Анна стояла у кухонного окна и смотрела, как серебристая Тойота Камри медленно отъезжает от их подъезда. Новенькая, с салонными номерами. За рулём сидела Галина Петровна, её свекровь. Женщина улыбалась так широко, словно выиграла в лотерею. Руки в кожаных перчатках уверенно лежали на руле. Она поймала взгляд Анны и помахала рукой, не сбавляя улыбки.
Ещё полчаса назад свекровь сидела за этим же столом, пила чай и объясняла спокойным голосом:
— Понимаешь, Анечка, дача всё-таки моя была. Что хочу, то и делаю. А мне машина нужнее — возраст уже, ездить на автобусах тяжело. — Но мы же столько денег вложили… — начала было Анна. — Да, спасибо вам большое. Хорошо всё сделали, цену подняло. Покупатели сразу согласились. Четыре года. Четыре года каждые выходные они ездили на эту про клятую дачу. Меняли фундамент, крышу, проводили воду. Сотни тысяч потратили. «Для внуков же», повторяла тогда Галина Петровна. «Чтобы на свежем воздухе были».
— Мам, а на дачу поедем в субботу? — крикнула из комнаты Маша.
Анна подошла к раковине и включила воду.
— Нет, солнышко. Дачи больше нет.
Анна поставила чашку в металлическую раковину. Звон посуды напомнил другой звук — как четыре года назад Галина Петровна постучала кольцом по старому кухонному столу.
— Слушайте, — сказала она тогда, допивая чай. — А ведь у меня дача есть. В Петушках. Заброшенная совсем.
Сергей оторвался от телефона:
— Мам, ты что, про барак свой? — Какой барак! Домик хороший, просто запущенный. Вот думаю — может, приведём в порядок? Для внуков. Чтобы летом на свежем воздухе были, а не в городской духоте. Анна тогда кивнула. Идея показалась разумной. Маше было семь, Максиму — четыре. Лето в однушке превращалось в пытку.
— Там что делать-то нужно? — спросил Сергей.
Галина Петровна махнула рукой:
— Да ерунда. Водичку подвести, окна подправить. Неделька работы — и готово.
Неделька растянулась на четыре года.
Первый же выезд показал реальность. Дом стоял на гнилых брёвнах, крыша протекала в трёх местах, а вода была только в колодце во дворе.
— Мам, тут же капитальный ремонт нужен, — Сергей поднял доску пола, под которой чернела сырая земля. — Ну что ты сразу пугаешься! Потихоньку сделаем. Зато какая красота будет! И понеслось. Каждую субботу Сергей грузил в машину инструменты, материалы. Анна собирала термосы с едой. Дети ныли — хотели остаться дома, к мультикам.
Галина Петровна появлялась раз в месяц. Ходила по участку, тыкала пальцем:
— А вот тут ещё надо. И здесь доделать. И туалет, конечно, внутрь перенести — не в огород же бегать.
Счета в строительном магазине росли. Сто тысяч, сто пятьдесят, двести…
— Серёж, может, хватит уже? — Анна считала деньги на продукты.
— Почти готово. Ещё чуть-чуть.
Но «чуть-чуть» всё не кончалось.
«Чуть-чуть» закончилось в сентябре прошлого года. Анна помнила этот день — она стояла в обновлённом доме и не верила глазам.
Вместо покосившейся избушки их окружали ровные стены, обшитые вагонкой. Пол не скрипел. В углу стояла новая печка, на стене висела плоская антенна. Из ванной доносился звук воды — Сергей проверял душ.
— Ань, иди посмотри! — крикнул он. — Горячая вода есть!
Анна прошла в санузел. Всё блестело кафелем. Унитаз, раковина, душевая кабина — как в городской квартире.
— Красота, — выдохнула она, но голос прозвучал устало.
Галина Петровна приехала через неделю. Ходила по комнатам, причмокивала: — Ох, какие вы молодцы! Ну прямо дворец сделали! Она включила телевизор, запустила воду на кухне, потрогала обшивку стен: — На следующий год стиралку сюда перевезу. Будет просто загляденье! Сергей улыбался, принимая похвалы. А Анна стояла у окна и считала. Четыре года выходных. Сотни тысяч рублей. Нервы, ссоры из-за денег, пропущенные дни рождения друзей.
— Теперь места хватит всем! — смеялась Галина Петровна. — Большой дом.
Но что-то в её интонации царапнуло слух. Анна посмотрела на свекровь внимательнее. Та отвела взгляд.
Вечером, в машине, Анна молчала. Сергей рассказывал детям про рыбалку, которую устроят следующим летом. А она думала: четыре года жизни за что? За право иногда приехать в гости к свекрови?
Мысль была предательской. Анна постаралась её забыть.
Предательская мысль вернулась в марте. Анна мыла посуду после завтрака. Маша делала уроки за кухонным столом, когда зазвонил телефон Сергея.
— Алло, мам? — Он прижал трубку к уху. — Что? Когда?
Анна выключила воду и обернулась. По лицу мужа поползла странная бледность.
— Понял. Да, хорошо. — Сергей положил трубку и уставился в стол. — Что случилось? — Анна вытерла руки кухонным полотенцем. — Дачу продала. Мама. Вчера оформили. Сердце Анны ухнуло вниз.
— Как продала? Куда?
— Какой-то москвич купил. За два миллиона.
Маша подняла голову от тетради, почувствовав напряжение в воздухе. Анна медленно опустилась на стул. Два миллиона. За дом, в который они вложили четыре года жизни и сотни тысяч рублей.
— Серёж, а она… она же нам не сказала даже. — Говорит, решение приняла быстро. Покупатель сразу всю сумму предложил, наличными. Вечером они поехали к Галине Петровне. На четвёртом этаже их встретила музыка — свекровь слушала какой-то старый шансон.
Она открыла дверь в новом атласном халате, довольная и разгоряченная, словно только из бани.
— Ну что, удивились? — засмеялась она, ведя их в зал. — А я вам сюрприз готовила! Машину купила, мечта всей жизни!
На журнальном столике лежали документы на Тойота, ключи блестели рядом с вазочкой конфет.
— Мам, — Сергей сел на диван, пружины скрипнули, — а мы-то как? Мы же столько… — Что столько? — Галина Петровна нахмурилась, её лицо вмиг постарело. — Это была моя дача. Я вправе делать, что хочу. Анна смотрела на неё и вдруг всё поняла. На стене висели старые фотографии — Галина Петровна молодая, у машины подруги. План был изначально. Найти ду раков, которые приведут развалюху в порядок. А потом продать и купить себе машину.
— Мы четыре года работали, — тихо сказала она, глядя на ключи от Toyota. — Ну и что? Никто не заставлял. Сами предложили помочь. — Четыреста тысяч потратили. — Это ваше дело. Я не просила. Анна встала. Внутри что-то оборвалось — тонкая ниточка уважения, любви, доверия.
— Пойдём, Серёж.
— А машину не хотите посмотреть? — крикнула вслед Галина Петровна. — Красавица такая, серебристая!
Анна не обернулась.
Дома Анна заперлась в ванной и заплакала. В маленькой комнатке эхом отдавались всхлипы, Слёзы лились, словно прорвало плотину. Четыре года. На дачу, которой больше нет.
За дверью послышались шаги.
— Мам, что случилось? — Маша дёргала ручку.
— Ничего, солнышко. Иди к папе, — всхлипнула Анна, глядя на своё опухшее лицо в зеркале над раковиной.
— Ань, открой, — Сергей тихо постучал в дверь.
Она вытерла лицо полотенцем, отперла замок. Муж стоял с опущенными плечами, виноватый и растерянный.
— Я не знал, честное слово. Она мне ничего не говорила. — Знаешь что, Серёж? — Анна села на край ванны. — Больше никаких дел с твоей мамой. Совсем никаких. Из кухни доносился звук работающего телевизора — дети смотрели мультики. Обычная воскресная жизнь, которая внезапно переломилась пополам.
— Ань…
— Ни копейки. Ни одного выходного. Ни слова участия в её проблемах.
Сергей кивнул. Помолчал, потом сказал:
— Я ей позвоню.
Он позвонил через час, когда дети наконец улеглись спать. Анна слышала из кухни его голос — сухой, официальный, совсем не похожий на обычного мягкого Серёжу:
— Мам, мы с Аней решили. Больше никакой помощи. Ни деньгами, ни работой… Да, понимаю, что ты имеешь право… Нет, это окончательно. Галина Петровна что-то кричала в трубку — голос прорывался даже сквозь закрытую дверь. Что-то про неблагодарность, про то, что вырастила сына, а он теперь жену слушает больше, чем мать. Сергей молча слушал, потом сказал:
— Всё, мам. До свидания.
Он положил трубку и обнял Анну:
— Хватит. Больше не ду раки.
Всё кончено.
Звонок раздался в субботу утром. Анна взбивала яйца для омлета. Сергей, который читал новости в телефоне, нехотя поднял трубку.
— Серёженька, миленький! — голос Галины Петровны звучал жалобно и заискивающе. — Машина что-то странная стала. Гремит под капотом, дёргается на светофорах. Ты бы глянул…
Сергей стоял у окна, держал телефон и молчал. Анна видела, что муж напряжен.
— Серёж, ну что молчишь? Ты же в машинах разбираешься.
В голосе свекрови зазвучала привычная уверенность — конечно же приедет, конечно же починит. Как всегда.
— Мам, — Сергея ответил ровно, почти безразлично, — это твоё имущество. Разбирайся сама.
— Что?! Как это — сама?
— Вызови мастера. Или в сервис свози.
— Серёжа! Да как ты можешь! Я же мать! Я тебя растила, кормила!
Анна выключила плиту и повернулась. Муж продолжал смотреть в окно.
— А ты помнила об этом, когда дачу продавала? — спросил он тихо, но в голосе появились стальные нотки. В трубке засвистело от возмущения: — Да как ты смеешь! Неблагодарный! Я для тебя всю жизнь… — До свидания, мам. Сергей отключил телефон и положил на стол. Анна ждала, что внутри что-то дрогнет, что захочется пожалеть мать, помочь. Ждала привычного укола вины, голоса совести.
Но не дрогнуло. Внутри было пусто и спокойно. Как после долгой болезни — слабость прошла, но сил ещё нет.
— Омлет готов, — сказала она, выкладывая пышную массу на разогретую сковородку.
Сергей кивнул и сел за стол. Достал тарелки из сушилки, разложил вилки. Телефон молчал, а за окном начинался обычный субботний день.
Июльским утром Анна укладывала чемоданы в машину. Дети носились по квартире, собирая последние игрушки.
— Мам, а удочки взяли? — крикнул Максим. — В багажнике уже, — ответил Сергей, проверяя давление в шинах. Арендованный домик у озера обошёлся в двадцать тысяч за неделю. Раньше Анна считала бы это расточительством — ведь могли бы поехать на дачу бесплатно. Теперь все было иначе.
Никого чужого огорода. Никаких обязательств. Никаких взглядов через плечо и намёков, что пора бы починить крыльцо.
— Готовы? — Сергей захлопнул багажник.
Машина плавно выехала со двора. Дети уже строили планы: рыбалка, купание, костёр вечером.
— А бабушка приедет к нам? — спросила вдруг дочка.
Анна посмотрела в зеркало заднего вида. Дети ждали ответа без особого напряжения — просто любопытство.
— Нет, детки. Сегодня только мы. И нам этого достаточно.
За окном мелькали дома, дворы, чужие участки с теплицами и грядками. Раньше это вызывало щемящую зависть.
Теперь Анна думала о другом. Они не потеряли дачу. Они избавились от иллюзий.
