На столе, покрытом старой скатертью с выцветшими ромашками, громоздились тарелки с нарезкой, миски с салатом и бутылка вина. Сегодня отмечали тридцатую годовщину свадьбы Ирины и Павла, и несмотря на праздничный повод, напряжение в комнате можно было резать ножом.
— Ну, мать твоя, Тëма, конечно, актриса! — бросила Света, невестка. — Тридцать лет вместе, а она до сих пор делает вид, что всё идеально. Прямо театр одного актёра.
Павел, грузный мужчина с сединой на висках, только хмыкнул, не отрывая взгляда от своей тарелки. Его пальцы крепко сжимали вилку. Ирина, сидящая напротив, натянуто улыбнулась, поправляя тонкий браслет на запястье. Её глаза, всё ещё яркие, несмотря на годы, метнули в сторону Светы быстрый, острый взгляд.
— Светочка, — голос Ирины был сладким, но с едва уловимой язвительностью, — если тебе не нравится, как мы отмечаем свою годовщину, могла бы не приходить. Никто ведь не заставлял.
Света фыркнула, откидываясь на спинку стула. Её муж, Артём, сын Ирины и Павла, сидел между ними, уставившись в свой телефон, как будто происходящее его не касалось. Но его левая нога под столом нервно подрагивала, выдавая, что он всё слышит и всё понимает.
Конфликт назревал уже давно, и эта годовщина стала лишь поводом выплеснуть то, что копилось годами. Ирина и Павел жили вместе тридцать лет, их брак давно превратился в привычку, скреплённую общими счетами и общей ипотекой, которую они выплатили только пять лет назад.
Ирина, бывшая школьная учительница, всегда гордилась тем, что умела держать лицо. Даже когда Павел потерял работу на заводе и полгода сидел дома, она продолжала улыбаться соседям и рассказывать, что всё у них под контролем. Павел же, человек немногословный, но упрямый, молча терпел её театральность, хотя иногда его прорывало — и тогда он мог хлопнуть дверью так, что стёкла дрожали.
Света вошла в их семью семь лет назад, когда вышла замуж за Артёма. Она была прямолинейной, резкой, с привычкой говорить всё, что думает, даже если это задевало других. Её раздражала манера Ирины всё приукрашивать, превращать семейные проблемы в анекдоты для гостей.
Ирина же видела в Свете угрозу своему хрупкому миру, где всё должно быть «как надо». Артём, зажатый между матерью и женой, предпочитал отмалчиваться, лишь изредка пытаясь разрядить обстановку шуткой. Но сегодня шутки не работали.
— Я просто не понимаю, — продолжала Света, игнорируя предостерегающий взгляд Артёма, — зачем устраивать этот спектакль? Все же знают, что у вас всё… ну, не то чтобы гладко.
Ирина замерла, её улыбка стала похожа на маску. Павел медленно поднял голову, его глаза сузились.
— Света, — сказал он тихо, но с такой тяжестью, что все замолчали. — Это наш праздник. Если тебе не нравится, вон дверь.
Света открыла было рот, чтобы ответить, но Артём наконец отложил телефон и вмешался:
— Мам, пап, Свет, давайте не будем. Сегодня же ваш день, тридцать лет — это круто. Может, тост скажем?
Его голос звучал примирительно, но в нём сквозила усталость. Он уже не раз оказывался в роли миротворца, и каждый раз это заканчивалось одинаково — кто-то всё равно оставался обиженным.
Предыстория этого вечера была длинной и запутанной. Ирина всегда мечтала о большой, дружной семье, как в старых фильмах, где все собираются за столом, смеются и делятся историями.
Но реальность была далека от её фантазий. Артём, их единственный сын, рос тихим и замкнутым, а после женитьбы на Свете стал ещё более отстранённым. Света, с её острым языком и привычкой всё контролировать, быстро стала для Ирины источником раздражения. Павел, наоборот, относился к невестке с молчаливым уважением — ему нравилось, что она не боится говорить правду, но он никогда не признавал этого вслух.
Последний год был особенно тяжёлым. Ирина вышла на пенсию, и отсутствие работы лишило её привычного ритма жизни. Она начала цепляться к мелочам: то Павел не так повесил полотенце, то Артём слишком редко звонит.
Света же, работавшая администратором в стоматологии, постоянно жаловалась на нехватку денег и времени, а ещё на то, что Ирина слишком вмешивается в их с Артёмом жизнь.
Конфликт достиг пика, когда Ирина, не спросив, купила для их квартиры новый диван, заявив, что старый «выглядит как-то слишком убого». Света восприняла это как намёк на их финансовую несостоятельность и неделю не разговаривала с Ириной.
Годовщина должна была стать актом примирения. Ирина настояла на том, чтобы отметить её дома, «по-семейному». Она сама готовила весь день, достала из кладовки старый сервиз.
Павел, ворча, помогал нарезать колбасу и открывать банки с маринованными грибами. Но вместо тёплого вечера получилось то, что сейчас разворачивалось за столом — обмен колкостями и старыми обидами.
Света, проигнорировав слова Павла, продолжала:
— Я просто хочу сказать, что все эти ваши «у нас всё хорошо» — это неправда. Вы ссоритесь, как и все. Зачем притворяться? Артём, скажи хоть что-нибудь!
Артём вздохнул, потирая виски.
— Свет, я не хочу в это лезть. Это их жизнь.
— Их жизнь? — Света повысила голос. — А зачем нас сюда позвали? Зачем каждый раз напоминают, что мы должны быть «идеальной семьёй»? Я устала от этого!
Ирина резко встала, её стул скрипнул по линолеуму. Она схватила пустую тарелку и направилась к кухне, бросив через плечо:
— Если ты устала, Света, то это твои проблемы. Я стараюсь для всех нас, а ты только критикуешь.
Павел посмотрел ей вслед, потом перевёл взгляд на Свету.
— Хватит, — сказал он. — Ты слышала? Хватит.
Но Света уже не могла остановиться. Она вскочила, её лицо покраснело.
— А вы, Павел, почему молчите? Все знают, что вы тоже не в восторге от её вечных представлений! Почему вы никогда не скажете, что думаете?
Артём наконец поднял глаза, его лицо напряглось. Павел медленно отложил вилку, его пальцы слегка дрожали.
— Ты не знаешь, о чём говоришь, — сказал он тихо. — Ирина делает, что может. А ты… ты просто не понимаешь.
Кульминация наступила неожиданно. Ирина вернулась из кухни, держа в руках поднос с десертом — неуклюже украшенный торт, который она пекла полночи. Её глаза были красными, но она старалась держать себя в руках.
— Я хотела, чтобы этот вечер был особенным, — сказала она, глядя на всех троих. — Но, видимо, я ошиблась. Вы все думаете, что я притворяюсь. Может, и так. Но знаете, почему? Потому что если я не буду держать всё вместе, то всё развалится. Вы хоть раз об этом подумали?
Её голос дрогнул, и в этот момент Павел сделал то, чего никто не ожидал. Он встал, подошёл к Ирине и обнял её. Это было так неожиданно, что даже Света замолчала. Павел, человек, который за тридцать лет редко показывал эмоции, держал жену за плечи и говорил тихо, но твёрдо:
— Ир, ты не одна это держишь. Я тоже стараюсь. И Артём. И даже Света, хоть и не хочет признавать.
Света опустила глаза. Впервые за вечер она выглядела неуверенно. Артём кашлянул, пытаясь скрыть неловкость.
— Мам, мы ценим, что ты делаешь, — сказал он. — Просто… иногда это слишком. Мы не всегда справляемся.
Ирина посмотрела на сына, потом на Свету. Её лицо смягчилось.
— Я не хотела вас давить, — сказала она. — Я просто… боюсь, что если не буду стараться, мы все станем чужими.
Света молчала, глядя на торт. Потом она вдруг сказала:
— Я тоже не хотела. Просто… мне кажется, что вы не принимаете нас такими, какие мы есть. Я не идеальная, Артём не идеальный. И вы с Павлом… тоже.
Неожиданно наступила тишина. Все сели обратно за стол, и разговор сам собой потёк в другом русле. Павел рассказал старую историю о том, как они с Ириной познакомились на танцах, и даже Света улыбнулась, когда он описал, как Ирина наступила ему на ногу.
Торт оказался не таким уж плохим, хотя крем немного растёкся. Света предложила помочь с посудой, и Ирина, к удивлению всех, согласилась.
Когда Артём и Света ушли, Ирина посмотрела на Павла, который курил на балконе, глядя на тусклые огни спального района.
— Может, мы правда слишком стараемся? — спросила она.
Павел пожал плечами.
— Может. Но без этого мы бы не дожили до совместных тридцати лет.
Ирина улыбнулась — впервые за вечер искренне. Она поняла, что их брак, со всеми его трещинами, всё ещё держится. Не потому, что он идеален, а потому, что они оба не сдаются.
Этот вечер не решил всех проблем. Света всё ещё будет ворчать, Ирина — цепляться к мелочам, а Артём — прятаться за телефоном. Но что-то изменилось. Они увидели друг друга не такими, какими хотели казаться, а такими, какие они есть. И, может быть, это было началом чего-то нового — не идеального, но честного.
