За день до отъезда Варвара крутилась по квартире, как заведённая. С самого утра не присела ни на минуту — всё хотелось оставить в порядке. Постирала и аккуратно развесила бельё на балконе, потом всё погладила: рубашки Павла, его домашние футболки, любимые шорты, в которых он обычно ходил по выходным. Потом взялась за готовку. Борщ — не абы какой, а с мясом, на говядине, как Павел любит. Обязательно, чтоб с насыщенным вкусом, густой, чтобы ложка стояла.
На плите готовый ужин, в морозилке контейнер с голубцами, домашние пельмени, зелень нарезана, всё подписано, сложено в пакеты. Варя чувствовала себя словно мать семейства перед длительной командировкой, хотя собиралась всего на несколько дней, в гости к родителям.
Родительская дача находилась в получасе езды на электричке. Домик был небольшой, всего две комнаты и кухня, но ухоженный и уютный, с выкрашенными в светло-зелёный цвет ставнями, палисадником перед крыльцом и красиво цветущими мальвами вдоль дорожки. В воздухе витал тёплый, чуть терпкий запах яблоневых листьев, смешанный с ароматом свежескошенной травы.
Сколько себя помнила, Варя обожала бывать там. Ещё девчонкой сбегала летом в деревню к бабушке, потом — к родителям. Уединение, мамины пироги, тишина, разговоры с отцом на веранде. Эти дачные вечера были для неё настоящей отдушиной, особенно теперь, когда в городе — шум, работа, вечная суета.
Мама, как всегда, встретила её с распростёртыми объятиями, не забыв пощипать за щеки — привычка с детства, от которой не избавиться, сколько бы лет ни прошло.
— Ох, Варюшка, как же я соскучилась! — сказала с нежностью она, прижимая дочку к себе. — Проходи, дочь, я тебе пирожков с луком и яйцом напекла!
— Мам, я только с электрички, дай хоть сумку поставить, — засмеялась Варя, хотя на душе было тепло и уютно, как в детстве, когда возвращалась домой после каникул.
Вечер прошёл словно по нотам. Сначала пирожки, потом чай с маминым вареньем из вишни. Потом разговоры — о чём угодно и ни о чём, как это бывает только с близкими. Сидели на веранде до позднего вечера, обсуждали дела, вспоминали смешные случаи из детства, смеялись.
Казалось, так можно было бы жить целую неделю, а то и месяц. Варя даже подумала, что могла бы остаться подольше. Но у жизни, как известно, всегда свои планы.
На следующий день, аккурат к обеду, в дачные ворота неспешно въехала старая, видавшая виды «Жигули». Варя сразу узнала машину — брат Стас. Приехали, значит. И, судя по объёму их багажа, приехали не на час.
Из машины первой выпрыгнула Таська, его жена. Женщина с характером, громкая, прямая, всегда с претензиями. За ней — их двое детей. Вечно шумные, крикливые, один другого перекрикивает.
— Мама! Мы тут до понедельника останемся! — крикнул Стас, даже не поздоровавшись.
Варя переглянулась с отцом, а он тяжело вздохнул и пожал плечами. Комнаты-то всего две, а у Стаса семья шумная, места будет впритык.
— Ладно, поеду я домой, а то мы тут как селёдки в бочке. — Сказала Варя после того как все вместе пообедали. — Всё равно недолго собиралась оставаться.
Мама всплеснула руками, отец хотел возразить, но Варя их остановила. Она знала: если останется — только испортит себе настроение. А так — хоть дома в тишине посидит.
Через час Варя уже шла к станции, прижимая к себе сумку с пирожками и баночкой абрикосового варенья.
Дом встретил её привычным запахом подъезда, прохладой лестничной клетки и лёгким эхом шагов. Варя достала ключ, вставила в замочную скважину — замок не поддался. Она замерла. Проверила ещё раз. Не тот ключ? Да нет, всё тот же. Покрутила, снова щёлкнула.
И вдруг дверь медленно открылась изнутри.
На пороге стояла незнакомка. Молодая, лет двадцать с небольшим. Не девочка, но и не взрослая ещё. В коротких шортах, босиком, с полотенцем на голове. Варя машинально отметила: полотенце — её. То самое махровое, с голубыми полосками, что она вчера аккуратно сложила в ванной.
— Вы кто? — спросила Варвара, инстинктивно отступив на шаг. В горле пересохло.
Незнакомка, не моргнув глазом, оперлась о косяк двери, как будто стояла тут всегда.
— Простите, а вы?..
— Вы кто? — повторила Варя, на этот раз громче, с нажимом. — И где мой муж?
Неловкая тишина повисла в воздухе, будто кто-то нажал на паузу, забыв включить звук. Варя стояла у порога, не в силах пошевелиться, с рукой, все ещё сжимающей ключ. Незнакомка смотрела на нее с удивлением, переходящим в испуг.
— Муж? — переспросила она, отступая на шаг, словно удар пришелся не по Варе, а по ней. — Я… Я не знала, честно! Он сказал, что живёт один. Что квартира его. Ни слова о жене! Ни намека! Господи… — она машинально подтянула край полотенца на голове и опустила глаза. — Если бы я знала, я бы никогда…
Но Варе не было до сочувствия. Грудь сдавило. Холод под ложечкой сковал изнутри. Всё, что она чувствовала, — это какое-то животное, инстинктивное отторжение происходящего.
Она вспомнила, как в детстве у них в скворечник залетела чужая птица и вытолкала птенцов наружу. Мама тогда сказала: «Такова природа. Кто сильнее — тот и главный». А Варя плакала. А теперь чувствовала себя тем самым птенцом. Только взрослая уже, и плакать, вроде бы, не положено.
Шум воды, до сих пор фоном звучавший из ванной, внезапно стих. Обе синхронно повернулись в сторону коридора, туда, откуда через несколько секунд должен был появиться ответ.
И Варя вдруг поняла — она не готова, ни капельки. Хотелось сбежать. Открыть дверь, выбежать в подъезд, прижаться к стенке, закрыть уши руками и заорать. Вернуться в прошлое, туда, где они с Павлом только поженились. Где он приносил ей кофе по утрам — горький, но вкусный, потому что сварен с любовью. Где она ворчала: «Ты бы лучше тапки принёс — пол ледяной», — и он смеялся, целовал её и бежал за тапками.
Она вспомнила, как они ели пиццу, сидя на полу, потому что мебель ещё не купили, и оба были счастливы. А теперь… теперь ей страшно, до дрожи в пальцах.
Дверь ванной открылась с лёгким скрипом, и на пороге появился мужчина. Высокий, с тёмными мокрыми волосами, с полотенцем, обмотанным вокруг бёдер, и вторым в руке, которым он вытирал голову. Он был чуть загорелый, с широкими плечами. Варя замерла.
— Андрей?! — голос её прозвучал на грани смеха и истерики.
Мужчина замер, словно его самого окатили холодной водой. Выглядел он смущённо, почти комично, с каплями воды, стекающими по ключицам, и полотенцем, болтающимся на плече.
— Э-э-э… Ты… уже вернулась? — неуверенно пробормотал он и, словно по привычке, сделал шаг назад — будто хотел спрятаться обратно в ванную, как ребёнок, застуканный за шалостью.
Варя заморгала, как будто только сейчас осознала происходящее.
— Уже вернулась?! — повторила она, и в голосе прорвался сдавленный гнев, глухой и горячий, как расплавленное железо. — А ты что тут вообще делаешь?
Андрей замялся. Его взгляд метался между ней и девушкой, как у человека, оказавшегося не в том месте и не в то время.
— Меня Паша пустил. Сказал, пока ты на даче, можно у него пару дней перекантоваться, он-то все равно на работе смены дополнительные взял. А у меня ж родители, дома не развернуться. Ну я и… — Андрей почесал затылок, потупился.
— Так, что-то я совсем запуталась, — подала голос незнакомка — Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? И кто такой Паша?
— Паша – мой брат. Это его квартира. А это, — он указал на Варю, — его жена.
— Стоп, — девушка выставила перед собой ладонь. — Ты же… ты же говорил, что это твоя квартира!
— Ну… я, может, чуть-чуть приукрасил…
— Чуть-чуть?! — воскликнула она, подбоченившись.
— Временно, — пробормотал он, переминаясь с ноги на ногу, и от этого движения полотенце на его бедрах угрожающе сползло на пару сантиметров. — Просто я… ну… не хотел казаться… неустроенным…
Повисла неловкая пауза.
— Мне тридцать, — пробубнил он, — а я всё ещё живу с родителями. И, ну, серьёзной девушке скажешь такое — сразу отвернётся. Подумала бы, что я, типа, неустроенный, безответственный…
Варя, до этого стоявшая с прямой спиной, вдруг опустилась на пуфик, будто воздух из неё выпустили. Несколько секунд молчала, а потом, всё-таки заговорила:
— Балбес ты, Андрей, — сказала тихо, без злобы, даже с каким-то сестринским отчаянием. — Из-за тебя я чуть в обморок не грохнулась у входа. Ты хоть представляешь, что я себе напридумывала за эти несколько минут? Я думала, всё, финиш, Паша с любовницей развлекается за моей спиной…
Она выдохнула и потёрла виски. Хотелось то ли плакать, то ли смеяться. А, может, просто лечь и не вставать до понедельника.
Андрей, видно, не знал, куда себя деть. Его девушка стояла, сложив руки на груди, будто готовилась дать ему такую отповедь, после которой он еще неделю не сможет нормально спать.
Но тут случилось неожиданное. Она сделала шаг вперёд, обошла его по дуге и встала прямо напротив. Он отшатнулся, ожидая пощёчины — но она не подняла руку.
— Андрей, — произнесла девушка неожиданно мягко, — ну и глупый же ты. Я ведь не за квартиру тебя полюбила…
Он замер. Даже дышать перестал.
— Мне не нужна квартира. Не нужен «успешный мужчина» из рекламы. Мне нужен ты, настоящий. Даже если ты живёшь с мамой, смотришь мультики по воскресеньям и боишься пауков. Понимаешь?
Андрей глядел на девушку таким взглядом, что казалось, ещё чуть-чуть, и он встанет на одно колено, прямо тут, на коврике у ванной.
Минут через десять они уже сидели на кухне. Варя достала банку с абрикосовым вареньем, разложила пирожки — с яйцом и луком, с яблоками. Девушка — Варя узнала, что её зовут Лиза — помогала, разливая чай по кружкам.
— Только впредь, Андрюш, — сказала Варя, размешивая сахар, — предупреждай, если в мое отсутствие тут планируются мелодрамы. А то вдруг я на следующий раз с папой приеду — он у меня сердечник, не дай Бог такой спектакль увидеть.
Лиза прыснула в кружку от смеха, закашлялась, а Андрей покраснел.
— И запомни, — добавила Лиза, обернувшись к нему, — если ещё хоть раз соврёшь, я тебе лично напомню, что жить с родителями — не стыдно. А вот врать — ещё как.
Варя посмотрела на них, подняла кружку и, почти по-матерински, добавила:
— Ну что, за честность?
Они стукнулись кружками, а внутри у Варвары, наконец, стало спокойно.
