Ирина сидела на кухне, как на вокзале перед побегом. За спиной — гул телевизора, на столе — ноутбук, рядом чашка с остывшим кофе. На экране — таблица с инвестициями, а в голове — таблица умножения на людей, которые изо дня в день забирали её деньги, нервы, жизнь.
Она слушала, как в соседней комнате её муж Дмитрий снова спорит с мамой. Галина Петровна прибыла вчера вечером. Без предупреждения. С двумя сумками, пятью банками огурцов и непрошенными советами.
— Тридцать два квадратных метра счастья, — мысленно усмехнулась Ирина, глядя в пустоту. — И в каждом углу по родственнику Дмитрия.
— Я тебе говорю: у Ирины деньги есть! — звучал голос Галины Петровны за стенкой, звонкий и ехидный. — Не просто так она в этой своей «финансовой аналитике» шастает. Три года уже копит, а нам ни копейки! Светка вон ипотеку платит, Игорь опять без работы — а эта сидит как Кощей над златом!
— Мам, ты сейчас начнёшь — она опять психовать будет… — пробубнил Дмитрий, будто извиняясь.
Ирина молча закрыла ноутбук. Медленно поднялась, прошла по коридору и встала в дверях зала. Скрестила руки. На ней был простой серый халат, волосы собраны в пучок. Вид у неё был такой, что даже кот спрятался под диван.
— Ну что, мать, рассказываете сыну, как жену делить будем? — спокойно спросила она, глядя на свекровь.
Галина Петровна не растерялась. Отложила кофту, которую гладила прямо на коленке.
— Ира, я ведь как родная к тебе. Я за семью болею. Ты сама посмотри: всем плохо, а ты живёшь, будто в другой стране! У тебя всё по графикам, по отчетам, а мы, простые люди, что? На шее у государства…
— На моей шее вы, Галина Петровна. Не у государства.
Дмитрий тяжело вздохнул.
— Ира, давай без этих перегибов… Ну мама же не с упрёком…
— Конечно, не с упрёком. С предложением, — Ирина повернулась к нему, — Сколько Света просила в прошлый раз? Сто двадцать? И где деньги?
— Ну… почти вернули…
— Они тебе переводили сто двадцать рублей. С комментарием «на обед».
Галина Петровна всплеснула руками:
— Так она же не работает сейчас, у неё дети! Ты что, совсем бездушная?
Ирина подошла ближе. Говорила негромко, но глаза у неё были, как у хирурга перед разрезом.
— Я сорок два года. Я не танцую на барной стойке и не снимаю тиктоки. Я работаю. Коплю. Потому что хочу жить одна. Понимаешь? Не в этом коммунальном аду с тобой, Димой и его двоюродной племянницей, которая приходит стирать у нас, потому что у неё сломалась машинка. Два года назад.
— Ты хочешь разрушить семью! — вскинулась Галина Петровна.
— Нет, — устало выдохнула Ирина. — Я просто хочу выйти из неё.
Дмитрий подошёл, сел рядом, взял её за руку. Голос у него был натянутый, как верёвка на бельё.
— Ир, ну ты же знаешь, мне сейчас с работы не платят вовремя. Я стараюсь, правда. Но пока вот так. У нас ипотека, Светке неоткуда, Игорь опять с судом по алиментам. Мама на пенсии. Ну не выкинешь же всех?
— А почему всё это мне решать, Дима? — её голос дрожал. — Почему я должна жертвовать собой ради вашей удобной несостоятельности?
— Это же семья… — он пожал плечами.
— Ошибаешься. Это — коллективный шантаж. На который я больше не подписываюсь.
Ирина развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью. Минут через пять ей в дверь постучали. Осторожно. Как к человеку, который уже купил билет в один конец.
— Можно? — заглянул Дмитрий.
Она молчала. Смотрела в окно. На девятом этаже соседи сушили постельное бельё. Повезло. У них, видимо, никто не приезжает «в гости на недельку».
— Я поговорил с мамой… Она уйдёт на днях, — осторожно начал он.
— На днях — это когда? — не повернулась Ирина.
— Ну, в воскресенье… Может, понедельник… Там Света приедет, заберёт её.
— Ага. Света. Та самая Света, которая вчера звонила и спрашивала, нет ли у меня лишних пятьдесят тысяч, «просто до зарплаты».
— Ну а что ты хочешь, чтобы я сделал? — вдруг резко, почти с досадой, бросил он. — Развёлся? Сказал маме «катись отсюда»?
Она повернулась.
— Да.
Он вздохнул.
— Ты с ума сошла.
— Нет, Дима. Я просто выздоровела. Знаешь, как в анекдоте? Когда женщина пришла к врачу и говорит: «Доктор, у меня с глаз что-то… пелена какая-то». А он отвечает: «Это здравый смысл, поздравляю. Вернулся».
Он подошёл ближе, глядя ей в глаза.
— Ты не можешь просто так всё бросить.
— Могу. И уже начала. И ещё — у меня есть квартира. Маленькая, студия. Куплена. На меня. Без всяких “мы”. Я давно собиралась. Просто хотела уйти по-хорошему. Но не получится. Потому что здесь всё — как на болоте. Стоит оступиться — и уже по грудь.
Дмитрий молчал. Потом развернулся и вышел. Спокойно. Без крика. Только хлопнул дверью чуть громче, чем обычно.
Через два дня Галина Петровна уехала. Но перед этим Ирина застала её в коридоре с ключами от её — Ирининой — квартиры.
— Вы что делаете?
— Да я… просто посмотрела, какие у вас замки. Может, запасной сделать, ну, на всякий случай…
— На какой случай, простите?
— Мало ли. Ты уедешь. Вдруг что случится, как мы зайдём? А это — семейная квартира. Ты же с Димой…
— Уже нет.
Ирина спокойно взяла ключи, вложила в карман пальто. Смотрела в глаза свекрови, как в глаза аудитору. Холодно. Без иллюзий.
— Удачи вам, Галина Петровна. Надеюсь, вы найдёте кого-то ещё, кто будет платить за ваши “мало ли”.
Вечером она собрала вещи. Чемодан. Документы. Ноутбук. Ключи — свои, не «семейные».
Ирина вышла из подъезда. Воздух был прохладным, но лёгким, как новое начало.
Мимо прошёл сосед с собачкой. Улыбнулся.
Она впервые за долгое время тоже улыбнулась.
Дверь захлопнулась за её спиной. Навсегда.
— Ира, ты могла бы хотя бы не трубку скидывать? — голос Дмитрия срывался с автоответчика каждый вечер. — Нам надо поговорить. Мы не можем так… просто вот так! Я же твой муж, чёрт возьми!
Она слушала голосовые, как кто-то слушает прогноз погоды в стране, где никогда не был. Всё одно и то же: давление повышенное, осадки постоянные, солнечно не будет. Удалить. Удалить. Удалить.
Прошла неделя с её ухода. Маленькая квартира на Шоссе Энтузиастов оказалась спасением. Стены в ней были тонкие, но честные. Здесь никто не просил взаймы, не занимал стиралку и не заглядывал в шкаф с запасами, чтобы «взять немножко гречки».
Она жила одна. Впервые. Ела в тишине, спала по-человечески, а не под храп Дмитрия и зуммер мультиварки. Не было обсуждений, кто сколько платит за интернет. Никаких истерик на тему: «Почему ты скрываешь доходы от семьи?».
Но, как водится, покой ей только снился.
Утром субботы — самый мерзкий день недели, потому что все свободны — её дверь звякнула звонком.
Открыла.
На пороге стояла Светлана. Золовка. Вся в синтетике и претензии.
— Ну вот ты где! — выпалила она без приветствия. — Мы тебя в розыск подали, ты в курсе?
— Только если семейный. В полицию не звонили? — Ирина опёрлась на косяк.
— Очень смешно. Ты вообще с головой дружишь? Что это за цирк? Квартира, развод, офис в Москве? Ты хоть думала, как это на Диму влияет?
— Свет, ты как всегда — три вопроса, ни одного смысла. Чего ты хочешь?
Светлана, не дожидаясь приглашения, прошла внутрь, огляделась и фыркнула.
— Маловато будет. А всё говорила — аналитик, зарплата, независимость…
— А тебе какой интерес? Или вы уже решили, кому эта квартира достанется после моего похоронного взноса?
— Ага, а ты шути. А между прочим, Дима лежал с давлением после того, как ты ушла. Мама чуть не вызвала скорую.
— А я тут при чём? Это он привык жить за мой счёт. Организм стресс не выдержал.
— Это ведь его квартира была изначально. Вы ж вдвоём брали ипотеку!
Ирина рассмеялась. Горько.
— Светлана, ты что, тупишь специально или по расписанию? Мы с ним снимали! А моя — вот она, на меня оформлена, куплена до брака. Можете не мечтать. Не делится.
— Да мы не за этим приехали! — вскинулась та. — Просто… нам мама говорила, что у вас там что-то оформлено было. Завещание или типа того. Что-то на двоих. И она теперь не уверена — вдруг это действительно на тебя всё оформлено.
Ирина поставила чашку на стол.
— Ты серьёзно пришла сюда спросить, что на меня оформлено?
— А вдруг Дима умрёт?! Или ты! Кто это всё получит?
— Мы в разводе, Света.
— Но ещё не оформлено! Юридически — вы пока муж и жена. Значит, всё общее!
— Нет, не всё. Ты, видимо, плохо знаешь законы. Это не квартира, а студия. Куплена до брака. Без вложений с его стороны. Деньги мои. Документы хочешь — покажу. Хотя… зачем? Вы всё равно считаете, что жена — это банковская функция.
Светлана не сдержалась:
— Ты всегда была такая… холодная! Деньги, графики, цифры! А у нас — семья! Чувства! Ты всё разрушила!
— Нет, Света. Я просто перестала быть донором. Ваша «семья» — это как поездка в такси: вы вызываете, когда надо, едете бесплатно, а потом — «до свидания, сами как-нибудь».
— Мамка моя права была… Ты Игоря влюбила в себя, а потом на Диме женишься, всё по расчёту!
— Это сейчас было заявление в суд или просто твоё очередное безумие?
— А ты думала, мы не помним, как ты с Игорем в молодости крутила? Он же тебя обожал! Только потом ты «вдруг» выбрала Диму. Почему? Потому что он ипотеку мог взять!
Ирина вздрогнула. Старый нерв снова напомнил о себе. С Игорем действительно было… Но давно. До всего. До брака, до сестры, до этих семейных сериалов.
Она подошла ближе. Говорила почти шёпотом.
— Хочешь знать правду, Света? Я вышла за Диму, потому что хотела вырваться. От матери, от нищеты, от одиночества. А с Игорем было… слишком живо. Слишком настоящее. Я испугалась. И знаешь, что самое обидное? Я была счастлива — с ним. Недолго. Но счастлива.
Светлана побледнела.
— И ты теперь это говоришь?
— А почему бы и нет? Свадьба прошла, дети родились, развод оформляется. Пора, Света. Пора говорить всё.
Та резко развернулась и пошла к двери. Обернулась.
— Ты ещё об этом пожалеешь, Ира. Слишком много людей ты обошла стороной. А жизнь — она любит возвращаться.
— Да, — кивнула Ирина. — Только иногда она возвращается с адвокатом.
Вечером был звонок. Номер — Игоря.
Она не брала. Потом всё-таки нажала «ответить».
— Привет, — его голос был грубее, чем раньше. Или это годы?
— Привет.
— Ты знаешь, что тут происходит?
— Догадываюсь.
— Света сорвалась. Мама твоя… ну, вернее, бывшая свекровь — она уже намекала, что надо «возвращать своё». Дима пьёт.
— А ты?
— А я вспоминаю. Тебя.
— Не поздно?
— Не знаю. Но если я не скажу сейчас, будет точно поздно.
Она молчала. За окном вечер. За спиной — новая жизнь. Перед ней — старая, но с другим лицом.
— Можем встретиться? — спросил он.
— Можем, — сказала Ирина. — Но не для того, чтобы вспоминать. А чтобы понять, куда всё делось.
Он молчал.
— Завтра в десять. Кафе на углу у станции. Где мы тогда сидели. Помнишь?
— Помню.
— Только теперь я кофе не пью. Только чёрный чай. Без сахара.
— А я — только коньяк. Без оправданий.
На следующее утро Ирина встала в шесть. Приготовилась, как на собеседование. Не потому что ждала перемен. А потому что была готова к ним.
Кафе у станции с тех пор не изменилось. Всё та же липкая стойка, все те же занав… шторы (упс, почти!) из чего-то, что могло быть скатертью в советской столовой. И всё так же пахло: кофе, пролитым в 2003 году, и тоской по настоящим разговорам.
Ирина пришла на десять минут раньше. Села у окна. Взяла чёрный чай. Без сахара. Так, как сказала. Так, как теперь всё делает — по-своему.
Он вошёл точно в десять. Игорь. Из тех мужчин, что стареют медленно, но заметно. Лицо всё то же — только взгляд другой. В нём больше не было пацанской наглости, только усталость человека, который слишком долго делал вид, что у него всё хорошо.
— Ну здравствуй, — сел напротив, не касаясь её взгляда.
— Привет. Ты не изменился.
— Врёшь. Поседел. Подтяжка поясницы уже ближе, чем подтяжка лица.
Она улыбнулась.
— Ты всегда умел пошутить, когда хотелось плакать.
— А ты — молчать, когда надо было орать.
Они помолчали. Оба смотрели в окно. Мимо шли люди, спешили, жили. Не знали, что тут, за стеклом, сидят два человека, которые однажды любили друг друга так сильно, что убежали от этого чувства — в разные семьи, к разным людям, под чужие фамилии.
— Ты серьёзно тогда выбрала Диму? — наконец спросил он.
— Нет, — сказала она. — Я выбрала стабильность. А ты — был как поезд без расписания. Красиво, шумно, опасно. И я испугалась.
— А теперь?
— А теперь я не боюсь. Но ты уже женат. И у тебя семья.
Он усмехнулся.
— Света? Это уже давно не семья. Это компромисс с ипотекой.
— Жестоко.
— Зато честно. Она тебя ненавидит.
— Имеет на это право. Я и в её жизнь однажды залезла не в те тапки.
Он подался вперёд.
— А ты сама-то чего хочешь, Ирина? Прямо сейчас. Не умничай. Просто скажи.
Она посмотрела ему в глаза. Спокойно, ровно.
— Я хочу, чтобы никто не трогал моё. Мои деньги. Мою квартиру. Мои нервы. И хочу, чтобы, если уж кто-то рядом, то не ради выгоды, не ради удобства. А потому что — не может иначе.
Он кивнул.
— Тогда я не подхожу.
— Уже понял.
— Но, может, хоть кофе выпьем?
— Я чай пью.
— Тогда я тоже. Только крепкий. Как твой характер.
Они просидели два часа. Не как любовники. Не как бывшие. А как люди, которые всё поняли. Всё простили. Но не вернулись.
Ирина шла домой, когда раздался звонок. На экране — Галина Петровна. Сухо. Без всяких «мам».
Она вздохнула и нажала «ответить».
— Да?
— Ирина… ты должна приехать. Дмитрий… он в больнице.
— Что случилось?
— У него инсульт. Лёгкий, но всё же. И… он просил тебя.
— Зачем?
— Он сказал, что хочет поговорить. В последний раз.
— Вы же все меня ненавидите.
— А теперь ты — единственная, кто ему остался. Он… завещал тебе всё.
Наступила пауза. Глухая, как в подвале.
— Что значит «всё»?
— Он оформил наследство на тебя. Ему вчера стало плохо. Он позвал нотариуса, сказал, что если не выживет — всё тебе. Включая долю в квартире, где вы жили. Он сказал, ты одна этого достойна.
Ирина села на ближайшую скамейку. Мимо пробежал мальчишка с мороженым. Жизнь продолжалась.
— Где он?
— Больница на Фестивальной. Он в сознании.
Она ехала в такси молча. В голове стучало: зачем? зачем теперь?
Когда она вошла в палату, он был бледен. Худая рука — как чужая. В глазах — страх. Но не за себя.
— Привет, — хрипло сказал он. — Прости, что так…
— Ты же знал, что я не приду, если просто позовёшь.
— Знал.
— Почему всё на меня?
— Потому что я наконец понял. Ты никогда не брала лишнего. И всегда давала больше, чем мы заслуживали. Я думал, ты просто жёсткая. А ты — настоящая. Я… был слаб.
— Ты был ленив, Дим.
— И это тоже.
Он закрыл глаза. Молчал. Дышал тяжело.
— У тебя теперь квартира. Всё, что мы нажили, — твоё. Но если ты не хочешь — можешь отказаться.
— Я не откажусь, — сказала Ирина. — Я слишком много вложила. В эту жизнь, в эти стены, в твои долги, в свои нервы. Это — не подарок. Это расплата.
Он кивнул. Слеза скатилась по щеке.
— Я тебя любил… по-своему.
— А я тебя терпела — тоже по-своему.
— Прости…
— Не стоит. Всё уже прошло. И мы с тобой — тоже.
Через неделю она стояла на пороге той самой квартиры. С ключами в руках. Галина Петровна пришла с коробками.
— Я собрала его вещи, — сказала она. — Мы с Светой переезжаем к ней. Здесь теперь твой адрес.
— Спасибо.
— Знаешь… ты, конечно, та ещё стерва. Но справедливая. Всё-таки ты сильная женщина, Ира.
— А вы — просто свекровь. Такая, как все.
Они обменялись долгим взглядом. Не враги. Не друзья. Просто две женщины, у которых был один мужчина, но разный взгляд на жизнь.
— Ну, не скучай, — сказала Галина Петровна. — А я пошла. Пока не передумала.
Ирина закрыла дверь. Встала посреди комнаты. Сняла туфли. Глубоко вдохнула. И наконец сказала вслух:
— Ну что, моя квартира. Здравствуй.
Вечером она поставила на стол два бокала. Один — с чаем. Второй — с коньяком. Включила музыку. Старую, из тех времён, когда всё только начиналось.
Не потому что кто-то должен прийти. А потому что теперь она — хозяйка. И больше ничего — никому — не должна.
