешь, что мы уедем? Прямо сейчас? — она засмеялась, но в этом смехе не было веселья. — Доченька, ты что, не понимаешь? Мы к тебе жить приехали! Насовсем!
— Нет, мама, — Катя покачала головой. — Это не обсуждается.
Валентина Петровна отложила лопатку и подошла к дочери вплотную.
— Я твоя мать, — она произнесла это, чеканя каждое слово. — Я тебя родила! Я столько для тебя сделала! А теперь ты выставляешь меня за дверь? За что?
— Не выставляю, — Катя отступила на шаг. — Просто не пускаю жить к себе. Это разные вещи.
— Разные? — Валентина Петровна рассмеялась. — Для меня одинаковые! Родная дочь отказывает в помощи! Да ты…
— Хватит, — Катя подняла руку. — Я больше не буду это обсуждать.
Она вышла из кухни и прикрыла за собой дверь. Руки дрожали, но лицо оставалось холодным. Катя прошла к входной двери и распахнула ее настежь.
— Хватит орать. Квартира моя. Ни одного человека тут не пропишу. Ни тебя, ни его. Никогда, — твердо произнесла Катя, когда мать с Вадимом вышли в коридор.
Валентина Петровна застыла, словно не веря своим ушам. Но быстро опомнилась и перешла в наступление.
— Ты не имеешь права так со мной разговаривать! — закричала она, размахивая руками. — Я тебя выносила! Родила! Воспитала! Ты обязана мне помогать! Обязана!
Вадим стоял в стороне, покашливая и переминаясь с ноги на ногу. По его лицу было видно, что он надеялся как-то проскользнуть в эту квартиру вслед за женой, не привлекая к себе внимания.
Катя несколько секунд молчала, собираясь с мыслями, а затем посмотрела прямо в глаза матери.
— Родство не даёт права распоряжаться чужим. Даже если это чужое — у родной дочери, — произнесла она тихо, но отчётливо. — Я не обязана тебе своей квартирой. И не обязана впускать в свою жизнь посторонних людей только потому, что ты вышла за него замуж.
— Неблагодарная! — выкрикнула Валентина Петровна. — Ты пожалеешь об этом! Вспомнишь мои слова!
Катя не ответила. Она просто стояла, держа дверь открытой, пока мать и Вадим не забрали свои вещи и не вышли. Только когда они скрылись в лифте, Катя закрыла дверь и оперлась на нее спиной.
Руки всё еще дрожали. Катя медленно сползла по двери на пол и закрыла лицо руками. Внутри бушевала буря из обиды, гнева и странного, непривычного облегчения. Долго она сидела так, не двигаясь, слушая тишину своей квартиры.
Наконец Катя встала, прошла на кухню и налила себе чай. Обычный день. Обычное утро. Только теперь что-то изменилось внутри нее самой.
На следующий день телефон завибрировал от входящего сообщения. Мать прислала короткий текст: «Документы, у тебя оставила, приеду заберу. Больше не приеду.»
Катя прочитала сообщение несколько раз, но не ответила. Вместо этого она отправилась в строительный магазин и купила дополнительный замок безопасности. Вернувшись, установила его на дверь и отключила звонок домофона.
Вечером того же дня Катя сидела на балконе, завернувшись в плед и глядя на город. Обида и горечь постепенно уступали место новому чувству. Она впервые отказала матери прямо, без оправданий и уступок.
«Быть плохой дочерью», как сказала бы Валентина Петровна. Но на самом деле Катя просто стала человеком с границами. Человеком, который не позволяет даже самым близким людям распоряжаться своей жизнью и имуществом.
Телефон снова завибрировал. Валентина Петровна прислала фотографию — она и Вадим на фоне какого-то дома. «Сняли комнату. Без твоей помощи. Раз уж собственная дочь отказала.»
Катя отложила телефон, не ответив. Значит, могли найти жилье. Значит, на самом деле не нуждались так отчаянно в помощи, как пытались показать.
Она сделала глоток чая и посмотрела на звездное небо. Впервые за долгое время Катя чувствовала себя по-настоящему спокойно в своей квартире. В своем маленьком мире, где только она решает, кто может войти, а кто — нет. Даже если приходится быть стеной — твердой и непроницаемой. Особенно если стеной — для своих.
